Неточные совпадения
— А кто их
заводил? Сами завелись: накопилось шерсти, сбыть некуды, я и начал ткать сукна, да и сукна толстые, простые; по дешевой цене их тут же
на рынках у меня и разбирают. Рыбью шелуху, например, сбрасывали
на мой
берег шесть лет сряду; ну, куды ее девать? я начал с нее варить клей, да сорок тысяч и взял. Ведь у меня всё так.
Райский
провел уже несколько таких дней и ночей, и еще больше предстояло ему
провести их под этой кровлей, между огородом, цветником, старым, запущенным садом и рощей, между новым, полным жизни, уютным домиком и старым, полинявшим, частию с обвалившейся штукатуркой домом, в полях,
на берегах, над Волгой, между бабушкой и двумя девочками, между Леонтьем и Титом Никонычем.
Промахнувшись раз, японцы стали слишком осторожны: адмирал сказал, что, в ожидании ответа из Едо об отведении нам места, надо
свезти пока
на пустой, лежащий близ нас, камень хронометры для поверки. Об этом вскользь сказали японцам: что же они?
на другой день
на камне воткнули дерево, чтоб сделать камень похожим
на берег,
на который мы обещали не съезжать. Фарсеры!
«А там есть какая-нибудь юрта,
на том
берегу, чтоб можно было переждать?» — спросил я. «Однако нет, — сказал он, — кусты есть… Да почто вам юрта?» — «Куда же чемоданы сложить, пока лошадей приведут?» — «А
на берегу: что им доспеется? А не то так в лодке останутся: не азойно будет» (то есть: «Не тяжело»). Я задумался:
провести ночь
на пустом
берегу вовсе не занимательно; посылать ночью в город за лошадьми взад и вперед восемь верст — когда будешь под кровлей? Я поверил свои сомнения старику.
Иногда
на другом конце
заведут стороной, вполголоса, разговор, что вот зелень не свежа, да и дорога, что кто-нибудь будто был
на берегу и видел лучше, дешевле.
Хотя наш плавучий мир довольно велик, средств незаметно
проводить время было у нас много, но все плавать да плавать! Сорок дней с лишком не видали мы
берега. Самые бывалые и терпеливые из нас с гримасой смотрели
на море, думая про себя: скоро ли что-нибудь другое? Друг
на друга почти не глядели, перестали заниматься, читать. Всякий знал, что подадут к обеду, в котором часу тот или другой ляжет спать, даже нехотя заметишь, у кого сапог разорвался или панталоны выпачкались в смоле.
Фрегат разоружили:
свезли все шестьдесят орудий
на берег и отдали
на сохранение японцам, объяснив им, как важно для нас, чтобы орудия не достались неприятелю. И японцы укрыли и сохранили их тщательно, построив для того особые сараи.
Мы съехали после обеда
на берег, лениво и задумчиво бродили по лесам, или, лучше сказать, по садам, зашли куда-то в сторону, нашли холм между кедрами, полежали
на траве, зашли в кумирню, напились воды из колодца, а вечером пили чай
на берегу, под навесом мирт и папирусов, — словом,
провели вечер совершенно идиллически.
Велено было спросить: скоро ли
отведут нам место
на берегу?
Весь день и вчера всю ночь писали бумаги в Петербург; не до посетителей было, между тем они приезжали опять предложить нам стать
на внутренний рейд. Им сказано, что хотим стать дальше, нежели они указали. Они поехали предупредить губернатора и завтра хотели быть с ответом. О
береге все еще ни слова: выжидают, не уйдем ли. Вероятно, губернатору велено не
отводить места, пока в Едо не прочтут письма из России и не узнают, в чем дело, в надежде, что, может быть, и
на берег выходить не понадобится.
— Какая благодать! — твердил я, ложась, как
на берегу, дома,
на неподвижную постель. —
Завозите себе там верпы, а я усну, как давно не спал!
Другой переводчик, Эйноске, был в Едо и возился там «с людьми Соединенных Штатов». Мы узнали, что эти «люди» ведут переговоры мирно; что их точно так же
провожают в прогулках лодки и не пускают
на берег и т. п. Еще узнали, что у них один пароход приткнулся к мели и начал было погружаться
на рейде; люди уже бросились
на японские лодки, но пробитое отверстие успели заткнуть. Американцы в Едо не были, а только в его заливе, который мелководен, и
на судах к столице верст за тридцать подойти нельзя.
Японцы будут мешать съезжать
на берег,
свозить товары; затеется не раз ссора, может быть драка, сначала частная, а там…
Уж я теперь забыл, продолжал ли Фаддеев делать экспедиции в трюм для добывания мне пресной воды, забыл даже, как мы
провели остальные пять дней странствования между маяком и банкой; помню только, что однажды, засидевшись долго в каюте, я вышел часов в пять после обеда
на палубу — и вдруг близехонько увидел длинный, скалистый
берег и пустые зеленые равнины.
Наконец тянуть далее было нельзя, и он сказал, что место готово, но предложил пользоваться им
на таких условиях, что согласиться было невозможно: например, чтобы баниосы
провожали нас
на берег и обратно к судам.
Вы едва являетесь в порт к индийцам, к китайцам, к диким — вас окружают лодки, как окружили они здесь нас: прачка-китаец или индиец берет ваше тонкое белье, крахмалит, моет, как в Петербурге; является портной, с длинной косой, в кофте и шароварах, показывает образчики сукон, материй, снимает мерку и шьет европейский костюм; съедете
на берег — жители не разбегаются в стороны, а встречают толпой, не затем чтоб драться, а чтоб предложить карету, носилки,
проводить в гостиницу.
Библию же одну никогда почти в то время не развертывал, но никогда и не расставался с нею, а
возил ее повсюду с собой: воистину
берег эту книгу, сам того не ведая, «
на день и час,
на месяц и год».
Вместе с нею попали еще две небольшие рыбки: огуречник — род корюшки с темными пятнами по бокам и
на спине (это было очень странно, потому что идет она вдоль
берега моря и никогда не заходит в реки) и колюшка — обитательница
заводей и слепых рукавов, вероятно снесенная к устью быстрым течением реки.
Когда мы вошли в залив Ольги, было уже темно. Решив
провести ночь
на суше, мы съехали
на берег и развели костер.
На заводях Кусуна мы застали старого лодочника маньчжура Хей-ба-тоу, что в переводе значит «морской старшина». Это был опытный мореход, плавающий вдоль
берегов Уссурийского края с малых лет. Отец его занимался морскими промыслами и с детства приучил сына к морю. Раньше он плавал у
берегов Южно-Уссурийского края, но в последние годы под давлением русских перекочевал
на север.
В низовьях Такема разбивается
на три рукава. Они все впадают в длинную
заводь, которая тянется вдоль
берега моря и отделена от него песчаным валом. Раньше устье Такемы было в 12 км от моря, там, где долина суживается и образует «щеки». Об этом красноречиво говорят следы коррозии [Углубления, проделанные морским прибоем в горной породе.] с левой стороны долины, у подножия отодвинутых ныне в глубь страны береговых обрывов, состоящих из аклировидного гранита.
По возвращении с этих работ я занялся вычерчиванием съемок. Н.А. Десулави ботанизировал
на берегу моря, а П.П. Бордаков все эти дни
проводил с Дерсу. Он расспрашивал его об охоте
на тигров, о религии и загробной жизни.
Целые дни я
проводил в палатке, вычерчивал маршруты, делал записи в дневниках и писал письма. В перерывах между этими занятиями я гулял
на берегу моря и наблюдал птиц.
Опасаясь, чтобы с Логадой чего-нибудь не случилось, я зажег свой маленький фонарик и снова пошел его искать. Два удэгейца вызвались меня
провожать. Под
берегом, в 50 шагах от балагана, мы нашли Логаду спящим
на охапке сухой травы.
Весь следующий день мы
провели в беседе. Река Санхобе являлась крайним пунктом нашего путешествия по
берегу моря. Отсюда нам надо было идти к Сихотэ-Алиню и далее
на Иман.
На совете решено было остаться
на Санхобе столько времени, сколько потребуется для того, чтобы подкрепить силы и снарядиться для зимнего похода.
Я видел, что казаки торопятся домой, и пошел навстречу их желанию. Один из удэгейцев вызвался
проводить нас до Мяолина. Та к называется большой ханшинный завод, находящийся
на правом
берегу Имана, в 7 км от Картуна, ниже по течению.
Через полчаса мы тронулись дальше. Я оглянулся назад. Ребята по-прежнему толпились
на берегу и
провожали нас глазами.
Около таких лагун всегда держится много птиц. Одни из них были
на берегу моря, другие предпочитали держаться в
заводях реки. Среди первых я заметил тихоокеанских чернозобиков. Судя по времени, это были, вероятно, отсталые птицы.
Утром мне доложили, что Дерсу куда-то исчез. Вещи его и ружье остались
на месте. Это означало, что он вернется. В ожидании его я пошел побродить по поляне и незаметно подошел к реке.
На берегу ее около большого камня я застал гольда. Он неподвижно сидел
на земле и смотрел в воду. Я окликнул его. Он повернул ко мне свое лицо. Видно было, что он
провел бессонную ночь.
С северо — востока, от
берегов большой реки, с северо — запада, от прибережья большого моря, — у них так много таких сильных машин, —
возили глину, она связывала песок,
проводили каналы, устраивали орошение, явилась зелень, явилось и больше влаги в воздухе; шли вперед шаг за шагом, по нескольку верст, иногда по одной версте в год, как и теперь все идут больше
на юг, что ж тут особенного?
Усадьба Савельцевых, Щучья-Заводь, находилась
на берегу реки Вопли, как раз напротив Овсецова.
В половине семидесятых годов мне привелось
провести зиму в одной из так называемых stations d’hiver <зимних станций>
на берегу Средиземного моря.
Лето 22 года мы
провели в Звенигородском уезде, в Барвихе, в очаровательном месте
на берегу Москвы-реки, около Архангельского Юсуповых, где в то время жил Троцкий.
А пароход быстро подвигался вперед, оставляя за собой пенившийся широкий след.
На берегу попадались мужички, которые долго
провожали глазами удивительную машину. В одном месте из маленькой прибрежной деревушки выскочил весь народ, и мальчишки бежали по
берегу, напрасно стараясь обогнать пароход. Чувствовалась уже близость города.
— Тут в Александровске еще ничего, — сказал мне механик, заметив, какое тяжелое впечатление произвел
на меня
берег, — а вот вы увидите Дуэ! Там
берег совсем отвесный, с темными ущельями и с угольными пластами… мрачный
берег! Бывало, мы
возили на «Байкале» в Дуэ по 200–300 каторжных, так я видел, как многие из них при взгляде
на берег плакали.
[Тут кстати привести одно наблюдение Невельского: туземцы
проводят обыкновенно между
берегами черту для того, чтобы показать, что от
берега к
берегу можно проплыть
на лодке, то есть что существует между
берегами пролив.]
Нельзя предположить, чтобы каждая перепелка отдельно летела прямо
на берег моря за многие тысячи верст, и потому некоторые охотники думают, что они собираются в станицы и совершают свое воздушное путешествие по ночам, а день
проводят где случится, рассыпавшись врознь, для приисканья корма, по той местности,
на какую попадут.
Как сейчас вижу маленькую юрточку
на берегу запорошенной снегом протоки. Около юрточки стоят две туземные женщины — старушки с длинными трубками. Они вышли нас
провожать. Отойдя немного, я оглянулся. Старушки стояли
на том же месте. Я помахал им шапкой, они ответили руками.
На повороте протоки я повернулся и послал им последнее прости.
Кожин сам отворил и
провел гостя не в избу, а в огород, где под березой,
на самом
берегу озера, устроена была небольшая беседка. Мыльников даже обомлел, когда Кожин без всяких разговоров вытащил из кармана бутылку с водкой. Вот это называется ударить человека прямо между глаз… Да и место очень уж было хорошее.
Берег спускался крутым откосом, а за ним расстилалось озеро, горевшее
на солнце, как расплавленное. У самой воды стояла каменная кожевня, в которой летом работы было совсем мало.
Матушка Маремьяна
отвела Таисью в сторону и принялась ей быстро наговаривать что-то, вероятно, очень интересное, потому что Таисья в первый момент даже отшатнулась от нее, а потом в такт рассказа грустно покачивала головой. Они проговорили так вплоть до того, как подошел плот, и расстроенная Таисья чуть не забыла дожидавшейся ее
на берегу Нюрочки.
«Боже мой, — подумал я, — когда я буду большой, чтоб
проводить целые ночи с удочкой и Суркой
на берегу реки или озера?..» — потому что лодки я прибаивался.
И в тот же таинственный час, крадучись, выходит из новенького дома Антошка, садится
на берег и тоже не может
свести лисьих глаз с барской усадьбы.
Эта таинственность только раздражала любопытство, а может быть, и другое чувство Лизы.
На лице ее, до тех пор ясном, как летнее небо, появилось облачко беспокойства, задумчивости. Она часто устремляла
на Александра грустный взгляд, со вздохом
отводила глаза и потупляла в землю, а сама, кажется, думала: «Вы несчастливы! может быть, обмануты… О, как бы я умела сделать вас счастливым! как бы
берегла вас, как бы любила… я бы защитила вас от самой судьбы, я бы…» и прочее.
Как они принялись работать, как стали привскакивать
на своих местах! куда девалась усталость? откуда взялась сила? Весла так и затрепетали по воде. Лодка — что скользнет, то саженей трех как не бывало. Махнули раз десяток — корма уже описала дугу, лодка грациозно подъехала и наклонилась у самого
берега. Александр и Наденька издали улыбались и не
сводили друг с друга глаз. Адуев ступил одной ногой в воду вместо
берега. Наденька засмеялась.
Еще в 1871 году, когда я шел в бурлацкой лямке, немало мы схоронили в прибрежных песках Волги умерших рядом с нами товарищей, бурлаков, а придя в Рыбинск и работая конец лета
на пристани, в артели крючников, которые умирали тут же, среди нас,
на берегу десятками и трупы которых по ночам
отвозили в переполненных лодках хоронить
на песчаный остров, — я немало повидал холерных ужасов.
…Ночь, ярко светит луна, убегая от парохода влево, в луга. Старенький рыжий пароход, с белой полосой
на трубе, не торопясь и неровно шлепает плицами по серебряной воде, навстречу ему тихонько плывут темные
берега, положив
на воду тени, над ними красно светятся окна изб, в селе поют, — девки
водят хоровод, и припев «ай-люли» звучит, как аллилуйя…
За кормою, вся в пене, быстро мчится река, слышно кипение бегущей воды, черный
берег медленно
провожает ее.
На палубе храпят пассажиры, между скамей — между сонных тел — тихо двигается, приближаясь к нам, высокая, сухая женщина в черном платье, с открытой седой головою, — кочегар, толкнув меня плечом, говорит тихонько...
А с
берега, от пристани два пароходика все
возят народ
на корабль, потому что корабли, которые ходят по океану, стоят
на середине поодаль,
на самом глубоком месте.
После обеда немного отдохнули, потом гуляли по Кинелю, перевозились
на ту сторону, потом пили чай
на берегу реки; предлагали гостье поудить рыбу, но она отказалась, говоря, что терпеть не может этой забавы и что ей очень приятно
проводить время с сестрицами.
— Какие там билеты… Прямо
на сцену
проведу. Только уговор
на берегу, а потом за реку: мы поднимемся в пятый ярус, к самой «коробке»… Там, значит, есть дверь в стене, я в нее, а вы за мной. Чтобы, главное дело, скапельдинеры не пымали… Уж вы надейтесь
на дядю Петру. Будьте, значит, благонадежны. Прямо
на сцену
проведу и эту самую Патти покажу вам, как вот сейчас вы
на меня смотрите.