Неточные совпадения
В суровом молчании, как жрецы,
двигались повара; их белые колпаки на фоне почерневших стен придавали
работе характер торжественного служения; веселые, толстые судомойки у бочек с водой мыли посуду, звеня фарфором и серебром; мальчики, сгибаясь под тяжестью, вносили корзины, полные рыб, устриц, раков и фруктов.
«Надо искать
работы», — напоминал он себе и снова
двигался по бесчисленным залам Эрмитажа, рассматривая вещи, удовлетворяясь тем, что наблюдаемое не ставит вопросов, не требует ответов, разрешая думать о них как угодно или — не думать.
Анисья стала еще живее прежнего, потому что
работы стало больше: все она
движется, суетится, бегает, работает, все по слову хозяйки. Глаза у ней даже ярче, и нос, этот говорящий нос, так и выставляется прежде всей ее особы, так и рдеет заботой, мыслями, намерениями, так и говорит, хотя язык и молчит.
Сам он не
двигался, только взгляд поворачивался то вправо, то влево, то вниз, смотря по тому, как
двигалась рука. В нем была деятельная
работа: усиленное кровообращение, удвоенное биение пульса и кипение у сердца — все это действовало так сильно, что он дышал медленно и тяжело, как дышат перед казнью и в момент высочайшей неги духа.
Рабочий день начался, но
работа покуда идет вяло. До тех пор, пока не заслышится грозный барынин голос, у некоторых девушек слипаются глаза, другие ведут праздные разговоры. И иглы и коклюшки
двигаются медленно.
Галдевшая у печей толпа поденщиц была занята своим делом. Одни носили сырые дрова в печь и складывали их там, другие разгружали из печей уже высохшие дрова.
Работа кипела, и слышался только треск летевших дождем поленьев. Солдатка Аннушка работала вместе с сестрой Феклистой и Наташкой. Эта Феклиста была еще худенькая, несложившаяся девушка с бойкими глазами. Она за несколько дней
работы исцарапала себе все руки и едва
двигалась: ломило спину и тело. Сырые дрова были такие тяжелые, точно камни.
Первыми
двинулись самосадчане, не взявшие подрядов на куренную
работу, за ними потянула Пеньковка, а потом тронулся и Кержацкий конец. Это происходило в начале мая, когда дорога попросохла.
Мать старалась не
двигаться, чтобы не помешать ему, не прерывать его речи. Она слушала его всегда с бо́льшим вниманием, чем других, — он говорил проще всех, и его слова сильнее трогали сердце. Павел никогда не говорил о том, что видит впереди. А этот, казалось ей, всегда был там частью своего сердца, в его речах звучала сказка о будущем празднике для всех на земле. Эта сказка освещала для матери смысл жизни и
работы ее сына и всех товарищей его.
Была она высокая, немного сутулая, ее тело, разбитое долгой
работой и побоями мужа,
двигалось бесшумно и как-то боком, точно она всегда боялась задеть что-то.
И уже относились к драме этой как к чему-то далекому, уверенно заглядывая в будущее, обсуждая приемы
работы на завтра. Лица были утомлены, но мысли бодры, и, говоря о своем деле, люди не скрывали недовольства собой. Нервно
двигаясь на стуле, доктор, с усилием притупляя свой тонкий, острый голос, говорил...
Пактрегеры не спотыкаются, не задевают друг друга, но степенно
двигаются, гордые сознанием, что именно они,а не динстманы призваны заменять ломовых лошадей; динстманы не перебивают друг у друга
работу, не кричат взапуски: я сбегаю! я, ваше сиятельство! меня вчера за Анюткой посылали, господин купец! но солидно стоят в ожидании, кого из них потребитель облюбует, кому скажет: лоб!
В осажденном городе Севастополе, на бульваре, около павильона играла полковая музыка, и толпы военного народа и женщин празднично
двигались по дорожкам. Светлое весеннее солнце взошло с утра над английскими
работами, перешло на бастионы, потом на город, — на Николаевскую казарму и, одинаково радостно светя для всех, теперь спускалось к далекому синему морю, которое, мерно колыхаясь, светилось серебряным блеском.
К девяти часам утра мы все собрались на пароходе «Коцебу». На обеденном столе кают-компании был разложен план гирл и чертежи построек, и как только
двинулся пароход, заведующий гирловыми
работами подробно объяснил В.И. Ковалевскому то, что нам надлежало осмотреть.
Только что
двигалась партия с
работы обратно в острог, подымались и они.
Так проводил он праздники, потом это стало звать его и в будни — ведь когда человека схватит за сердце море, он сам становится частью его, как сердце — только часть живого человека, и вот, бросив землю на руки брата, Туба ушел с компанией таких же, как сам он, влюбленных в простор, — к берегам Сицилии ловить кораллы: трудная, а славная
работа, можно утонуть десять раз в день, но зато — сколько видишь удивительного, когда из синих вод тяжело поднимается сеть — полукруг с железными зубцами на краю, и в ней — точно мысли в черепе —
движется живое, разнообразных форм и цветов, а среди него — розовые ветви драгоценных кораллов — подарок моря.
Всюду несли и везли разные вещи и товары; люди
двигались спешно, озабоченно, понукали лошадей, раздражаясь, кричали друг на друга, наполняли улицу бестолковой суетой и оглушающим шумом торопливой
работы.
Работая,
двигаясь, он не умел думать, движение как бы разрывало паутину мысли, мальчик исполнял
работу не спеша, аккуратно, точно, как машина, но не вносил в неё ничего от себя.
Один из них
двигался: это паровой катер ходил к пароходу и теперь, кажется; уже возвращался, чтобы сообщить, будет
работа или нет.
Работа заключалась в том, что он одной рукой писал, другой перелистывал книгу и, как это ни странно, весь
двигался: качал ногой, как маятником, насвистывал и кивал в такт головой.
Руки ее быстро
двигались, все же тело, выражение глаз, брови, жирные губы, белая шея замерли, погруженные в однообразную, механическую
работу, и, казалось, спали.
Сезон в Москве шел бойко. Но к Новому году меня сильно потянуло опять в Париж. Я снесся с редакторами двух газет в Москве и Петербурге и заручился
работой корреспондента. А газетам это было нужно. К апрелю 1867 года открывалась Всемирная выставка, по счету вторая. И в конце русского декабря, в сильный мороз, я уже
двигался к Эйдкунену и в начале иностранного января уже поселился на самом бульваре St. Michel, рассчитывая пожить в Париже возможно дольше.
Это было во время
работ: когда длинною цепью косцы
двигались по лугу, жвыкая косами, в крепком запахе свежесрезанной травы, или когда сметывались душистые стога, под шуточки парней и визги девок, или в золотисто-полутемной риге, под завывание молотилки, в веселой суете среди пыли и пышных ворохов соломы.
Когда невидимо производилась великая
работа в кабинете, он сидел у дверей его на стуле, не
двигаясь и затаив дыхание.
Эта ненормальность ребенка кидалась в глаза не только своим, но и гостям. Василий Иванович делал сыну замечания, выговоры, но совершенно безуспешно. Мальчик все больше и больше замыкался в своем внутреннем мире, питался мечтаниями и грезами своего раннего воображения. Внутренняя
работа продолжалась, препятствия только вырабатывали в ребенке волю, и без того замечательно упругую, и дело
двигалось своим путем.
А с какой
работы барышей нельзя получить, на ту Николай Фомич и не
двинется.
Часть возьму я с собой,
Остальное пока зарыть…
После можно отправить в Польшу.
У меня созревает мысль
О российском перевороте,
Лишь бы только мы крепко сошлись,
Как до этого, в нашей
работе.
Я не целюсь играть короля
И в правители тоже не лезу,
Но мне хочется погулять
И под порохом и под железом.
Мне хочется вызвать тех,
Что на Марксе жиреют, как янки.
Мы посмотрим их храбрость и смех,
Когда
двинутся наши танки.