Неточные совпадения
На столе, между тысячью разнообразных вещей, стоял около перилец шитый портфель с висячим замочком, и мне захотелось попробовать,
придется ли к нему маленький ключик. Испытание увенчалось полным успехом, портфель открылся, и я нашел в нем целую кучу бумаг. Чувство любопытства с таким убеждением советовало мне узнать, какие были эти бумаги, что я не успел прислушаться к голосу
совести и принялся рассматривать то, что находилось в портфеле…
А то выдумали: нечего нам у немцев заимствоваться; покуда-де они над «накоплением» корпят, мы, того гляди, и политическую-то экономию совсем упраздним 22. Так и упразднили… упразднители! Вот уже прослышит об вашем самохвальстве купец Колупаев, да quibus auxiliis и спросит: а знаете ли вы, робята, как Кузькину сестрицу зовут? И
придется вам
на этот вопрос по сущей
совести ответ держать.
Больше я не считаю нужным в особенности говорить о monsieur Gigot, с которым нам еще не раз
придется встретиться в моей хронике, но и сказанного, я думаю, достаточно, чтобы судить, что это был за человек? Он очень шел к бабушкиной коллекции оригиналов и «людей с
совестью и с сердцем», но как французский гувернер он был терпим только благодаря особенности взгляда княгини
на качества лица, потребного для этой должности.
— Эх, барин! барин!.. ты грешишь! я видел, как ты приезжал… и тотчас сел
на лошадь и поскакал за тобой следом, чтоб
совесть меня после не укоряла… я всё знаю, батюшка! времена тяжкие… да уж Федосей тебя не оставит; где ты, там и я сложу свою головушку; бог велел мне служить тебе, барин; он меня спросит
на том свете: служил ли ты верой и правдой господам своим… а кабы я тебя оставил, что бы мне
пришлось отвечать…
И долго потом в тяжелые минуты его жизни припоминалась ему, в числе прочих угрызений
совести, и вся обстановка этого пробуждения, и этот глиняный таз с фаянсовым рукомойником, наполненный холодной водой, в которой еще плавали льдинки, и мыло, в розовой бумажке, овальной формы, с какими-то вытравленными
на нем буквами, копеек в пятнадцать ценою, очевидно, купленное для новобрачных, но которое
пришлось почать Ивану Ильичу; и старуха с камчатным полотенцем
на левом плече.
— Я вам сказала все, что знаю, — отвечала она с решительностью. — Больше мне нечего вам отвечать. В жизни своей
приходилось мне много терпеть, но никогда не имела я недостатка ни в силе духа, ни в твердом уповании
на бога.
Совесть не упрекает меня ни в чем преступном. Надеюсь
на милость государыни; я всегда чувствовала влечение к России, всегда старалась действовать в ее пользу.
И
пришлось бежать от
совести в воду, возмутить то именно место, где плавают поплавки Архипа. Утопился ямщик.
На плотине видят теперь старик и старуха-верба две тени… Не с ними ли они шепчутся?
. — Вот видишь! — подтвердила сухо Таисия, — так как же мне жить, подумай. Но разве вам втолкуешь? Вы белоручка, вы всегда
на чужой счет жили, а мы с Мишелем люди работающие, вы нас заедаете. Ты думаешь, он тебя потом не проклянет? Проклянет. Это теперь вы его околпачили вашим французским да вашим видом, а как
придется каждый день кормить вас… Вы и едите много, больше меня, а мне скорее надо бы — но разве у вас есть
совесть?
— Люба… — сказал Владимир Игнатьевич. —
Совесть заставляет меня загладить зло… Если я умру, ты будешь свободна, а если выживу, тебе
придется быть прикованой
на всю жизнь к креслу калеки и твоего врага.
О. Василию
пришлось низко наклониться, чтобы принять исповедь калеки, и в открыто спокойном зловонии его тела, в паразитах, липко ползавших по его голове и шее, как сам он ползал по земле, попу открылась вся ужасная, не допустимая
совестью постыдная нищета этой искалеченной души. И с грозной ясностью он понял, как ужасно и безвозвратно лишен этот человек всего человеческого,
на что он имел такое же право, как короли в своих палатах, как святые в своих кельях. И содрогнулся.