Неточные совпадения
― Арсений доходит до крайности, я всегда говорю, ― сказала
жена. ― Если искать совершенства, то никогда не будешь доволен. И правду говорит папа, что когда нас воспитывали, была одна крайность ― нас держали в антресолях, а
родители жили в бельэтаже; теперь напротив ―
родителей в чулан, а детей в бельэтаж.
Родители уж теперь не должны жить, а всё для детей.
Но она повторила, что не иначе будет моею
женою, как с согласия моих
родителей.
Двадцать пять верст показались Аркадию за целых пятьдесят. Но вот на скате пологого холма открылась наконец небольшая деревушка, где жили
родители Базарова. Рядом с нею, в молодой березовой рощице, виднелся дворянский домик под соломенною крышей. У первой избы стояли два мужика в шапках и бранились. «Большая ты свинья, — говорил один другому, — а хуже малого поросенка». — «А твоя
жена — колдунья», — возражал другой.
— Судостроитель, мокшаны строю, тихвинки и вообще всякую мелкую посуду речную. Очень прошу прощения:
жена поехала к
родителям, как раз в Песочное, куда и нам завтра ехать. Она у меня — вторая, только весной женился. С матерью поехала с моей, со свекровью, значит. Один сын — на войну взят писарем, другой — тут помогает мне. Зять, учитель бывший, сидел в винопольке — его тоже на войну, ну и дочь с ним, сестрой, в Кресте Красном. Закрыли винопольку. А говорят — от нее казна полтора миллиарда дохода имела?
Родители мои, конечно, рады
Моей судьбе; а он уж так-то клялся
В Ярилин день, на солнечном восходе,
В глазах царя венками обменяться
И взять меня
женой, тогда прощайте.
— Сима, ты бы и потом могла с мужем переговорить, — политично заметила Анфуса Гавриловна. — Мы хоть и
родители тебе, а промежду мужем и
женой один бог судья.
Благодаря главному тюремному управлению и Добровольному флоту, которым вполне удалось установить скорое и удобное сообщение между Европейскою Россией и Сахалином, задача
жен и дочерей, желающих следовать за мужьями и
родителями в ссылку, значительно упростилась.
Дело в том, что Петр Ильич пьянствует, тиранит
жену, бросает ее, заводит любовницу, а когда она, узнав об этом обстоятельстве, хочет уйти от него к своим
родителям, общий суд добрых стариков признает ее же виновною…
Кажется, это уж должно бы возмутить
родителей бедной
жены его: в их глазах он, кругом сам виноватый, буйствует и, не помня себя, грозит даже зарезать
жену и выбегает с ножом на улицу…
Тут все в войне:
жена с мужем — за его самовольство, муж с
женой — за ее непослушание или неугождение;
родители с детьми — за то, что дети хотят жить своим умом; дети с
родителями — за то, что им не дают жить своим умом; хозяева с приказчиками, начальники с подчиненными воюют за то, что одни хотят все подавить своим самодурством, а другие не находят простора для самых законных своих стремлений; деловые люди воюют из-за того, чтобы другой не перебил у них барышей их деятельности, всегда рассчитанной на эксплуатацию других; праздные шатуны бьются, чтобы не ускользнули от них те люди, трудами которых они задаром кормятся, щеголяют и богатеют.
Жен с мужьями разделяют, детей с
родителями…
— Зачем ее трогать с места? — объяснял Артем. — У меня
жена женщина сырая, в воду ее не пошлешь… Пусть за меня остается в семье, все же
родителю нашему подмога.
— А за кого я в службе-то отдувался, этого тебе родитель-то не обсказывал? Весьма даже напрасно… Теперь что же, по-твоему-то, я по миру должен идти, по заугольям шататься? Нет, я к этому не подвержен… Ежели што, так пусть мир нас рассудит, а покедова я и так с
женой поживу.
Злая волшебница прогневалась на моего
родителя покойного, короля славного и могучего, украла меня, еще малолетнего, и сатанинским колдовством своим, силой нечистою, оборотила меня в чудище страшное и наложила таковое заклятие, чтобы жить мне в таковом виде безобразном, противном и страшном для всякого человека, для всякой твари божией, пока найдется красная девица, какого бы роду и званья ни была она, и полюбит меня в образе страшилища и пожелает быть моей
женой законною, и тогда колдовство все покончится, и стану я опять попрежнему человеком молодым и пригожиим; и жил я таковым страшилищем и пугалом ровно тридцать лет, и залучал я в мой дворец заколдованный одиннадцать девиц красныих, а ты была двенадцатая.
— В будущем году! Невесту он себе еще в прошлом году приглядел; ей было тогда всего четырнадцать лет, теперь ей уж пятнадцать, кажется, еще в фартучке ходит, бедняжка.
Родители рады! Понимаешь, как ему надо было, чтоб
жена умерла? Генеральская дочка, денежная девочка — много денег! Мы, брат Ваня, с тобой никогда так не женимся… Только чего я себе во всю жизнь не прощу, — вскричал Маслобоев, крепко стукнув кулаком по столу, — это — что он оплел меня, две недели назад… подлец!
Вам хотелось бы, чтоб мужья жили с
женами в согласии, чтобы дети повиновались
родителям, а
родители заботились о нравственном воспитании детей, чтобы не было ни воровства, ни мошенничества, чтобы всякий считал себя вправе стоять в толпе разиня рот, не опасаясь ни за свои часы, ни за свой портмоне, чтобы, наконец, представление об отечестве было чисто, как кристалл… так, кажется?
О, я не говорю про гвардейцев, которые танцуют на балах, говорят по-французски и живут на содержании своих
родителей и законных
жен.
И столь смиренна была эта
жена, что даже и мужа своего погубление к своим грехам относила и никогда не мыслила на
родителей возроптать!
— Ишь гуляльщик какой нашелся!
жене шляпки третий год купить не может… Ты разве голую меня от
родителей брал? чай, тоже всего напасено было.
— Это-с как вам угодно, а я только к тому говорю, что при
жене жить не стану, чтобы ее беречь; пусть тот же
родитель мой будет ее стражем!
О
жене и
родителях своих он нисколько не думал и отпихивался от них деньгами.
И, наконец, в-пятых, сверх всего этого, несмотря на то, что ты будешь находиться в самых дружественных сношениях с людьми других народов, будь готов тотчас же, когда мы тебе велим это, считать тех из этих людей, которых мы тебе укажем, своими врагами и содействовать лично или наймом разорению, ограблению, убийству их мужчин,
жен, детей, стариков, а может быть, и твоих одноплеменников, может быть, и
родителей, если это нам понадобится.
Любить себя естественно каждому, и каждый себя любит без поощрения к этому; любить свое племя, поддерживающее и защищающее меня, любить
жену — радость и помощь жизни, своих детей — утеху и надежду жизни, и своих
родителей, давших жизнь и воспитание, естественно; и любовь эта, хоть далеко не столь сильная, как любовь к себе, встречается довольно часто.
«Собираться стадами в 400 тысяч человек, ходить без отдыха день и ночь, ни о чем не думая, ничего не изучая, ничему не учась, ничего не читая, никому не принося пользы, валяясь в нечистотах, ночуя в грязи, живя как скот, в постоянном одурении, грабя города, сжигая деревни, разоряя народы, потом, встречаясь с такими же скоплениями человеческого мяса, наброситься на него, пролить реки крови, устлать поля размозженными, смешанными с грязью и кровяной землей телами, лишиться рук, ног, с размозженной головой и без всякой пользы для кого бы то ни было издохнуть где-нибудь на меже, в то время как ваши старики
родители, ваша
жена и ваши дети умирают с голоду — это называется не впадать в самый грубый материализм.
— Знаешь ты, — спросил он Матвея, — что её отца от семьи продали? Продали мужа, а
жену с дочерью оставили себе. Хороший мужик был, слышь, родитель-то у ней, — за строптивость его на Урал угнали железо добывать. Напоследях, перед самой волей, сильно баре обозлились, множество народа извели!
В семейной жизни у нас какая-то формальная официальность; то только в ней и есть, что показывается, как в театральной декорации, и не брани муж свою
жену да не притесняй
родители детей, нельзя было бы и догадаться, что́ общего имеют эти люди и зачем они надоедают друг другу, а живут вместе.
Бодаев. Лет шесть тому назад, когда слух прошел, что вы приедете жить в усадьбу, все мы здесь перепугались вашей добродетели:
жены стали мириться с мужьями, дети с
родителями; во многих домах даже стали тише разговаривать.
Жена его, существо страдальческое, безгласное, бывши при жизни
родителей единственной батрачкой и ответчицей за мужа, не смела ему перечить; к тому же, как сама она говорила, и жизнь ей прискучила.
А коли женился, так умей жить с
женой, не обманывай
родителей.
Родителям был ты советник,
Работничек в поле ты был,
Гостям хлебосол и приветник,
Жену и детей ты любил…
Ежов знал все: он рассказывал в училище, что у прокурора родила горничная, а прокуророва
жена облила за это мужа горячим кофе; он мог сказать, когда и где лучше ловить ершей, умел делать западни и клетки для птиц; подробно сообщал, отчего и как повесился солдат в казарме, на чердаке, от кого из
родителей учеников учитель получил сегодня подарок и какой именно подарок.
— Какая у нас в деревне любовь? — ответил Степан и усмехнулся. — Собственно, сударыня, ежели вам угодно знать, я женат во второй раз. Я сам не куриловский, а из Залегоща, а в Куриловку меня потом в зятья взяли. Значит,
родитель не пожелал делить нас промежду себе — нас всех пять братьев, я поклонился и был таков, пошел в чужую деревню, в зятья. А первая моя
жена померла в молодых летах.
— Поцелуй меня, душа моя… нет, поцелуй три раза… в этих торжественных случаях целуются по три раза. Ты теперешним своим поступком очень хорошо зарекомендовала себя: во-первых, ты показала, что ты девушка умная, потому что понимаешь, что тебе говорят, а во-вторых, своим повиновением обнаружила доброе и
родителям покорное сердце; а из этих данных наперед можно пророчить, что из тебя выйдет хорошая
жена и что ты будешь счастлива в своей семейной жизни.
Надобно вам сказать, что новая моя родительница была из настоящей дворянской фамилии, но бедной и очень многочисленной. Новый
родитель мой женился на ней для поддержания своей амбиции, что у меня-де
жена дворянка и много родных, все благородные. Тетушек и дядюшек было несметное множество, а о братьях и сестрах с племянничеством в разных степенях и говорить нечего. Оттого-то столько набралось званых по необходимости.
Отдохнув немного после свадебного шуму, новые мои
родители начали предлагать мне, чтобы я переехал с
женою в свою деревню, потому что им-де накладно целую нас семью содержать на своем иждивении. Я поспешил отправиться, чтобы устроить все к нашей жизни — и, признаться, сильное имел желание дать свадебный бал для всех соседей и для тех гордых некогда девушек, кои за меня не хотели первоначально выйти. Каково им будет глядеть на меня, что. я без них женился! Пусть мучатся!
Не было уже у нас городового «кухаря», как в оное время, при жизни покойников, моих истинных
родителей; повара ученого я у себя не"мел и за собою
жена в приданое не привела…
Я,
жена и новые мои
родители остались одни в пустом доме, как на необитаемом острове.
«Вот, например, Печорин, — говорил он, — нет того, чтоб искать во мне или в Катеньке (Катенька его
жена, 55 лет) нет, и смотреть не хочет!.. как бывало в наше время: влюбится молодой человек, старается угодить
родителям, всей родне… а не то, чтоб всё по углам с дочкой перешептываться, да глазки делать… что это нынче, страм смотреть!.. и девушки не те стали!..
Там царствовал мир и любовь, там была покорность
жен мужьям, благоговение детей пред
родителями, домовитость хозяйки, стыдливость и целомудрие девиц, страх божий и чистая любовь к людям.
Речи отставного воспитателя не понравились г-же Болдухиной; она поспешила высказать ему, что достоинства Ардальона Семеныча они очень хорошо знают, а недостатков, которые находит в нем Григорий Максимыч, они не видят; что дочь их воспитана в правилах покорности и повиновения к
родителям и никогда властвовать над своим мужем не пожелает; что она еще ребенок и что если богу будет угодно, чтоб она была
женой Ардальона Семеныча, то он сам окончит ее воспитание и, конечно, найдет в ней почтительную и послушную
жену.
— Да, это было тяжело… — глухо заговорил он. — Это в сущности была первая серьезная неприятность в моей жизни. И я выдержал характер — в нашем кругу это считается величайшим достоинством — т. е. я ничего не сказал
жене и не подал ни малейшего повода к сомнению. Раньше мы были счастливой парочкой, а тут начали разыгрывать второй акт комедии — счастливых
родителей…
«Воины! В последний раз да обратятся глаза ваши на сей град, славный и великолепный: судьба его написана теперь на щитах ваших! Мы встретим вас со слезами радости или отчаяния, прославим героев или устыдимся малодушных. Если возвратитесь с победою, то счастливы и
родители и
жены новогородские, которые обнимут детей и супругов; если возвратитесь побежденные, то будут счастливы сирые, бесчадные и вдовицы!.. Тогда живые позавидуют мертвым!
«Никогда, — говорю, — сердце не заезжий двор: в нем тесно не бывает. К отцу одна любовь, а к мужу — другая, и кроме того… муж, который желает быть счастлив, обязан заботиться, чтобы он мог уважать свою
жену, а для этого он должен беречь ее любовь и почтение к
родителям».
— Что же из этого? Я этого, к сожалению, и не могу оспаривать, но это нимало не мешает Машеньке быть прекрасною девушкой, из которой выйдет прекрасная
жена. Ты, верно, забыл то, над чем мы с тобою не раз останавливались: вспомни, что у Тургенева — все его лучшие женщины, как на подбор, имели очень непочтенных
родителей.
Дети ли не почитают
родителей,
жены ли живут с мужьями неладно — все это дело вражье.
Гаврила Пантелеич. Да я твоего сердца и знать-то не хочу! Сердце!.. ишь, что выдумал!.. Нешто так
родителям отвечают?.. (
Жене.) Говори ты с ним, образумь его… а мне вас и видеть-то противно!.. (Махнув руками, уходит).
Он это уже успел заметить; думал он о семи бесах, сидевших в
жене его, по собственному свидетельству ее
родителя, и о клюке, приготовленной для изгнания их…
— Хорошая невеста, — продолжал свое Чапурин. — Настоящая мать будет твоим сиротам… Добрая, разумная. И
жена будет хорошая и хозяйка добрая. Да к тому ж не из бедных — тысяч тридцать приданого теперь получай да после
родителей столько же, коли не больше, получишь. Девка молодая, из себя красавица писаная… А уж добра как, как детей твоих любит: не всякая, братец, мать любит так свое детище.
Во слезах
родители пребывают, а пуще их
жена молодая…
Воротясь из Казани, Евграф Макарыч, заметив однажды, что недоступный, мрачный
родитель его был в веселом духе, осторожно повел речь про Залетовых и сказал отцу: «Есть, мол, у них девица очень хорошая, и если б на то была родительская воля, так мне бы лучше такой
жены не надо».