Неточные совпадения
Утренняя
роса еще оставалась внизу
на густом подседе травы, и Сергей Иванович, чтобы не мочить ноги, попросил довезти себя по
лугу в кабриолете до того ракитового куста, у которого брались окуни. Как ни жалко было Константину Левину мять свою траву, он въехал в
луг. Высокая трава мягко обвивалась около колес и ног лошади, оставляя свои семена
на мокрых спицах и ступицах.
Никто не знал, когда и как
Она сокрылась. Лишь рыбак
Той ночью слышал конский топот,
Казачью речь и женский шепот,
И утром след осьми подков
Был виден
на росе лугов.
Июль в начале. Солнце еще чуть-чуть начинает показываться одним краешком; скучившиеся
на восточной окраине горизонта янтарные облака так и рдеют. За ночь выпала обильная
роса и улила траву; весь
луг кажется усеянным огненными искрами;
на дворе свежо, почти холодно; ядреный утренний воздух напоен запахом увлажненных листьев березы, зацветающей липы и скошенного сена.
— Земля у нас черная-черная,
на сажень глубины. Как подымут целину, так даже лоснится. Лес — дубовый, рек много, а по берегам всё
луга поемные — трава во какая
растет, словно тростник тучная!
Вследствие дурно пропускающей подпочвы здешние
луга большею частью болотисты, всегда мокры, и оттого
растут на них лишь кислые злаки и осока, дающие грубое, малопитательное сено.
Земли у него немного, десятин пятьсот с небольшим. Из них сто под пашней в трех полях (он держится отцовских порядков), около полутораста под лесом, слишком двести под пустошами да около пятидесяти под
лугом; болотце есть, острец в нем хорошо
растет, а кругом по мокрому месту, травка мяконькая. Но нет той пяди, из которой он не извлекал бы пользу, кроме леса, который он, до поры до времени, бережет. И, благодарение создателю, живет, — не роскошествует, но и
на недостатки не жалуется.
Вдоль цветущего берега речки жаворонки по-прежнему звенели в небесной синеве, лыски перекликались в густых камышах, а мелкие птички перепархивали, чирикая, с тростника
на тростник или, заливаясь песнями, садились
на пернатые стрелы, вонзившиеся в землю во время битвы и торчавшие теперь
на зеленом
лугу, меж болотных цветов, как будто б и они были цветы и
росли там уже бог знает сколько времени.
Дожди наконец перестали, земля высохла. Встанешь утром, часа в четыре, выйдешь в сад —
роса блестит
на цветах, шумят птицы и насекомые,
на небе ни одного облачка; и сад, и
луг, и река так прекрасны, но воспоминания о мужиках, о подводах, об инженере! Я и Маша вместе уезжали
на беговых дрожках в поле взглянуть
на овес. Она правила, я сидел сзади; плечи у нее были приподняты, и ветер играл ее волосами.
Наступал вечер. Поля, лощина,
луг, обращенные
росою и туманом в бесконечные озера, мало-помалу исчезали во мгле ночи; звезды острым своим блеском отражались в почерневшей реке, сосновый лес умолкал, наступала мертвая тишина, и Акуля снова направлялась к околице, следя с какою-то неребяческою грустью за стаями галок, несшихся
на ночлег в теплые родные гнезда.
Усадьба наша находится
на высоком берегу быстрой речки, у так называемого быркого места, где вода шумит день и ночь; представьте же себе большой старый сад, уютные цветники, пасеку, огород, внизу река с кудрявым ивняком, который в большую
росу кажется немножко матовым, точно седеет, а по ту сторону
луг, за
лугом на холме страшный, темный бор.
На мысу
рос тальник, стояла маленькая грязная водокачка, с тонкой высокой трубой
на крыше, а за мысом, уютно прикрытая зеленью, встала полосатая купальня, синяя и белая. Берег укреплён фашинником, по склону его поло́го вырезана дорожка, он весь густо усажен молодым березняком, а с верха, через зелёную гриву, смотрит вниз,
на реку и в
луга, небольшой дом, приземистый, опоясанный стеклянной террасой, точно подавленный антресолями, неуклюжей башенкой и красным флюгером над нею.
Елена легла
на низкое ложе, и сладостные мечтания проносились в ее голове, — мечтания о безгрешных ласках, о невинных поцелуях, о нестыдливых хороводах
на орошенных сладостной
росой лугах, под ясными небесами, где сияет кроткое и благостное светило.
Для тигра, агницы сей
луг равно цветет,
Равно питает их. Несчастных притеснитель
Покоится в земле, как бедных утешитель;
На хладном гробе их единый мох
растет.
Теперь, там,
на поле, я вижу траву гулявицу от судорог;
на холмике вон Божье деревцо; вон львиноуст от трепетанья сердца; дягиль, лютик, целебная и смрадная трава омег; вон курослеп, от укушения бешеным животным; а там по потовинам
луга растет ручейный гравилат от кровотоока; авран и многолетний крин, восстановляющий бессилие; медвежье ухо от перхоты; хрупкая ива, в которой купают золотушных детей; кувшинчик, кукушкин лен, козлобород…
— Эх, парень,
росы ноне больно хороши!
На зорьке два шага по траве пройдешь — весь мокрый.
На большом
лугу, чай, стогов шесть смечут.
Выросла сорная трава
на хорошем
лугу. И, чтобы избавиться от нее, владельцы
луга скашивали ее, а сорная трава от этого только умножалась. И вот добрый и мудрый хозяин посетил владельцев
луга и в числе других поучений, которые он давал им, сказал и о том, что не надо косить сорную траву, так как она только больше распложается от этого, а надо вырывать ее с корнем.
Все спало, сказал я; свет месяца, пригвожденного к голубому небу, как серебряный Оссианов [Оссиан — легендарный певец, герой кельтского народного эпоса.] щит, переливался
на волнующейся жатве и зелени
лугов, охрусталенной густою
росой; но вскоре и месяц, казалось, утратил свой блеск.
— Заснула опять, и снова он мне пригрезился. Снилось мне, что идем мы с ним цветистым
лугом, утро будто бы летнее, раннее,
на мураве-траве и
на цветах еще
роса не высохла, поляна далеко, далеко расстилается, и идем мы с ним уже давно, и я притомилась. «Сем-ка присядем», — говорю я ему. Выбрали мы местечко, уселись, солнышко так хорошо пригревает, кругом все тепло да радостно, вдруг, вижу я змея большая-пребольшая вокруг него обвивается и в горло ему жало впускает, я как вскрикнула и опять проснулась…
А крыльца разнохарактерные то прячутся
на двор, то чванливо подбоченили здания или выступают
на улицу; а кораблики с веющими флагами
на воротах; а мельницы с вычурными колпаками и ходулями
на берегу Васильевского острова, кивающие Зимнему дворцу и смотрящиеся вместе с ним и Меншиковыми палатами в одно зеркало Невы; а подле этих палат свита мазанок, ставшая в ранжир под именем Французской слободы; а Нева без мостов, которую то и дело снует флотилия раскрашенных лодок или из которой
вырастают мачты, как частый тростник
на озере, и, наконец, рощи и
луга посреди этого города: все это разве не живопись, не поэзия?..
Яркие звезды одна за другой загораются в небе, полный месяц выкатится из-за леса, серебристым лучом обольет он широкие
луга и сонную речку, белоснежные песчаные берега и темные, нависшие в воду ракиты, а Гриша, ни голода, ни ночного холода не чуя, стоит босой
на покрытой
росой луговине и поет-распевает про прекрасную мать-пустыню…