Неточные совпадения
Анна Андреевна. Что тут пишет
он мне в записке? (Читает.)«Спешу тебя уведомить, душенька, что состояние мое было весьма печальное, но, уповая на милосердие божие, за два соленые огурца особенно и полпорции икры рубль двадцать пять копеек…» (Останавливается.)Я ничего не понимаю:
к чему же тут соленые огурцы и икра?
Хлестаков. Да
к чему же говорить? я и без того
их знаю.
Пришлись
они — великое
Избранным людям Божиим
То было торжество, —
Пришлись
к рабам-невольникам...
Лука стоял, помалчивал,
Боялся, не наклали бы
Товарищи в бока.
Оно быть так и сталося,
Да
к счастию крестьянина
Дорога позагнулася —
Лицо попово строгое
Явилось на бугре…
Зиму и лето вдвоем коротали,
В карточки больше играли
они,
Скуку рассеять
к сестрице езжали
Верст за двенадцать в хорошие дни.
Трубят рога охотничьи,
Помещик возвращается
С охоты. Я
к нему:
«Не выдай! Будь заступником!»
— В чем дело? — Кликнул старосту
И мигом порешил:
— Подпаска малолетнего
По младости, по глупости
Простить… а бабу дерзкую
Примерно наказать! —
«Ай, барин!» Я подпрыгнула:
«Освободил Федотушку!
Иди домой, Федот...
Гаврило Афанасьевич
Из тарантаса выпрыгнул,
К крестьянам подошел:
Как лекарь, руку каждому
Пощупал, в лица глянул
им,
Схватился за бока
И покатился со смеху…
«Ха-ха! ха-ха! ха-ха! ха-ха!»
Здоровый смех помещичий
По утреннему воздуху
Раскатываться стал…
Ни с чем нельзя сравнить презрения, которое ощутил я
к нему в ту же минуту.
Стародум(обнимая неохотно г-жу Простакову). Милость совсем лишняя, сударыня! Без нее мог бы я весьма легко обойтись. (Вырвавшись из рук ее, обертывается на другую сторону, где Скотинин, стоящий уже с распростертыми руками, тотчас
его схватывает.) Это
к кому я попался?
Стародум. О сударыня! До моих ушей уже дошло, что
он теперь только и отучиться изволил. Я слышал об
его учителях и вижу наперед, какому грамотею
ему быть надобно, учася у Кутейкина, и какому математику, учася у Цыфиркина. (
К Правдину.) Любопытен бы я был послушать, чему немец-то
его выучил.
Г-жа Простакова. Пронозила!.. Нет, братец, ты должен образ выменить господина офицера; а кабы не
он, то б ты от меня не заслонился. За сына вступлюсь. Не спущу отцу родному. (Стародуму.) Это, сударь, ничего и не смешно. Не прогневайся. У меня материно сердце. Слыхано ли, чтоб сука щенят своих выдавала? Изволил пожаловать неведомо
к кому, неведомо кто.
Г-жа Простакова (
к гостям). Одна моя забота, одна моя отрада — Митрофанушка. Мой век проходит.
Его готовлю в люди.
Через полчаса в доме остаются лишь престарелые и малолетки, потому что прочие уже отправились
к исполнению возложенных на
них обязанностей.
Ходя по улицам с опущенными глазами, благоговейно приближаясь
к папертям,
они как бы говорили смердам:"Смотрите! и мы не гнушаемся общения с вами!", но, в сущности, мысль
их блуждала далече.
Грустилов в первую половину своего градоначальствования не только не препятствовал, но даже покровительствовал либерализму, потому что смешивал
его с вольным обращением,
к которому от природы имел непреодолимую склонность.
Затем
он отправился
к Аксиньюшке, так как без ее нравственной поддержки никакого успеха в дальнейшем ходе дела ожидать было невозможно.
Он уж подумывал, не лучше ли
ему самому воспользоваться деньгами, явившись
к толстомясой немке с повинною, как вдруг неожиданное обстоятельство дало делу совершенно новый оборот.
Наконец
он не выдержал. В одну темную ночь, когда не только будочники, но и собаки спали,
он вышел, крадучись, на улицу и во множестве разбросал листочки, на которых был написан первый, сочиненный
им для Глупова, закон. И хотя
он понимал, что этот путь распубликования законов весьма предосудителен, но долго сдерживаемая страсть
к законодательству так громко вопияла об удовлетворении, что перед голосом ее умолкли даже доводы благоразумия.
"Сижу я, — пишет
он, — в унылом моем уединении и всеминутно о том мыслю, какие законы
к употреблению наиболее благопотребны суть.
Тем не менее душа ее жаждала непрестанно, и когда в этих поисках встретилась с одним знаменитым химиком (так называла она Пфейфера), то прилепилась
к нему бесконечно.
При виде раздробленного пальца, упавшего
к ногам
его, начальник сначала изумился, но потом пришел в умиление.
В одно прекрасное утро нежданно-негаданно призвал Фердыщенко Козыря и повел
к нему такую речь...
— Точно ли ты в бога не веришь? — подскочил
он к Линкину и, по важности обвинения, не выждав ответа, слегка ударил
его, в виде задатка, по щеке.
И, сказав это, вывел Домашку
к толпе. Увидели глуповцы разбитную стрельчиху и животами охнули. Стояла она перед
ними, та же немытая, нечесаная, как прежде была; стояла, и хмельная улыбка бродила по лицу ее. И стала
им эта Домашка так люба, так люба, что и сказать невозможно.
Наступала минута, когда
ему предстояло остаться на развалинах одному с своим секретарем, и
он деятельно приготовлялся
к этой минуте.
Он не без основания утверждал, что голова могла быть опорожнена не иначе как с согласия самого же градоначальника и что в деле этом принимал участие человек, несомненно принадлежащий
к ремесленному цеху, так как на столе, в числе вещественных доказательств, оказались: долото, буравчик и английская пилка.
В то время как глуповцы с тоскою перешептывались, припоминая, на ком из
них более накопилось недоимки,
к сборщику незаметно подъехали столь известные обывателям градоначальнические дрожки. Не успели обыватели оглянуться, как из экипажа выскочил Байбаков, а следом за
ним в виду всей толпы очутился точь-в-точь такой же градоначальник, как и тот, который за минуту перед тем был привезен в телеге исправником! Глуповцы так и остолбенели.
Утвердившись таким образом в самом центре, единомыслие градоначальническое неминуемо повлечет за собой и единомыслие всеобщее. Всякий обыватель, уразумев, что градоначальники: а) распоряжаются единомысленно, б) палят также единомысленно, — будет единомысленно же и изготовляться
к воспринятию сих мероприятий. Ибо от такого единомыслия некуда будет
им деваться. Не будет, следственно, ни свары, ни розни, а будут распоряжения и пальба повсеместная.
Выслушав такой уклончивый ответ, помощник градоначальника стал в тупик.
Ему предстояло одно из двух: или немедленно рапортовать о случившемся по начальству и между тем начать под рукой следствие, или же некоторое время молчать и выжидать, что будет. Ввиду таких затруднений
он избрал средний путь, то есть приступил
к дознанию, и в то же время всем и каждому наказал хранить по этому предмету глубочайшую тайну, дабы не волновать народ и не поселить в
нем несбыточных мечтаний.
Он немедленно вышел на площадь
к буянам и потребовал зачинщиков. Выдали Степку Горластого да Фильку Бесчастного.
Так, например, заседатель Толковников рассказал, что однажды
он вошел врасплох в градоначальнический кабинет по весьма нужному делу и застал градоначальника играющим своею собственною головою, которую
он, впрочем, тотчас же поспешил пристроить
к надлежащему месту.
— Ну, Христос с вами! отведите
им по клочку земли под огороды! пускай сажают капусту и пасут гусей! — коротко сказала Клемантинка и с этим словом двинулась
к дому, в котором укрепилась Ираидка.
— Чем я неприлично вела себя? — громко сказала она, быстро поворачивая
к нему голову и глядя
ему прямо в глаза, но совсем уже не с прежним скрывающим что-то весельем, а с решительным видом, под которым она с трудом скрывала испытываемый страх.
Другая трудность состояла в непобедимом недоверии крестьян
к тому, чтобы цель помещика могла состоять в чем-нибудь другом, кроме желания обобрать
их сколько можно.
Уже пред выходом из-за стола, когда все закурили, камердинер Вронского подошел
к нему с письмом на подносе.
— Одного привез, водой отлил, — проговорил ездивший за
ним помещик, подходя
к Свияжскому. — Ничего, годится.
В то время как
он подходил
к ней, красивые глаза
его особенно нежно заблестели, и с чуть-заметною счастливою и скромно-торжествующею улыбкой (так показалось Левину), почтительно и осторожно наклонясь над нею,
он протянул ей свою небольшую, но широкую руку.
— Я не буду судиться. Я никогда не зарежу, и мне этого нe нужно. Ну уж! — продолжал
он, опять перескакивая
к совершенно нейдущему
к делу, — наши земские учреждения и всё это — похоже на березки, которые мы натыкали, как в Троицын день, для того чтобы было похоже на лес, который сам вырос в Европе, и не могу я от души поливать и верить в эти березки!
Одно привычное чувство влекло
его к тому, чтобы снять с себя и на нее перенести вину; другое чувство, более сильное, влекло
к тому, чтобы скорее, как можно скорее, не давая увеличиться происшедшему разрыву, загладить
его.
Одни,
к которым принадлежал Катавасов, видели в противной стороне подлый донос и обман; другие ― мальчишество и неуважение
к авторитетам. Левин, хотя и не принадлежавший
к университету, несколько раз уже в свою бытность в Москве слышал и говорил об этом деле и имел свое составленное на этот счет мнение;
он принял участие в разговоре, продолжавшемся и на улице, пока все трое дошли до здания Старого Университета.
Упоминалось о том, что Бог сотворил жену из ребра Адама, и «сего ради оставит человек отца и матерь и прилепится
к жене, будет два в плоть едину» и что «тайна сия велика есть»; просили, чтобы Бог дал
им плодородие и благословение, как Исааку и Ревекке, Иосифу, Моисею и Сепфоре, и чтоб
они видели сыны сынов своих.
Левин отдал косу Титу и с мужиками, пошедшими
к кафтанам за хлебом, чрез слегка побрызганные дождем ряды длинного скошенного пространства пошел
к лошади. Тут только
он понял, что не угадал погоду, и дождь мочил
его сено.
Свияжский переносил свою неудачу весело. Это даже не была неудача для
него, как
он и сам сказал, с бокалом обращаясь
к Неведовскому: лучше нельзя было найти представителя того нового направления, которому должно последовать дворянство. И потому всё честное, как
он сказал, стояло на стороне нынешнего успеха и торжествовало
его.
Они поворачивались, чтоб итти назад, как вдруг услыхали уже не громкий говор, а крик. Левин, остановившись, кричал, и доктор тоже горячился. Толпа собиралась вокруг
них. Княгиня с Кити поспешно удалились, а полковник присоединился
к толпе, чтоб узнать, в чём дело.
Алексей Александрович с испуганным и виноватым выражением остановился и хотел незаметно уйти назад. Но, раздумав, что это было бы недостойно,
он опять повернулся и, кашлянув, пошел
к спальне. Голоса замолкли, и
он вошел.
Он не верит и в мою любовь
к сыну или презирает (как
он всегда и подсмеивался), презирает это мое чувство, но
он знает, что я не брошу сына, не могу бросить сына, что без сына не может быть для меня жизни даже с тем, кого я люблю, но что, бросив сына и убежав от
него, я поступлю как самая позорная, гадкая женщина, — это
он знает и знает, что я не в силах буду сделать этого».
И прислушавшись
к разговору,
он подтвердил мнение Свияжского.
Она сказала с
ним несколько слов, даже спокойно улыбнулась на
его шутку о выборах, которые
он назвал «наш парламент». (Надо было улыбнуться, чтобы показать, что она поняла шутку.) Но тотчас же она отвернулась
к княгине Марье Борисовне и ни разу не взглянула на
него, пока
он не встал прощаясь; тут она посмотрела на
него, но, очевидно, только потому, что неучтиво не смотреть на человека, когда
он кланяется.
—
Он уже был одет. Верно, опять побежал
к ней.
— Нет, кажется, опять сначала, — подумал
он, прислушиваясь
к молитвам.