Неточные совпадения
Скотинин. Кого? За что? В день моего сговора! Я
прошу тебя, сестрица, для такого
праздника отложить наказание до завтрева; а завтра, коль изволишь, я и сам охотно помогу. Не будь я Тарас Скотинин, если у меня не всякая вина виновата. У меня в этом, сестрица, один обычай с тобою. Да за что ж ты так прогневалась?
— В другое время когда-нибудь, в
праздник; и вы к нам, милости
просим, кофе кушать. А теперь стирка: я пойду посмотрю, что Акулина, начала ли?..
— Я об этом хотел
просить. В приговоре сказано: по докладу комиссии, я возражаю на ваш доклад, а не на высочайшую волю. Я шлюсь на князя, что мне не было даже вопроса ни о
празднике, ни о каких песнях.
1 июля 1842 года императрица, пользуясь семейным
праздником,
просила государя разрешить мне жительство в Москве, взяв во внимание болезнь моей жены и ее желание переехать туда.
— Как будто вы не знаете, — сказал Шубинский, начинавший бледнеть от злобы, — что ваша вина вдесятеро больше тех, которые были на
празднике. Вот, — он указал пальцем на одного из прощенных, — вот он под пьяную руку спел мерзость, да после на коленках со слезами
просил прощения. Ну, вы еще от всякого раскаяния далеки.
Сидит такой у нас один, и приходит к нему жена и дети, мал мала меньше… Слез-то, слез-то сколько!..
Просят смотрителя отпустить его на
праздник, в ногах валяются…
Сборы переселенцев являлись обидой: какие ни на есть, а все-таки свои туляки-то. А как уедут, тут с голоду помирай… Теперь все-таки Мавра кое-как изворачивалась: там займет, в другом месте перехватит, в третьем
попросит. Как-то Федор Горбатый в
праздник целый воз хворосту привез, а потом ворота поправил. Наташка попрежнему не жаловалась, а только молчала, а старая Мавра боялась именно этого молчания.
— Погоди, родитель, будет и на нашей улице
праздник, — уверял Артем. — Вот торговлишку мало-мало обмыслил, а там избушку поставлю, штобы тебя не стеснять… Ну, ты и живи, где хошь: хоть в передней избе с Макаром, хоть в задней с Фролом, а то и ко мне милости
просим. Найдем и тебе уголок потеплее. Нам-то с Домной двоим не на пасынков копить. Так я говорю, родитель?
Мать, в свою очередь, пересказывала моему отцу речи Александры Ивановны, состоявшие в том, что Прасковью Ивановну за богатство все уважают, что даже всякий новый губернатор приезжает с ней знакомиться; что сама Прасковья Ивановна никого не уважает и не любит; что она своими гостями или забавляется, или ругает их в глаза; что она для своего покоя и удовольствия не входит ни в какие хозяйственные дела, ни в свои, ни в крестьянские, а все предоставила своему поверенному Михайлушке, который от крестьян пользуется и наживает большие деньги, а дворню и лакейство до того избаловал, что вот как они и с нами, будущими наследниками, поступили; что Прасковья Ивановна большая странница, терпеть не может попов и монахов, и нищим никому копеечки не подаст; молится богу по капризу, когда ей захочется, — а не захочется, то и середи обедни из церкви уйдет; что священника и причет содержит она очень богато, а никого из них к себе в дом не пускает, кроме попа с крестом, и то в самые большие
праздники; что первое ее удовольствие летом — сад, за которым она ходит, как садовник, а зимою любит она петь песни, слушать, как их поют, читать книжки или играть в карты; что Прасковья Ивановна ее, сироту, не любит, никогда не ласкает и денег не дает ни копейки, хотя позволяет выписывать из города или покупать у разносчиков все, что Александре Ивановне вздумается; что сколько ни
просили ее посторонние почтенные люди, чтоб она своей внучке-сиротке что-нибудь при жизни назначила, для того чтоб она могла жениха найти, Прасковья Ивановна и слышать не хотела и отвечала, что Багровы родную племянницу не бросят без куска хлеба и что лучше век оставаться в девках, чем навязать себе на шею мужа, который из денег женился бы на ней, на рябой кукушке, да после и вымещал бы ей за то.
Конечно, можно за эти провинности места лишиться, или награды к
празднику не получить, но и тут лазеечка есть: тетенька
попросит.
— Повторяю, что вы изволите ошибаться, ваше превосходительство: это ваша супруга
просила меня прочесть — не лекцию, а что-нибудь литературное на завтрашнем
празднике. Но я и сам теперь от чтения отказываюсь. Покорнейшая просьба моя объяснить мне, если возможно: каким образом, за что и почему я подвергнут был сегодняшнему обыску? У меня взяли некоторые книги, бумаги, частные, дорогие для меня письма и повезли по городу в тачке…
— Напротив, ваша супруга
просила меня читать завтра на ее
празднике. Я же не
прошу, а пришел искать прав моих…
— Вот то-то же, братец! Я слышал, что губернатор объезжает губернию: теперь тебе и горюшка мало, а он, верно, в будущем месяце заедет в наш город и у меня будет в гостях, — примолвил с приметной важностию Ижорской. — Он много наслышался о моей больнице, о моем конском заводе и о прочих других заведениях. Ну что ж?
Праздников давать не станем, а запросто, милости
просим!
Он ушёл от неё на рассвете лёгкой походкой, чувствуя себя человеком, который в опасной игре выиграл нечто ценное. Тихий
праздник в его душе усиливало ещё и то, что когда он, уходя,
попросил у Полины спрятанный ею револьвер, а она не захотела отдать его, Яков принужден был сказать, что без револьвера боится идти, и сообщил ей историю с Носковым. Его очень обрадовал испуг Полины, волнение её убедило его, что он действительно дорог ей, любим ею. Ахая, всплескивая руками, она стала упрекать его...
В один из семейных
праздников, когда гости, вышедши из-за стола, направились в гостиную к кофею и фруктам, нам нежданно объявили, что барышни
просят всех в новый флигель, стоявший в то время пустым.
Так пошла старушка к вечерне и ко всенощной под
праздник введения, а Катеринушку
попросила присмотреть за Федюшкой. Мальчик в эту пору уже обмогался.
Только она одна почему-то обязана, как старуха, сидеть за этими письмами, делать на них пометки, писать ответы, потом весь вечер до полуночи ничего не делать и ждать, когда захочется спать, а завтра весь день будут ее поздравлять и
просить у ней, а послезавтра на заводе непременно случится какой-нибудь скандал, — побьют кого, или кто-нибудь умрет от водки, и ее почему-то будет мучить совесть; а после
праздников Назарыч уволит за прогул человек двадцать, и все эти двадцать будут без шапок жаться около ее крыльца, и ей будет совестно выйти к ним, и их прогонят, как собак.
— О коровах, батюшка, я баушку Алену
просила: баушка походит. Как можно о скотинке не думать! Я о ней кажинный час жалею. И сегодня не пошла бы, да у тетки моей
праздник, а у меня и родни-то на свете только тетка родная и есть, — говорит она скороговоркой.
«Буду, говорит,
просить тебя, Михайлушка, не позорь ты батюшку по
праздникам, сделай милость!
Через деревню проезжал иногда на беговых дрожках или в коляске инженер Кучеров, строитель моста, полный, плечистый, бородатый мужчина в мягкой, помятой фуражке; иногда в
праздники приходили босяки, работавшие на мосту; они
просили милостыню, смеялись над бабами и, случалось, уносили что-нибудь.
— Ох, уж и Никита-то Васильич твои же речи мне отписывает, — горько вздохнула Манефа. — И он пишет, что много старания Громовы прилагали, два раза обедами самых набольших генералов кормили,
праздник особенный на даче им делали, а ни в чем успеха не получили. Все, говорят, для вас рады сделать, а насчет этого дела и не
просите, такой, дескать, строгий о староверах указ вышел, что теперь никакой министр не посмеет ни самой малой ослабы попустить…
— Спокойся, — сказала Манефа, — спокойся теперь. Завтрашнего дня ответ тебе дам… Часы [Утренняя служба, вместо обедни.] отправишь, ко мне забреди. А послезавтра
праздник у нас и собранье — милости
просим попраздновать: со всеми матерями приходи и белицы чтоб все приходили… А на завтра вышли ко мне, матушка, трудниц своих с пяток — в келарне бы полы подмыли да кой-где по кельям у стариц… Свои-то в разгоне по случаю
праздника, все за работами… Так уж ты мне пособи.
Когда жили в городе, мы каждый день учились, только по воскресеньям и по
праздникам ходили гулять и играли с братьями. Один раз батюшка сказал: «Надо старшим детям учиться ездить верхом. Послать их в манеж». Я был меньше всех братьев и спросил: «А мне можно учиться?» Батюшка сказал: «Ты упадешь». Я стал
просить его, чтоб меня тоже учили, и чуть не заплакал. Батюшка сказал: «Ну, хорошо, и тебя тоже. Только смотри: не плачь, когда упадешь. Кто ни разу не упадет с лошади, не выучится верхом ездить».
В эту минуту человек
попросил Бодростина в разрядную к конторщику. Михаил Андреевич вышел и скоро возвратился веселый и, развязно смеясь, похвалил практический ум своего конторщика, который присоветовал ему просто-напросто немножко принадуть мужиков, дав им обещание, что огней в доме не будет, а между тем праздновать себе
праздник, опустив шторы, как будто бы ничего и не было.
Только по
праздникам бывало молоко, когда Марья
попросит у соседей горшочек.
—
Прошу слова… Я бы предложил для светлого
праздника совсем их простить. Они это сделали по несознательности, сами теперь жалеют, а мы на них зла не имеем.
Во вторник письмо не появилось, и редактор по телефону очень извинялся. Потом оказалось, метранпаж затерял заметку. Редактор
просил непременно прислать новую и опять очень извинялся. Наконец, оказалось, — времени прошло уже столько, что решительно не имело смысла печатать: все давно уже забыли и о самом-то
празднике.
— Ее родители были очень достаточные люди, она сирота, живет у своей тетки, полковницы Усовой, которая очень богата. Она убедительно
просила отпускать к ним Олю. Сегодня у них семейный
праздник. Надо же доставить девочке удовольствие. Пусть повеселится.
Мы их сейчас узнаем, и при этом
просим обратить внимание, что все эти события случились в разных местах, но около одного и того же дня — именно около
праздника Благовещения, когда, по народному поверью, «даже птица гнезда не вьет».