Ромейская история

Олег Яковлев, 2023

Отряд русов возвращается домой после войны в Закавказье и проездом оказывается в Константинополе, где получает заманчивое предложение всем скопом поступить в гвардию императора ромеев. Многие в отряде соглашаются, но вскоре начинают тосковать – родина манит. Меж тем умирает император Михаил, в схватке за трон побеждает новый супруг престарелой императрицы Зои – Константин Мономах, а гвардейцы-русы становятся жертвами этой недолгой смуты и оказываются в тюрьме. По счастью, им удастся бежать и добраться до дома, но судьба снова приводит их к Константинополю – в рядах войска, собранного князем Владимиром Ярославином. Таков сюжет нового романа Олега Яковлева, где показаны весьма запутанные отношения между Русью и Ромейской державой в первой половине XI века.

6

Быстроходная скедия^[46] торжественно проскользила по лазоревым волнам залива к серой каменной стене с четырёхугольными башнями. Дивный вид открывался отсюда, с места, где узкий Золотой Рог вливается в величавый Босфор. На холме за стенами виднелись Золотые императорские палаты, возле них возвышался дворцовый собор, также богато украшенный, отделанный золотом и серебром. Вокруг тянулись рядами, вперемежку со стройными кипарисами, роскошные дворцы, а над всем этим великолепием возносился к небесам храм Святой Софии Премудрости, с громадным куполом, как венец огромного города.

Воевода Иванко и сопровождавшие его Любар и Порей, разодетые в долгие ромейские одежды из дорогого бархата, качали головами. Впечатление было такое, что соприкасались они сейчас с чем-то великим и непостижимым доселе, дух захватывало от всей этой красоты, она била в глаза, кичливо и надменно возносилась и словно бы давила, давила на них своей несокрушимой победоносной громадой.

Воевода, чувствуя, как тяжело стало вдруг дышать, расстегнул верхнюю застёжку на ферязи^[47].

Бывший тут же, рядом с русами Кевкамен говорил почти без умолку:

— По правую руку — приморский дворец Буколеон, вот это — Большой дворец, или Палатий. Крытыми переходами он соединён с собором Софии. Слева — Магнавра. Там, в тронном зале, вас примет базилевс. К Большому дворцу примыкают строения ипподрома — видишь, друнгарий Иван, пояс трибун вокруг арены? Если когда-нибудь побываешь на ипподроме, увидишь многие колонны и статуи. Особенно прекрасна статуя Геракла. Это работа самого Лисиппа, прославленного на все века скульптора.

Скедия остановилась у входа в царский дворец. Иванко и его спутники оказались на вымощенном мрамором широком дворе. У ворот несли службу эскувиты — плечистые варяги и нурманы в тяжёлых булатных доспехах, с копьями в руках. Здесь же вдоль стены стояли вылитые из меди огромные статуи почивших императоров и высокие столпы из мрамора.

— Феодосий Великий… Анастасий Дикор… Юстиниан… Лев Мудрый… Роман Лакапин… — тихо говорил Катаклон. — Эти великие правители прославили империю ромеев и сделали её величайшей в мире. Мы — наследники, носители традиций Эллады и Рима.

Посередине двора помещался гигантских размеров четырёхугольный столп, составленный из нескольких столпов и сводов. На нём возвышался большой крест и две статуи, обращённые лицами на восток.

— Равноапостольный император Константин! Основатель нашего города! — рассказывал, захлёбываясь от избытка чувств, Кевкамен. — А рядом — равноапостольная святая императрица Елена, его мать! Это по её велению обретён был и воздвигнут на Голгофе Святой Крест, на коем распят был Господь наш.

— А то что за статуя, с нимбом? — спросил Любар о помещённой к востоку от гигантского сквозного столпа ещё одной скульптуре.

— Это тоже император Константин. Вокруг головы его — сияние. Оно сделано из гвоздей, которыми был пригвождён к Кресту Спаситель.

— Ну уж, из тех прямь? — Любар недоверчиво качнул головой.

— Молчи, нечестивый! — зашипел на него Катаклон. — Как ты смеешь насмехаться над святыней и иметь сомнение в том, что не подлежит сомнению?!

Ко двору примыкал, с одной стороны, храм Святой Софии, а с другой — императорский дворец. Поражённых красотой и роскошью русов провели через анфиладу просторных залов.

Кевкамен тихим голосом коротко пояснял:

— Эрос — зал оружия… Триклин девятнадцати аккувитов… Портик Золотой Руки… Орология — зал часов.

Сонм придворных в красочных парадных одеяниях ожидал в залах выхода базилевса. Каждый чин занимал здесь определённое место согласно строго заведённому порядку. Низшие толклись в помещениях вдали от Золотой палаты, высшие — патриции и магистры — стояли с надменными выражениями на лицах у входа в приёмный зал дворца Магнавры.

Русы проследовали через галерею Триконха — огромных размеров тронный зал в два этажа. Нижний этаж опоясывала галерея с тонкими мраморными колоннами.

Залы дворца изумляли своим богатством: повсюду сияла золотая, серебряная и фарфоровая посуда, на стенах висели персидские ковры, драгоценные каменья украшали чаши, кубки, узкогорлые лекифы^[48], оклады икон, пёстрые мозаичные изображения животных. Крыша зала Жемчуга покоилась на восьми колоннах, а пол выложен был дорогим пелопоннесским мрамором. Шесть колонн из фессалийского зелёного мрамора поддерживали золочёную крышу зала Камиласа. Стены этого зала тоже украшала мозаика. Русы с восхищением рассматривали фигуры людей, собирающих плоды, сцены охоты, в зале Эроса они увидели картины оружия.

Кевкамен отстал от гостей и, согласно этикету, скрылся в толпе таких же, как и он, спафарокандидатов. Строгие диэтарии^[49] во главе с примикарием наблюдали за порядком и раскрывали перед Иванкой и его спутниками высокие двери. Наконец русы остановились перед дверью в Большую Золотую палату.

— Как увидите базилевса, падайте ниц, — вполголоса пояснял им полный невысокий грек в белой шёлковой хламиде с вышитыми на ней золочёными крестами. — Вот сейчас появится Великий Папия, стукнет трижды посохом, откроются двери, и вы войдёте в Золотую палату.

— Ни перед кем ещё выи не склонял, — мрачно и твёрдо отрезал по-гречески воевода. — И перед вашим царём не упаду. Предки наши никогда вам, ромеям, не кланялись!

— Отринь свою гордость, доблестный! — в ужасе прошептал толстый грек. — Сейчас ты увидишь такое!..

Но воевода в ответ лишь презрительно усмехнулся и пожал плечами.

Появился Великий Папия — главный управитель дворца, звонко ударил жезлом по мозаичному полу. Широкие позолоченные двери в Большую Золотую палату распахнулись, и трое русов прошли вместе с магистрами и патрициями в тронный зал, весь окутанный голубоватым фимиамом, струящимся из поставленных на полу чаш.

Придворные чины расступились в стороны, многие тут же распростёрлись ниц, услышав голоса воспевающего славословие базилевсу хора певчих. Заиграли серебряные оргáны, чудная торжественная музыка полилась откуда-то с высоты. Когда фимиамный дым немного рассеялся, взорам воеводы и его спутников открылась восточная часть палаты. Она была устроена как алтарь в церкви. Ступени из зелёного мрамора вели к огороженному четырьмя столпами царскому месту. Между столпами ниспадали пурпурные занавеси из тяжёлого бархата. Возле царского места виднелся золотой орган, блистающий самоцветами, жемчугами и украшениями.

Медленно раздвинулись пурпурные занавеси, и в глубине алтаря руссы увидели золотой трон, весь усыпанный драгоценными камнями, сверкающий, казавшийся порождением некоей божественной силы. В жизни никогда не видевшие такой красоты и великолепия молодые Любар и Порей растерялись и с испугом стали озираться по сторонам. Только твёрдость и спокойствие Иванки не позволили им, подобно ромейским патрициям, рухнуть на колени.

Наверху, над их головами, размещался огромный свод с изображением Господа Вседержителя, восседающего на престоле.

На царском троне сидел в нарядном дивитиссии^[50], в золотой диадеме на голове молодой благообразного вида человек с короткой каштановой бородой. Светло-серые глаза его с видимым любопытством скользили по лицам русов.

В сторонке ниже трона в обитых парчой креслах Иванко увидел нескольких мужчин — это были члены императорской семьи. Среди них выделялся безбородый тучный человек: по описаниям Катаклона, это был всесильный евнух Иоанн, дядя императора.

По левую руку от трона, в голубом далматике и оплечье с золотой перевязью, в диадеме на голове восседала императрица Зоя. И её Иванко узнал по рассказу Катаклона: густые белокурые волосы, тёмные красивые глаза, слегка орлиный нос, густые брови. На вид базилиссе было лет сорок, хотя Иванко знал, что ей далеко за пятьдесят. Делали своё дело притирания, мази, благовония, на которые базилисса была мастерица и которые своими руками изготовляла у себя в гинекее.

На ступенях перед престолом покоились золотые львы. При приближении русов они вдруг, как живые, поднялись на лапы с рёвом и рычанием. Только-только львы успокоились и улеглись, как послышался птичий щебет. Иванко обратил внимание на золотое дерево неподалёку от трона. На ветвях его сидели во множестве изукрашенные драгоценными самоцветами птицы, издающие стройное пение.

Базилевс вместе с троном внезапно стал подниматься вверх, к сводам. Пространство вокруг царского места снова наполнилось фимиамным дымом, а когда он рассеялся, император, уже облачённый в другой дивитиссий, голубой, усеянный рубинами, смарагдами, яхонтами и бриллиантами, опять восседал перед изумлёнными русами.

— Падай ниц! — слышался за спиной Иванки злобный шёпот магистров и патрициев. Но он лишь наклонил голову и отвесил императору поясной поклон.

— Невежды! — шептались вельможи. — Говорят, их покойная архонтисса Ольга, когда приезжала принимать святое крещение, едва склонила чело перед порфирородным базилевсом! Какая наглость и самоуверенность!

К Иванке подошёл один из сановников и осведомился о здоровье. Затем заговорил сам базилевс. Голос у него был негромкий, но во всех уголках палаты было отчётливо слышно каждое сказанное им слово.

— Многие пути одолел ты, друнгарий Иоанн. Многие тяготы ждали тебя в восточных странах. Но путеводная звезда указала тебе и твоим спутникам правильную дорогу. Здесь, на земле Святой Софии, в городе равноапостольного Константина, сможете вы обрести великую славу. Империи ромеев нужны храбрые воины, и мы щедро оплачиваем их верность и доблесть.

Снова заиграли серебряные органы, снова рычали и подымались на лапы золотые львы, снова свистели птицы. Иванко, Любар и Порей, кланяясь, вышли из палаты. В галерее Триконха к ним незаметно пристал Катаклон.

— Решайтесь, в конце концов, друнгарий. Сам базилевс предлагает вам остаться.

Иванко, хмурясь, ответил:

— Ныне же порешим, заутре отмолвим.

Они шли по длинным переходам, через великолепные залы и галереи. Уже во дворе очарованный Любар выдохнул:

— Ну и красотища! Отродясь николи таковой не видывал!

— Будто в раю побывали! — вторил ему улыбающийся Порей.

— А впрямь, воевода, куды ж нам отсель? — спросил Любар. — Вот и Гаральд баил, и Катаклон. А топерича и сам царь беседою удостоил.

— А на Русь, стало быть, не торопишься? — с укоризной вопросил Иванко.

Любар, шумно вздохнув, передёрнул плечами и ничего не ответил.

…Вечером все русские воины собрались в покое воеводы. Иванко долго молчал, хмурил чело, прохаживался по горнице, не зная, с чего начать разговор. Наконец, махнув рукой, вымолвил:

— Никого не неволю. Кто хощет, пущай остаётся с Любаром служить грекам. А я поплыву с купцами в Русь, к Ярославу. Будь что будет.

— Почто тако, воевода?! — вскочив со скамьи, вскричал Любар. — Что, ждёт тя Ярослав?! Лихо те содеет ще, припомнит былое!

— Сердце тоска щемит, друже. Не могу здесь боле. Опостылели приёмы, рожи сии постные, Кевкамен ентот.

— Зато злата сколь! Сто литр в год платить будут! — воскликнул Порей. — А на Руси кто мы? Так, псы приблудные какие-то. Я б тож воротился, аще б тамо мя встречал кто по-человечьи, аще б дом свой был, жёнка тамо, чада. А тако чего?! Не, тута остаюсь!

— И я такожде!

— И я! — неслось со всех сторон.

— Ну вот что, други! — заключил, хлопнув ладонью по столу, Иванко. — Оставайтесь! Одно помните: дом наш — Русь. Николи того не забывайте. И совет вам, а тебе, Любар, допрежь всех: ромейскому сладкоречью особо не верьте. Помните: ромеи — они ножи завсегда за спинами держат. И ещё — опасайтесь всякого неосторожного слова. Прямоты здесь не любят, былого добра не помнят. Ох, чую, други, лихонько вам придётся! Но отговаривать никого не буду. Сами вы ратники, воины, храбры удатные, разумеете, что да как. Будь по-вашему!

Он горячо облобызался с каждым, а Любару шепнул:

— Помни совет мой, друже. Сторожким будь.

Воевода не знал, не догадывался, насколько справедливыми окажутся его опасения.

…В паруса яростно ударял морской ветер. Быстро удалялась русская купецкая ладья от причалов Константинополя. Прощально блеснул вдали золотой купол дворцового собора, серые четырёхугольные башни с зубчатыми коронами скрывались в окутанной лёгкой дымкой дали. Дружно заработали вёслами корабельщики, белой пеной изошли зеленоватые воды Босфора. Иванко, широко расставив ноги, всё в той же голубой рубахе и узких тувиях, простоволосый, задумчиво смотрел, прикрывая глаза от солнца ладонью, на удаляющийся берег.

Подумалось вдруг: а правильно ли содеял, что оставил там, в Царьграде, молодых своих соратников? Не надо ли было разделить с ними судьбу? Уж кто, как не он, сумел бы разгадать ромейские хитрости и разрубить липкую паучью сеть козней и коварства. Но нет, пересилила тяга к родному дому, к широким русским полям, к их вольному простору, к близким с детства городам за деревянными стенами, ко всему давно покинутому, но незабываемому. Да что теперь мучить себя, зачем страдать и сомневаться? Всё отброшено, мосты в прошлое сожжены!

Решив положить конец тягостным раздумьям, Иванко попросил купца:

— Дозволь-ка, купче, за весло сяду. Силушку в дланях немалую имею. А без дела стоять не привык.

Он стянул с плеч рубаху, сел на лавку рядом с молодым русоволосым гребцом, чем-то очень похожим на Любара, и взялся сильными руками за весло.

…К вечеру ладья вышла из пролива и взяла курс вдоль побережья Понта^[51].

Примечания

46

Скедия — небольшой корабль.

47

Ферязь — род кафтана, без ворота.

48

Лекиф — узкогорлый восточный кувшин.

49

Диэтарий — дворцовый чиновник, примикарий — глава диэтариев.

50

Дивитиссий — парадная верхняя одежда византийских императоров.

51

Понт Эвксинский — греческое название Чёрного моря.