Неточные совпадения
От него я добился только — сначала, что кузина твоя — a pousse la chose trop loin… qu’elle a fait un faux pas… а потом — что после визита княгини Олимпиады Измайловны, этой гонительницы женских пороков и поборницы добродетелей, тетки разом слегли, в окнах опустили шторы, Софья Николаевна сидит у себя запершись, и все обедают по своим комнатам, и даже не обедают, а только блюда приносятся и уносятся нетронутые, — что трогает их один Николай Васильевич, но ему запрещено выходить из дома, чтоб как-нибудь не проболтался, что граф Милари и носа не показывает в дом, а ездит старый
доктор Петров, бросивший давно
практику и в молодости лечивший обеих барышень (и бывший их любовником, по словам старой, забытой хроники — прибавлю в скобках).
Доктор целые дни проводил на
практике, так что дома его можно было видеть только мельком.
Понеже научен
доктор долголетним опытом и
практикою, что у мужика сапоги все одно что ломбард.
Тем не менее
доктор продолжал навещать старика: это была единственная
практика во всем уезде, которая представляла какое-нибудь подспорье, так что даже сварливая докторша не решилась настаивать на утрате такого пациента.
Редактором был утвержден его зять, Ф.И. Благов,
доктор по профессии, не занимавшийся
практикой, человек весьма милый и скромный, не мешавший В.М.
— Деньги я заработаю на
практике, которая, вероятно, будет у меня там! — фантазировал
доктор.
— Ах, боже мой, — закричал на это
доктор, — скажу, что ездил на
практику и, заблудившись, заехал, увидав городскую усадьбу!
Разговор этот, само собою разумеется, не принес той пользы, которой от него ждал
доктор Крупов; может быть, он был хороший врач тела, но за душевные болезни принимался неловко. Он, вероятно, по собственному опыту судил о силе любви: он сказал, что был несколько раз влюблен, и, следственно, имел большую
практику, но именно потому-то он и не умел обсудить такой любви, которая бывает один раз в жизни.
Один богатый помещик, село которого было под самым городом, привез с собою домового
доктора, отбившего всю
практику у Круциферского.
В городе он имеет громадную
практику, носит белый галстук и считает себя более сведущим, чем
доктор, который совсем не имеет
практики.
Да и у самого
доктора едва ли были деньги, несмотря даже на хорошую
практику.
— Дело не в состоянии, — возразил
доктор, — но вы забываете, что я служитель и жрец науки, что
практикой своей я приношу пользу человечеству; неужели я мое знание и мою опытность должен зарыть в землю и сделаться тунеядцем?.. Такой ценой нельзя никаких благ мира купить!
— Оттого, что ты
доктор, и еще дамский
доктор: когда я выйду за тебя, ты непременно должен бросить
практику.
Через весьма непродолжительное время по Москве огласилось, что Домна Осиповна вышла замуж за
доктора Перехватова. В среде медиков это произвело толки и замечания такого рода. «Молодец этот Хваталкин (так начали называть в последнее время Перехватова): кроме
практики — жену с миллионами подцепил!»
— Разрыв! разрыв там этих покровов… оболочки… Вы знаете… покровов! — заговорил г. Ратч, как только запер дверь. — Такое несчастие! Еще вчера вечером нельзя было ничего заметить, и вдруг: р-р-р-раз! трах! пополам! и конец! Вот уже точно: «Heute roth, morgen todt!» [«Нынче жив, завтра мертв!» (нем.).] Правда, это должно было ожидать: я это всегда ожидал, мне в Тамбове полковой
доктор Галимбовский, Викентий Казимирович… Вы, наверное, слыхали о нем… отличнейший
практик, специалист!
Я хотел было снова обратиться к М. Я. Мудрову; но Писарев, по общему совету наших общих приятелей, пожелал лечиться у первого тогда
практика в Москве, которого сами
доктора называли «князем врачей», Григорья Яковлевича Высоцкого.
Целые годы проходят в мудрых рассуждениях, которые вам одинаково знакомы и при болезни вашей и в здоровом состоянии. Вы можете в это время двадцать раз выздороветь, опять захворать, объесться, опиться, насмерть залечить себя, а прославленный
доктор, давно оставивший
практику, все с прежним самодовольствием будет сообщать вам глубокие афоризмы, вроде вышеприведенных… Поневоле вы от него отступитесь.
Возложивши свои надежды на лучших людей предшествующего поколения, молодежь увидела себя в положении больного человека, который обратился за излечением к прославленному
доктору, уже лет за двадцать до того оставившему
практику.
«Нехорошо это вышло, — думал он, морщась. — Нелепо как-то. В сущности,
доктор славный, добрый человек, всегда внимательный, уступчивый, ровный. Правда, он держит себя немножко паяцем и болтлив, ничего не читает, сквернословит, опустился благодаря легкой курортной
практике… Но все-таки он хороший, и я поступил с ним резко и невежливо».
Недалеко от меня жил на покое отказавшийся от
практики старик-доктор, Иван Семенович N.
Я поселился в небольшом губернском городе средней России. Приехал я туда в исключительно благоприятный момент: незадолго перед тем умер живший на окраине города врач, имевший довольно большую
практику. Я нанял квартиру в той же местности, вывесил на дверях дощечку: «
доктор такой-то», и стал ждать больных.
— Да вот, приглядываю по силам; уж и то, говорю вам, всю
практику бросила на это время… Оставить-то не на кого…. Ну, тоже
доктор — спасибо ему — навещает пока, а что господин Полояров, так очень даже мало ездят; я просто удивляюсь на них… Эдакой, подумаешь, ученый, умный человек, писатель, и никакого сострадания!.. Как даже не грешно!..
А
доктор?
Доктор… покраснел первый раз за всё время своей
практики. Глаза его замигали, как у мальчишки, которого ставят на колени. Ни от одной пациентки ни разу не слыхал он таких слов и в такой форме! Ни от одной женщины! Не ослышался ли он?
Прошли года. К концу 1889 года, когда я стал проводить в Ницце зимние сезоны,
доктора Якоби там уже не было. Он не выдержал своего изгнания, хотя и жил всегда и там"на миру"; он стал хлопотать о своем возвращении в Россию. Его допустили в ее пределы, и он продолжал заниматься
практикой, сделался земским врачом и кончил заведующим лечебницей для душевнобольных.
— Это очень приятно, что вы поступаете на медицинский факультет. Значит, будете
доктором, как Викентий Игнатьевич. Какая у вас в Туле будет
практика! И, наверно, все вас будут так же любить, как Викентия Игнатьевича.
Папа, — взрослый человек,
доктор, отец большой семьи, — перед тем, как ехать на
практику, приходил к дедушке и почтительно говорил...
Доктор Петр Николаевич Звездич по-прежнему завален
практикой, но не по-прежнему весел: роковая жизненная драма, в которой он играл хотя и второстепенную роль, тяжелым камнем продолжает давить его душу.
Ее не поразило решение молодого
доктора, прекрасно поставившего себя в московской больнице и даже приобревшего в первопрестольной столице довольно порядочную
практику.
Послали тотчас за
доктором Левенмаулем, из курляндских евреев, учившимся в дерптском университете и славившимся искусною и счастливою
практикой.
Доктор согласился ехать, запасся нужными, по его соображениям, медикаментами, взял с собою фельдшера и отправился в путь.
Работа по службе была несложна, но вскоре молодой
доктор с отзывчивой душой и с искренним желанием работать нашел себе
практику среди крестьян, с большим доверием, спустя короткое время, начавшим относиться к «военному дохтуру», нежели к изредка посещавшему врачебный пункт, находившийся в селе, земскому врачу.