Неточные совпадения
Г-жа Простакова (обробев и иструсясь). Как! Это ты! Ты, батюшка! Гость наш бесценный! Ах, я дура бессчетная! Да так ли бы надобно было встретить отца
родного, на которого вся надежда, который у нас один, как порох в глазе. Батюшка! Прости меня. Я дура. Образумиться не могу. Где муж? Где сын? Как в пустой
дом приехал! Наказание Божие! Все обезумели. Девка! Девка! Палашка! Девка!
Когда она родила, уже разведясь с мужем, первого ребенка, ребенок этот тотчас же умер, и
родные г-жи Шталь, зная ее чувствительность и боясь, чтоб это известие не убило ее, подменили ей ребенка, взяв родившуюся в ту же ночь и в том же
доме в Петербурге дочь придворного повара.
Даже до мелочей Сергей Иванович находил в ней всё то, чего он желал от жены: она была бедна и одинока, так что она не приведет с собой кучу
родных и их влияние в
дом мужа, как его он видел на Кити, а будет всем обязана мужу, чего он тоже всегда желал для своей будущей семейной жизни.
— Он подловат и гадковат, не только что пустоват, — подхватила живо Улинька. — Кто так обидел своих братьев и выгнал из
дому родную сестру, тот гадкий человек…
Извозом ли промышлял и, заведши тройку и рогожную кибитку, отрекся навеки от
дому, от
родной берлоги, и пошел тащиться с купцами на ярмарку.
Тяжело, я думаю, было Наталье Савишне жить и еще тяжелее умирать одной, в большом пустом петровском
доме, без
родных, без друзей.
Всегда она бывала чем-нибудь занята: или вязала чулок, или рылась в сундуках, которыми была наполнена ее комната, или записывала белье и, слушая всякий вздор, который я говорил, «как, когда я буду генералом, я женюсь на чудесной красавице, куплю себе рыжую лошадь, построю стеклянный
дом и выпишу
родных Карла Иваныча из Саксонии» и т. д., она приговаривала: «Да, мой батюшка, да».
— И всего только одну неделю быть им
дома? — говорила жалостно, со слезами на глазах, худощавая старуха мать. — И погулять им, бедным, не удастся; не удастся и
дому родного узнать, и мне не удастся наглядеться на них!
С интересом легкого удивления осматривалась она вокруг, как бы уже чужая этому
дому, так влитому в сознание с детства, что, казалось, всегда носила его в себе, а теперь выглядевшему подобно
родным местам, посещенным спустя ряд лет из круга жизни иной.
Огудалова. Сергей Сергеич у нас в
доме, как
родной.
В
доме коменданта был я принят как
родной.
Тот факт, что Варвара завещала ему
дом, не очень тронул и не удивил его, у нее не было
родных. Завещания и не нужно было — он, Самгин, единственный законный наследник.
— Ну, ветреность, легкомыслие, кокетство еще не важные преступления, — сказал Райский, — а вот про вас тоже весь город знает, что вы взятками награбили кучу денег да обобрали и заперли в сумасшедший
дом родную племянницу, — однако же и бабушка, и я пустили вас, а ведь это важнее кокетства! Вот за это пожурите нас!
— Скажи Николаю Васильевичу, что мы садимся обедать, — с холодным достоинством обратилась старуха к человеку. — Да кушать давать! Ты что, Борис, опоздал сегодня: четверть шестого! — упрекнула она Райского. Он был двоюродным племянником старух и троюродным братом Софьи.
Дом его, тоже старый и когда-то богатый, был связан родством с
домом Пахотиных. Но познакомился он с своей
родней не больше года тому назад.
Она и не подозревала, что Райский более, нежели кто-нибудь в
доме, занимался ею, больше даже
родных ее, живших в селе, которые по месяцам не видались с ней.
Он не без смущения завидел дымок, вьющийся из труб
родной кровли, раннюю, нежную зелень берез и лип, осеняющих этот приют, черепичную кровлю старого
дома и блеснувшую между деревьев и опять скрывшуюся за ними серебряную полосу Волги. Оттуда, с берега, повеяла на него струя свежего, здорового воздуха, каким он давно не дышал.
Говорят, что в кармане у себя он тоже казенную палату завел, да будто
родную племянницу обобрал и в сумасшедший
дом запер.
Вечером новый
дом сиял огнями. Бабушка не знала, как угостить свою гостью и будущую
родню.
И он не спешил сблизиться с своими петербургскими
родными, которые о нем знали тоже по слуху. Но как-то зимой Райский однажды на балу увидел Софью, раза два говорил с нею и потом уже стал искать знакомства с ее
домом. Это было всего легче сделать через отца ее: так Райский и сделал.
Когда требуют совесть и честь, и
родной сын уходит из
дому.
И ежели вмале мне угодит, то достаточный капитал ему отпишу; а совсем ежели угодит, то и всего состояния нашего могу его, по смерти, преемником утвердить, равно как
родного бы сына, с тем, однако, чтобы ваша милость, окромя великих праздников, в
дом не жаловали.
Мы так глубоко вросли корнями у себя
дома, что, куда и как надолго бы я ни заехал, я всюду унесу почву
родной Обломовки на ногах, и никакие океаны не смоют ее!
Добрый купец и старушка, мать его, угощали нас как
родных, отдали весь
дом в распоряжение, потом ни за что не хотели брать денег. «Мы рады добрым людям, — говорили они, — ни за что не возьмем: вы нас обидите».
Нет, не отделяет в уме ни копейки, а отделит разве столько-то четвертей ржи, овса, гречихи, да того-сего, да с скотного двора телят, поросят, гусей, да меду с ульев, да гороху, моркови, грибов, да всего, чтоб к Рождеству послать столько-то четвертей
родне, «седьмой воде на киселе», за сто верст, куда уж он посылает десять лет этот оброк, столько-то в год какому-то бедному чиновнику, который женился на сиротке, оставшейся после погорелого соседа, взятой еще отцом в
дом и там воспитанной.
Вглядывался я и заключил, что это равнодушие —
родня тому спокойствию или той беспечности, с которой другой Фаддеев, где-нибудь на берегу, по веревке, с топором, взбирается на колокольню и чинит шпиц или сидит с кистью на дощечке и болтается в воздухе, на верху четырехэтажного
дома, оборачиваясь, в размахах веревки, спиной то к улице, то к
дому.
Выход из этого двусмысленного положения был один: вырвать Зосю из-под влияния
родной семьи, другими словами, выгнать Ляховских из своего
дома.
Она осталась спокойной по отношению к поведению дочери, потому что вся вина падала на голову Василия Назарыча, как главного устроителя всяких новшеств в
доме, своими руками погубившего
родную дочь.
— Это еще хуже, папа: сын бросит своего ребенка в чужую семью и этим подвергает его и его мать всей тяжести ответственности… Дочь, по крайней мере, уже своим позором выкупает часть собственной виды; а сколько она должна перенести чисто физических страданий, сколько забот и трудов, пока ребенок подрастет!.. Почему родители выгонят
родную дочь из своего
дома, а сына простят?
Григорий взял младенца, принес в
дом, посадил жену и положил его к ней на колени, к самой ее груди: «Божье дитя-сирота — всем
родня, а нам с тобой подавно.
Очутившись в
доме своего благодетеля и воспитателя, Ефима Петровича Поленова, он до того привязал к себе всех в этом семействе, что его решительно считали там как бы за
родное дитя.
Потому ли, что хлопотал-то я усердно около больной, по другим ли каким-либо причинам, только меня, смею сказать, полюбили в
доме, как
родного…
— Да, это дело очень серьезное, мсье Лопухов. Уехать из
дома против воли
родных, — это, конечно, уже значит вызывать сильную ссору. Но это, как я вам говорила, было бы еще ничего. Если бы она бежала только от грубости и тиранства их, с ними было бы можно уладить так или иначе, — в крайнем случае, несколько лишних денег, и они удовлетворены. Это ничего. Но… такая мать навязывает ей жениха; значит, жених богатый, очень выгодный.
Лица были бледны, особенно одушевлены, многие думали о
родных, друзьях; мы простились с казеннокоштными, которых от нас отделяли карантинными мерами, и разбрелись небольшими кучками по
домам.
— Мне иногда бывает страшно и до того тяжело, что я боюсь потерять голову… слишком много хорошего. Я помню, когда изгнанником я возвращался из Америки в Ниццу — когда я опять увидал родительский
дом, нашел свою семью,
родных, знакомые места, знакомых людей — я был удручен счастьем… Вы знаете, — прибавил он, обращаясь ко мне, — что и что было потом, какой ряд бедствий. Прием народа английского превзошел мои ожидания… Что же дальше? Что впереди?
Когда совсем смерклось, мы отправились с Кетчером. Сильно билось сердце, когда я снова увидел знакомые,
родные улицы, места, домы, которых я не видал около четырех лет… Кузнецкий мост, Тверской бульвар… вот и
дом Огарева, ему нахлобучили какой-то огромный герб, он чужой уж; в нижнем этаже, где мы так юно жили, жил портной… вот Поварская — дух занимается: в мезонине, в угловом окне, горит свечка, это ее комната, она пишет ко мне, она думает обо мне, свеча так весело горит, так мне горит.
Покинутый всеми
родными и всеми посторонними, он жил один-одинехонек в своем большом
доме на Тверском бульваре, притеснял свою дворню и разорял мужиков.
Когда все было схоронено, когда даже шум, долею вызванный мною, долею сам накликавшийся, улегся около меня и люди разошлись по
домам, я приподнял голову и посмотрел вокруг: живого,
родного не было ничего, кроме детей. Побродивши между посторонних, еще присмотревшись к ним, я перестал в них искать своих и отучился — не от людей, а от близости с ними.
Знакомые и
родные редели,
дом ее пустел, она огорчалась этим, но поправить не умела.
Тем не менее домашняя неурядица была настолько невыносима, что Валентин Осипович, чтоб не быть ее свидетелем, на целые дни исчезал к
родным. Старики Бурмакины тоже догадались, что в
доме сына происходят нелады, и даже воздерживались отпускать в Веригино своих дочерей. Но, не одобряя поведения Милочки, они в то же время не оправдывали и Валентина.
Проходит еще три дня; сестрица продолжает «блажить», но так как матушка решилась молчать, то в
доме царствует относительная тишина. На четвертый день утром она едет проститься с дедушкой и с дядей и объясняет им причину своего внезапного отъезда.
Родные одобряют ее. Возвратившись, она перед обедом заходит к отцу и объявляет, что завтра с утра уезжает в Малиновец с дочерью, а за ним и за прочими вышлет лошадей через неделю.
Обыкновенно дня за два Настасья объезжала
родных и объявляла, что папенька Павел Борисыч тогда-то просит чаю откушать. Разумеется, об отказе не могло быть и речи. На зов являлись не только главы семей, но и подростки, и в назначенный день, около шести часов, у подъезда
дома дедушки уже стояла порядочная вереница экипажей.
Поэтому в
доме стариков было всегда людно. Приезжая туда, Бурмакин находил толпу гостей, преимущественно офицеров, юнкеров и барышень, которыми наш уезд всегда изобиловал. Валентин был сдержан, но учтив; к себе не приглашал, но не мог уклониться от знакомств, потому что
родные почти насильственно ему их навязывали.
Одна из сестер Золотухиной, как я уже упомянул выше, была выдана замуж в губернский город за приходского священника, и Марье Маревне пришло на мысль совершенно основательное предположение, что добрые
родные, как люди зажиточные и притом бездетные, охотно согласятся взять к себе в
дом племянника и поместить его в губернскую гимназию приходящим учеником.
Но вот наконец его день наступил. Однажды, зная, что Милочка гостит у
родных, он приехал к ним и, вопреки обыкновению, не застал в
доме никого посторонних. Был темный октябрьский вечер; комната едва освещалась экономно расставленными сальными огарками; старики отдыхали; даже сестры точно сговорились и оставили Людмилу Андреевну одну. Она сидела в гостиной в обычной ленивой позе и не то дремала, не то о чем-то думала.
Были два дня, когда уверенность доктора пошатнулась, но кризис миновал благополучно, и девушка начала быстро поправляться. Отец радовался, как ребенок, и со слезами на глазах целовал доктора. Устенька тоже смотрела на него благодарными глазами. Одним словом, Кочетов чувствовал себя в классной больше
дома, чем в собственном кабинете, и его охватывала какая-то еще не испытанная теплота. Теперь Устенька казалась почти
родной, и он смотрел на нее с чувством собственности, как на отвоеванную у болезни жертву.
Галактион искренне был рад гостю, потому что не так тошно
дома. За чаем он наблюдал жену, которая все время молчала, как зарезанная. Тут было все: и ненависть к нему и презрение к деревенской
родне.
Вернувшись к отцу, Устенька в течение целого полугода никак не могла привыкнуть к мысли, что она
дома. Ей даже казалось, что она больше любит Стабровского, чем
родного отца, потому что с первым у нее больше общих интересов, мыслей и стремлений. Старая нянька Матрена страшно обрадовалась, когда Устенька вернулась домой, но сейчас же заметила, что девушка вконец обасурманилась и тоскует о своих поляках.
Бошняк пишет, что ему не раз случалось видеть, как сын колотит и выгоняет из
дому родную мать, и никто не смел сказать ему слова.
«Прощайте,
родные!» В декабрьский мороз
Я с
домом отцовским рассталась
И мчалась без отдыху с лишком три дня...
Еще одно непредвиденное, но самое страшное истязание для тщеславного человека, — мука краски за своих
родных, у себя же в
доме, выпала ему на долю.