Неточные совпадения
«Экой кулак!» — сказал
про себя Чичиков и потом
продолжал вслух с некоторою досадою...
— Вот вы, наверно, думаете, как и все, что я с ним слишком строга была, —
продолжала она, обращаясь к Раскольникову. — А ведь это не так! Он меня уважал, он меня очень, очень уважал! Доброй души был человек! И так его жалко становилось иной раз! Сидит, бывало, смотрит на меня из угла, так жалко станет его, хотелось бы приласкать, а потом и думаешь
про себя: «приласкаешь, а он опять напьется», только строгостию сколько-нибудь и удержать можно было.
— Я вам одну вещь, батюшка Родион Романович, скажу
про себя, так сказать в объяснение характеристики, —
продолжал, суетясь по комнате, Порфирий Петрович и по-прежнему как бы избегая встретиться глазами с своим гостем.
— Я говорю
про этих стриженых девок, —
продолжал словоохотливый Илья Петрович, — я прозвал их сам от
себя повивальными бабками и нахожу, что прозвание совершенно удовлетворительно. Хе! хе! Лезут в академию, учатся анатомии; ну скажите, я вот заболею, ну позову ли я девицу лечить
себя? Хе! хе!
Это они хотят заманить меня хитростью и вдруг сбить на всем», —
продолжал он
про себя, выходя на лестницу.
— Я пришел вас уверить, что я вас всегда любил, и теперь рад, что мы одни, рад даже, что Дунечки нет, —
продолжал он с тем же порывом, — я пришел вам сказать прямо, что хоть вы и несчастны будете, но все-таки знайте, что сын ваш любит вас теперь больше
себя и что все, что вы думали
про меня, что я жесток и не люблю вас, все это была неправда. Вас я никогда не перестану любить… Ну и довольно; мне казалось, что так надо сделать и этим начать…
— Умрете… вы, — с запинкой
продолжала она, — я буду носить вечный траур по вас и никогда более не улыбнусь в жизни. Полюбите другую — роптать, проклинать не стану, а
про себя пожелаю вам счастья… Для меня любовь эта — все равно что… жизнь, а жизнь…
— Одни из этих артистов просто утопают в картах, в вине, —
продолжал Райский, — другие ищут роли. Есть и дон-кихоты между ними: они хватаются за какую-нибудь невозможную идею, преследуют ее иногда искренно; вообразят
себя пророками и апостольствуют в кружках слабых голов, по трактирам. Это легче, чем работать. Проврутся что-нибудь дерзко
про власть, их переводят, пересылают с места на место. Они всем в тягость, везде надоели. Кончают они различно, смотря по характеру: кто угодит, вот как вы, на смирение…
— Как он узнал? О, он знает, —
продолжала она отвечать мне, но с таким видом, как будто и забыв
про меня и точно говоря с
собою. — Он теперь очнулся. Да и как ему не знать, что я его простила, коли он знает наизусть мою душу? Ведь знает же он, что я сама немножко в его роде.
— Нечистого изгоняешь, а может, сам ему же и служишь, — безбоязненно
продолжал отец Паисий, — и кто
про себя сказать может: «свят есть»? Не ты ли, отче?
Но злополучный пудель только вздрагивал и не решался разинуть рот; он
продолжал сидеть, поджавши болезненно хвост, и, скривив морду, уныло моргал и щурился, словно говорил
про себя: известно, воля ваша!
— Попал Хорь в вольные люди, —
продолжал он вполголоса, как будто
про себя, — кто без бороды живет, тот Хорю и набольший.
Заварили майорский чай, и, несмотря на отвычку, все с удовольствием приняли участие в чаепитии. Майор пил пунш за пуншем, так что Калерии Степановне сделалось даже жалко. Ведь он ни чаю, ни рому назад не возьмет — им бы осталось, — и вдруг, пожалуй, всю бутылку за раз выпьет! Хоть бы на гогель-могель оставил! А Клобутицын
продолжал пить и в то же время все больше и больше в упор смотрел на Машу и
про себя рассуждал...
— Узнаешь, Иван Федорович, узнаешь, — промолвила, улыбаясь, тетушка и подумала
про себя: «Куды ж! ще зовсим молода дытына,ничего не знает!» — Да, Иван Федорович! —
продолжала она вслух, — лучшей жены нельзя сыскать тебе, как Марья Григорьевна.
— Насчет этого я вам скажу хоть бы и
про себя, —
продолжал попович, — в бытность мою, примерно сказать, еще в бурсе, вот как теперь помню…
— А! — промолвил Лаврецкий и умолк. Полупечальное, полунасмешливое выражение промелькнуло у него на лице. Упорный взгляд его смущал Лизу, но она
продолжала улыбаться. — Ну и дай бог им счастья! — пробормотал он, наконец, как будто
про себя, и отворотил голову.
— Но нас ведь сначала, —
продолжала Юлия, — пока вы не написали к Живину, страшно напугала ваша судьба: вы человека вашего в деревню прислали, тот и рассказывал всем почти, что вы что-то такое в Петербурге
про государя, что ли, говорили, — что вас схватили вместе с ним, посадили в острог, — потом, что вас с кандалами на ногах повезли в Сибирь и привезли потом к губернатору, и что тот вас на поруки уже к
себе взял.
— Об чем он думает? —
продолжал я
про себя, — что у него в голове?
— Порядочные люди говорят просто „княжна“, —
продолжала она задумавшись и как будто
про себя. — Вы читаете что-нибудь?
— Вона, вона! ишь как Оську-то задрали! —
продолжает он как будто
про себя.
— Скажу, примерно, хошь
про себя, —
продолжал Пименыч, не отвечая писарю, — конечно, меня господь разумением выспренним не одарил, потому как я солдат и, стало быть, даров прозорливства взять мне неоткуда, однако истину от неправды и я различить могу… И это именно так, что бывают на свете такие угодные богу праведники и праведницы, которые единым простым своим сердцем непроницаемые тайны проницаемыми соделывают, и в грядущее, яко в зерцало, очами бестелесными прозревают!
— А хоть бы и
про себя мне сказать, —
продолжал между тем тот, выпивая еще рюмку водки, — за что этот человек всю жизнь мою гонит меня и преследует? За что? Что я у его и моей, с позволения сказать, любовницы ворота дегтем вымазал, так она, бестия, сама была того достойна; и как он меня тогда подвел, так по все дни живота не забудешь того.
— Я вам все это рассказываю, —
продолжала она, — во-первых, для того, чтобы не слушать этих дураков (она указала на сцену, где в это мгновение вместо актера подвывала актриса, тоже выставив локти вперед), а во-вторых, для того, что я перед вами в долгу: вы вчера мне
про себя рассказывали.
— Боюсь только, нет ли тут чего с егостороны, —
продолжала она, не отвечая на вопрос, даже вовсе его не расслышав. — Опять-таки не мог же он сойтись с такими людишками. Графиня съесть меня рада, хоть и в карету с
собой посадила. Все в заговоре — неужто и он? Неужто и он изменил? (Подбородок и губы ее задрожали.) Слушайте вы: читали вы
про Гришку Отрепьева, что на семи соборах был проклят?
Он считал по совести бесчестным
продолжать службу и уверен был
про себя, что марает
собою полк и товарищей, хотя никто из них и не знал о происшествии.
— Вишь, как господь тебя соблюл, боярыня, — сказал незнакомый старик, любопытно вглядываясь в черты Елены, — ведь возьми конь немного левее, прямо попала бы в плёс; ну да и конь-то привычный, —
продолжал он
про себя, — место ему знакомо; слава богу, не в первый раз на мельнице!
— Эх, конь! — говорил он, топая ногами и хватаясь в восхищении за голову, — экий конь! подумаешь. И не видывал такого коня! Ведь всякие перебывали, а небось такого бог не послал! Что бы, — прибавил он
про себя, — что бы было в ту пору этому седоку, как он есть, на Поганую Лужу выехать! Слышь ты, —
продолжал он весело, толкая локтем товарища, — слышь ты, дурень, который конь тебе боле по сердцу?
Когда его ругают или он слушает чей-либо интересный рассказ, губы его шевелятся, точно он повторяет
про себя то, что слышит, или тихонько
продолжает говорить свое.
— Пораженный, раздраженный, убитый, —
продолжал Фома, — я заперся сегодня на ключ и молился, да внушит мне Бог правые мысли! Наконец положил я: в последний раз и публично испытать вас. Я, может быть, слишком горячо принялся, может быть, слишком предался моему негодованию; но за благороднейшие побуждения мои вы вышвырнули меня из окошка! Падая из окошка, я думал
про себя: «Вот так-то всегда на свете вознаграждается добродетель!» Тут я ударился оземь и затем едва помню, что со мною дальше случилось!
А паспорт, —
продолжал он как бы
про себя, — дело рук человеческих; вы, например, едете: кто вас знает, Марья ли вы Бредихина, или же Каролина Фогельмейер?» Чувство гадливости шевельнулось в Инсарове, но он поблагодарил прокурора и обещался завернуть на днях.
(«А его коробит», —
продолжал думать
про себя Берсенев.)
— Я грешный человек, мамынька, да
про себя… — смиренно
продолжал Зотушка, помаленьку отступая к дверям. — Других не обижаю; а братец разогнал всех старых знакомых, теперь меня гонит, а будет время — и вас, мамынька, выгонит… Я-то не пропаду: нам доброго не изжить еще, а вот вы-то как?..
— Ну, так я сразу всю причину и нашел, —
продолжал Гордей Евстратыч, соображая что-то
про себя. — Я уж тебе все до конца доскажу…
— Добро, добро, не божись!.. Дай подумать… Ну, слушай же, Григорьевна, —
продолжал мужской голос после минутного молчания, — сегодня у нас на селе свадьба: дочь нашего волостного дьяка идет за приказчикова сына. Вот как они поедут к венцу, ты заберись в женихову избу на полати, прижмись к уголку, потупься и нашептывай
про себя…
—
Про нее, между прочим, рассказывают, —
продолжала г-жа Петицкая, — и это не то что выдумка, а настоящее происшествие было: раз она идет и встречает знакомого ей студента с узелком, и этакая-то хорошенькая, прелестная
собой, спрашивает его: «Куда вы идете?» — «В баню!» — говорит. — «Ну так, говорит, и я с вами!» Пошла с ним в номер и вымылась, и не то что между ними что-нибудь дурное произошло — ничего!.. Так только, чтобы показать, что стыдиться мужчин не следует.
— Если я умру теперь, что весьма возможно, —
продолжала она, — то знайте, что я унесла с
собой одно неудовлетворенное чувство,
про которое еще Кочубей […еще Кочубей.
Миклаков после того некоторое время
продолжал усмехаться
про себя. Княгиня же сидела печальная и задумчивая.
— Я
про себя этого не скажу, —
продолжал Сборской. — Я однажды так трухнул, что у меня волосы стали дыбом и язык отнялся.
— Так надо сказать-с, —
продолжал он, явно разгорячившись, — тут кругом всего этого стена каменная построена: кто попал за нее и узнал тамошние порядки — ну и сиди, благоденствуй; сору только из избы не выноси да гляди на все сквозь пальцы; а уж свежего человека не пустят туда. Вот теперь
про себя мне сказать: уроженец я какой бы то ни было там губернии; у меня нет ни роду, ни племени; человек я богатый, хотел бы, может, для своей родины невесть сколько добра сделать, но мне не позволят того!
— Долгов, —
продолжал с глубокомысленным видом граф, — как сам
про себя говорит, — человек народа, демократ, чувствующий веяние минуты… (Долгов действительно это неоднократно говорил Хвостикову, поэтому тот и запомнил его слова буквально.) А Бегушев, например, при всем его уме, совершенно не имеет этого чутья, — заключил граф.
— Совершенно как будто наяву и даже с теми самыми обстоя-тельствами, — подтвердил князь. — Мадмуазель, —
продолжал он, с необыкновенною вежливостью обращаясь к Зине, которая все еще не пришла в
себя от изумления, — мадмуазель! Клянусь, что никогда бы я не осмелился произнести ваше имя, если б другие раньше меня не про-из-нес-ли его. Это был очарова-тельный сон, оча-ро-вательный сон, и я вдвойне счастлив, что мне позволено вам теперь это выс-ка-зать. Charmant! charmant!..
— «Что же это такое? —
продолжал уже
про себя наш герой, оставшись один.
— Вот-те и штука!.. — прошептал наш герой, остолбенев на мгновение. — Вот-те и штука! Так вот такое-то здесь обстоятельство!.. — Тут господин Голядкин почувствовал, что у него отчего-то заходили мурашки по телу. — Впрочем, —
продолжал он
про себя, пробираясь в свое отделение, — впрочем, ведь я уже давно говорил о таком обстоятельстве; я уже давно предчувствовал, что он по особому поручению, — именно вот вчера говорил, что непременно по чьему-нибудь особому поручению употреблен человек…
— Нет-с, благодарю; я не пью пуншу, — отвечал Ферапонт Григорьич. — «Нет, брат, не надуешь, — думал он сам
про себя, — ты, пожалуй, напоишь, да и обделаешь. Этакий здесь народец, —
продолжал рассуждать сам с
собою помещик, осматривая гостей, — какие у всех рожи-то нечеловеческие: образина на образине! Хозяин лучше всех с лица: хват малый; только, должно быть, страшная плутина!» Другие гости не отказались, подобно Ферапонту Григорьичу; они все сделали
себе по пуншу и принялись пить.
— Скажите же что-нибудь
про себя, —
продолжала она: — где вы были, что вы делали? Я несколько раз спрашивала Леонида, он мне ничего подробно не рассказывал, такой досадный!
— Ладно! — ответил Макар обиженным тоном, но сам
продолжал жаловаться
про себя и ворчать на дурные порядки: «Человека заставляют ходить, а есть ему не надо! Где это слыхано?»
— Ну да, — возразил Гаврило и подумал
про себя: «Нечего сказать, аккуратно говорит человек». — Только вот что, —
продолжал он вслух: — невесту-то тебе приискали неладную…
— Да я тебе что — жена, что ли? — вразумительно и спокойно спросила Мальва и, не дожидаясь ответа,
продолжала: — Привыкши бить жену ни за что ни
про что, ты и со мной так же думаешь? Ну, нет. Я сама
себе барыня, и никого не боюсь. А ты вон — сына боишься: давеча как заюлил перед ним — стыд! А еще грозишь мне!
Вязовнин никак не мог отдать
себе ясного отчета в том, как он сюда попал; он
продолжал твердить
про себя: «Как это глупо! как это глупо!» — и совестно ему становилось, словно он участвовал в какой-то плоской шалости, — и неловкая, внутрь затаенная улыбка не сходила у него с души, а глаза его не могли оторваться от низкого лба, от остриженных под гребенку черных волос торчавшего перед ним француза.
— Не может быть, — громко сказал Тугай и оглядел громадную комнату, словно в свидетели приглашал многочисленных собеседников. — Это сон. — Опять он пробормотал
про себя, затем бессвязно
продолжал: — одно, одно из двух: или это мертво… а он… тот… этот… жив… или я… не поймешь…