Неточные совпадения
А любопытно взглянуть ко мне в переднюю, когда я еще не
проснулся: графы и князья толкутся и жужжат там, как шмели, только и слышно: ж… ж… ж… Иной
раз и министр…
Утром страшный кошмар, несколько
раз повторявшийся ей в сновидениях еще до связи с Вронским, представился ей опять и разбудил ее. Старичок с взлохмаченной бородой что-то делал, нагнувшись над железом, приговаривая бессмысленные французские слова, и она, как и всегда при этом кошмаре (что и составляло его ужас), чувствовала, что мужичок этот не обращает на нее внимания, но делает это какое-то страшное дело в железе над нею. И она
проснулась в холодном поту.
Что ж мой Онегин? Полусонный
В постелю с бала едет он:
А Петербург неугомонный
Уж барабаном пробужден.
Встает купец, идет разносчик,
На биржу тянется извозчик,
С кувшином охтенка спешит,
Под ней снег утренний хрустит.
Проснулся утра шум приятный.
Открыты ставни; трубный дым
Столбом восходит голубым,
И хлебник, немец аккуратный,
В бумажном колпаке, не
разУж отворял свой васисдас.
Держась за верх рамы, девушка смотрела и улыбалась. Вдруг нечто, подобное отдаленному зову, всколыхнуло ее изнутри и вовне, и она как бы
проснулась еще
раз от явной действительности к тому, что явнее и несомненнее. С этой минуты ликующее богатство сознания не оставляло ее. Так, понимая, слушаем мы речи людей, но, если повторить сказанное, поймем еще
раз, с иным, новым значением. То же было и с ней.
В другой
раз он
проснулся перед рассветом где-то на земле, в кустах, и почти не понимал, как забрел сюда.
— И это мне в наслаждение! И это мне не в боль, а в наслаж-дение, ми-ло-сти-вый го-су-дарь, — выкрикивал он, потрясаемый за волосы и даже
раз стукнувшись лбом об пол. Спавший на полу ребенок
проснулся и заплакал. Мальчик в углу не выдержал, задрожал, закричал и бросился к сестре в страшном испуге, почти в припадке. Старшая девочка дрожала со сна, как лист.
— Вот — дура! Почти готова плакать, — сказала она всхлипнув. — Знаешь, я все-таки добилась, что и он влюбился, и было это так хорошо, такой он стал… необыкновенно удивленный. Как бы
проснулся, вылез из мезозойской эры, выпутался из созвездий, ручонки у него длинные, слабые, обнимает, смеется… родился второй
раз и — в другой мир.
— Черт бы взял, — пробормотал Самгин, вскакивая с постели, толкнув жену в плечо. —
Проснись, обыск! Третий
раз, — ворчал он, нащупывая ногами туфли, одна из них упрямо пряталась под кровать, а другая сплющилась, не пуская в себя пальцы ноги.
Громкий и самый бесцеремонный залп хохота раздался
разом, так что заснувший за дверью ребенок
проснулся и запищал. Я трепетал от ярости. Все они жали руку Дергачеву и выходили, не обращая на меня никакого внимания.
Проснулся он, сидит и недоумевает, как он так заспался, и не верит, что его будили, что солнце уж высоко, что приказчик два
раза приходил за приказаниями, что самовар трижды перекипел.
Тронулись с места и мы. Только зашли наши шлюпки за нос фрегата, как из бока последнего вырвался клуб дыма, грянул выстрел, и вдруг горы
проснулись и
разом затрещали эхом, как будто какой-нибудь гигант закатился хохотом. Другой выстрел, за ним выстрел на корвете, опять у нас, опять там: хохот в горах удвоился. Выстрелы повторялись: то раздавались на обоих судах в одно время, то перегоняли друг друга; горы выходили из себя, а губернаторы, вероятно, пуще их.
Старая любовь, как брошенное в землю осенью зерно, долго покрытое слоем зимнего снега, опять
проснулась в сердце Привалова… Он сравнил настоящее, каким жил, с теми фантазиями, которые вынашивал в груди каких-нибудь полгода назад. Как все было и глупо и обидно в этом счастливом настоящем… Привалов в первый
раз почувствовал нравственную пустоту и тяжесть своего теперешнего счастья и сам испугался своих мыслей.
Когда он
проснулся во второй
раз, на полу комнаты сидели и лежали те же фигуры и опять пили.
Девушка задумалась. Она сама много
раз думала о том, что сейчас высказал Привалов, и в ее молодой душе
проснулся какой-то смутный страх перед необъятностью житейских пустяков.
Часа через два опять стон, опять
просыпается и опять засыпает, наконец, еще
раз стон, и опять через два часа, всего в ночь
раза три.
«Бог, — как сам Митя говорил потом, — сторожил меня тогда»: как
раз в то самое время
проснулся на одре своем больной Григорий Васильевич.
Впрочем, встал он с постели не более как за четверть часа до прихода Алеши; гости уже собрались в его келью раньше и ждали, пока он
проснется, по твердому заверению отца Паисия, что «учитель встанет несомненно, чтоб еще
раз побеседовать с милыми сердцу его, как сам изрек и как сам пообещал еще утром».
Следующие два дня были дождливые, в особенности последний. Лежа на кане, я нежился под одеялом. Вечером перед сном тазы последний
раз вынули жар из печей и положили его посредине фанзы в котел с золой. Ночью я
проснулся от сильного шума. На дворе неистовствовала буря, дождь хлестал по окнам. Я совершенно забыл, где мы находимся; мне казалось, что я сплю в лесу, около костра, под открытым небом. Сквозь темноту я чуть-чуть увидел свет потухающих углей и испугался.
Снова я не сам собой
проснулся. На этот
раз меня разбудил голос Филофея.
Когда совсем смерклось, возвратились казаки и принесли с собой козулю. После ужина мы рано легли спать. Два
раза я
просыпался ночью и видел Дерсу, сидящего у огня в одиночестве.
Я спал плохо,
раза два
просыпался и видел китайцев, сидящих у огня. Время от времени с поля доносилось ржание какой-то неспокойной лошади и собачий лай. Но потом все стихло. Я завернулся в бурку и заснул крепким сном. Перед солнечным восходом пала на землю обильная роса. Кое-где в горах еще тянулся туман. Он словно боялся солнца и старался спрятаться в глубине лощины. Я
проснулся раньше других и стал будить команду.
На рассвете раньше всех
проснулся Дерсу. Затем встал я, а потом и другие. Солнце только что взошло и своими лучами едва озарило верхушки гор. Как
раз против нашего бивака, в 200 шагах, бродил еще один медведь. Он все время топтался на одном месте. Вероятно, он долго еще ходил бы здесь, если бы его не спугнул Мурзин. Казак взял винтовку и выстрелил.
Сколько
раз случалось:
проснусь, а он сидит за книгой, потом подойдет посмотреть на меня, да так и забудется, все сидит да смотрит.
Решили попытаться будить еще
раз, посильнее; если и тут не
проснется, послать за полициею.
А спондей английских часов продолжал отмеривать дни, часы, минуты… и наконец домерил до роковой секунды; старушка
раз, вставши, как-то дурно себя чувствовала; прошлась по комнатам — все нехорошо; кровь пошла у нее носом и очень обильно, она была слаба, устала, прилегла, совсем одетая, на своем диване, спокойно заснула… и не
просыпалась. Ей было тогда за девяносто лет.
Москва, по-видимому сонная и вялая, занимающаяся сплетнями и богомольем, свадьбами и ничем —
просыпается всякий
раз, когда надобно, и становится в уровень с обстоятельствами, когда над Русью гремит гроза.
Сосны чрезвычайной прямизны шли мимо саней, как солдаты, высокие и покрытые снегом, из-под которого торчали их черные хвои, как щетина, — и заснешь, и опять
проснешься, а полки сосен все идут быстрыми шагами, стряхивая иной
раз снег.
Мне случалось иной
раз видеть во сне, что я студент и иду на экзамен, — я с ужасом думал, сколько я забыл, срежешься, да и только, — и я
просыпался, радуясь от души, что море и паспорты, годы и визы отделяют меня от университета, никто меня не будет испытывать и не осмелится поставить отвратительную единицу.
Я
проснулся утром, около десяти часов, то есть проспавши около полусуток.
Проснулся совсем свежий, без малейшей усталости. Настя, как оказалось, уже неоднократно прислушивалась у дверей и пришла как
раз вовремя, чтобы подать мне одеться и умыться.
В другой
раз я
проснусь и давай на счетах прикидывать.
Я
проснулся. Ставни как
раз открывались, комнату заливал свет солнца, а звук залпа объяснялся падением железного засова ставни. И я не мог поверить, что весь мой долгий сон с поисками, неудачами, приключениями, улегся в те несколько секунд, которые были нужны горничной, чтобы открыть снаружи ставню…
Должно быть, во сне я продолжал говорить еще долго и много в этом же роде, раскрывая свою душу и стараясь заглянуть в ее душу, но этого я уже не запомнил. Помню только, что
проснулся я с знакомыми ощущением теплоты и разнеженности, как будто еще
раз нашел девочку в серой шубке…
Почти каждый
раз,
просыпаясь утром, доктор несколько времени удивлялся и старался сообразить, где он и что с ним.
Пищик. Я полнокровный, со мной уже два
раза удар был, танцевать трудно, но, как говорится, попал в стаю, лай не лай, а хвостом виляй. Здоровье-то у меня лошадиное. Мой покойный родитель, шутник, царство небесное, насчет нашего происхождения говорил так, будто древний род наш Симеоновых-Пищиков происходит будто бы от той самой лошади, которую Калигула посадил в сенате… (Садится.) Но вот беда: денег нет! Голодная собака верует только в мясо… (Храпит и тотчас же
просыпается.) Так и я… могу только про деньги…
— Балаган! — закричал я своим спутникам. Тотчас Рожков и Ноздрин явились на мой зов. Мы разобрали корье и у себя на биваке сделали из него защиту от ветра. Затем мы сели на траву поближе к огню, переобулись и тотчас заснули. Однако, сон наш не был глубоким. Каждый
раз, как только уменьшался огонь в костре, мороз давал себя чувствовать. Я часто
просыпался, подкладывал дрова в костер, сидел, дремал, зяб и клевал носом.
Он пошел по дороге, огибающей парк, к своей даче. Сердце его стучало, мысли путались, и всё кругом него как бы походило на сон. И вдруг, так же как и давеча, когда он оба
раза проснулся на одном и том же видении, то же видение опять предстало ему. Та же женщина вышла из парка и стала пред ним, точно ждала его тут. Он вздрогнул и остановился; она схватила его руку и крепко сжала ее. «Нет, это не видение!»
Господский дом
проснулся как-то
разом, и опять в нем закипело веселье, на время прерванное сном. Иван Семеныч потребовал себе пунша, потому что у него голова требовала починки. Потом стали пить пунш все, а на дворе опять появились кафтанники, лесообъездчики и разный другой заводский люд.
Странная вещь:
проснувшись на другой день, Нюрочка в предположении Катри не нашла решительно ничего ужасного, а даже весело улыбнулась. В ней откликнулось неудержимое женское любопытство: ее любили еще в первый
раз. А что будет дальше?..
На третьи сутки, в то самое время, как Егор Николаевич Бахарев, восседая за прощальным завтраком, по случаю отъезда Женни Гловацкой и ее отца в уездный городок, вспомнил о Помаде, Помада в первый
раз пришел в себя, открыл глаза, повел ими по комнате и, посмотрев на костоправку, заснул снова. До вечера он спал спокойно и вечером, снова
проснувшись, попросил чаю.
Один
раз, рано утром, я
проснулся или очнулся, и не узнаю, где я.
Несколько
раз я
просыпался и каждый
раз видел склонившееся надо мной сострадательное, заботливое личико Елены.
Она умерла две недели спустя. В эти две недели своей агонии она уже ни
разу не могла совершенно прийти в себя и избавиться от своих странных фантазий. Рассудок ее как будто помутился. Она твердо была уверена, до самой смерти своей, что дедушка зовет ее к себе и сердится на нее, что она не приходит, стучит на нее палкою и велит ей идти просить у добрых людей на хлеб и на табак. Часто она начинала плакать во сне и,
просыпаясь, рассказывала, что видела мамашу.
Я хотел было все рассказать ему, но удержался и только улыбнулся про себя. Ложась спать, я, сам не знаю зачем,
раза три повернулся на одной ноге, напомадился, лег и всю ночь спал как убитый. Перед утром я
проснулся на мгновенье, приподнял голову, посмотрел вокруг себя с восторгом — и опять заснул.
Родион Антоныч несколько
раз просыпался в холодном поту, судорожно крестил свое толстое, заплывшее лицо, охал и долго ворочался с боку на бок.
Всякий
раз, когда я начинал играть с нею, по-своему шумно и резво, старая нянька, вечно сонная и вечно дравшая, с закрытыми глазами, куриные перья для подушек, немедленно
просыпалась, быстро схватывала мою Соню и уносила к себе, кидая на меня сердитые взгляды; в таких случаях она всегда напоминала мне всклоченную наседку, себя я сравнивал с хищным коршуном, а Соню — с маленьким цыпленком.
И так до трех
раз он спросил ее. Но она всё-таки ничего не сказала. И он
проснулся. С тех пор ему легче стало, и он как бы очнулся, оглянулся вокруг себя и в первый
раз стал сближаться и говорить с своими товарищами по камере.
Нашел он как-то на дороге гривенник — поднял и схоронил. В другой
раз благодетель гривенничком пожаловал — тоже схоронил. Полюбились ему деньги; дома об них только и разговору. Отец ли пьяный
проспится — все хнычет, что денег нет; мать к благодетелю пристает — все деньгами попрекает.
— Ай люли! ай люли! — опять запел беспокойный сосед и на этот
раз сам
проснулся от звуков собственного голоса.
Я несколько
раз просыпался ночью, боясь проспать утро, и в шестом часу уж был на ногах. В окнах едва брезжилось. Я надел свое платье и сапоги, которые, скомканные и нечищенные, лежали у постели, потому что Николай еще не успел убрать, и, не молясь богу, не умываясь, вышел в первый
раз в жизни один на улицу.
Проснувшись около десяти часов, он вдруг дико вскочил с постели,
разом вспомнил всё и плотно ударил себя ладонью по лбу: ни завтрака, ни Блюма, ни полицеймейстера, ни чиновника, явившегося напомнить, что члены — ского собрания ждут его председательства в это утро, он не принял, он ничего не слышал и не хотел понимать, а побежал как шальной на половину Юлии Михайловны.