Неточные совпадения
Должно быть, заметив, что я прочел то, чего мне знать не нужно,
папа положил мне руку на плечо и легким движением показал направление прочь от стола. Я не понял, ласка ли это или замечание, на всякий же случай
поцеловал большую жилистую руку, которая лежала на моем плече.
— Этот у меня будет светский молодой человек, — сказал
папа, указывая на Володю, — а этот поэт, — прибавил он, в то время как я,
целуя маленькую сухую ручку княгини, с чрезвычайной ясностью воображал в этой руке розгу, под розгой — скамейку, и т. д., и т. д.
—
Поцелуйте же руку княгини, — сказал
папа.
Я продолжал быть беззаботен и нетерпелив. Десять секунд, которые просидели с закрытыми дверьми, показались мне за
целый час. Наконец все встали, перекрестились и стали прощаться.
Папа обнял maman и несколько раз
поцеловал ее.
— Павля все знает, даже больше, чем
папа. Бывает, если
папа уехал в Москву, Павля с мамой поют тихонькие песни и плачут обе две, и Павля
целует мамины руки. Мама очень много плачет, когда выпьет мадеры, больная потому что и злая тоже. Она говорит: «Бог сделал меня злой». И ей не нравится, что
папа знаком с другими дамами и с твоей мамой; она не любит никаких дам, только Павлю, которая ведь не дама, а солдатова жена.
— Ты,
папа, готов
целый город выстроить.
Как увидал он меня в таком виде-с, бросился ко мне: «
Папа, кричит,
папа!» Хватается за меня, обнимает меня, хочет меня вырвать, кричит моему обидчику: «Пустите, пустите, это
папа мой,
папа, простите его» — так ведь и кричит: «Простите»; ручонками-то тоже его схватил, да руку-то ему, эту самую-то руку его, и целует-с…
— А! видишь, я тебе, гадкая Женька, делаю визит первая. Не говори, что я аристократка, — ну,
поцелуй меня еще, еще. Ангел ты мой! Как я о тебе соскучилась — сил моих не было ждать, пока ты приедешь. У нас гостей полон дом, скука смертельная, просилась, просилась к тебе — не пускают.
Папа приехал с поля, я села в его кабриолет покататься, да вот и прикатила к тебе.
— Как себя чувствуете нынче, maman? хорошо ли почивали? — сказал
папа, почтительно
целуя ее руку.
Несмотря на то, что я ощущал сильнейшую боль в ухе, я не плакал, а испытывал приятное моральное чувство. Только что
папа выпустил мое ухо, я схватил его руку и со слезами принялся покрывать ее
поцелуями.
То вдруг на него находила страсть к картинкам: он сам принимался рисовать, покупал на все свои деньги, выпрашивал у рисовального учителя, у
папа, у бабушки; то страсть к вещам, которыми он украшал свой столик, собирая их по всему дому; то страсть к романам, которые он доставал потихоньку и читал по
целым дням и ночам…
Когда молодые, с конфетами на подносе, приходят к
папа благодарить его и Маша, в чепчике с голубыми лентами, тоже за что-то благодарит всех нас,
целуя каждого в плечико, я чувствую только запах розовой помады от ее волос, но ни малейшего волнения.
Я спрятал тетрадь в стол, посмотрел в зеркало, причесал волосы кверху, что, по моему убеждению, давало мне задумчивый вид, и сошел в диванную, где уже стоял накрытый стол с образом и горевшими восковыми свечами.
Папа в одно время со мною вошел из другой двери. Духовник, седой монах с строгим старческим лицом, благословил
папа. Пала
поцеловал его небольшую широкую сухую руку; я сделал то же.
Все тяжелые, мучительные для самолюбия минуты в жизни одна за другой приходили мне в голову; я старался обвинить кого-нибудь в своем несчастии: думал, что кто-нибудь все это сделал нарочно, придумывал против себя
целую интригу, роптал на профессоров, на товарищей, на Володю, на Дмитрия, на
папа, за то, что он меня отдал в университет; роптал на провидение, за то, что оно допустило меня дожить до такого позора.
Впереди пятой роты шел, в черном сюртуке, в
папахе и с шашкой через плечо, недавно перешедший из гвардии высокий красивый офицер Бутлер, испытывая бодрое чувство радости жизни и вместе с тем опасности смерти и желания деятельности и сознания причастности к огромному, управляемому одной волей
целому.
В детстве она очень любила мороженое, и мне часто приходилось водить ее в кондитерскую. Мороженое для нее было мерилом всего прекрасного. Если ей хотелось похвалить меня, то она говорила: «Ты,
папа, сливочный». Один пальчик назывался у нее фисташковым, другой сливочным, третий малиновым и т. д. Обыкновенно, когда по утрам она приходила ко мне здороваться, я сажал ее к себе на колени и,
целуя ее пальчики, приговаривал...
Два сына, из которых один служил уже в канцелярии, и миловидная шестнадцатилетняя дочь с несколько выгнутым, но хорошеньким носиком приходили всякий день
целовать его руку, приговаривая: «bonjour, papa» [Добрый день,
папа (франц.).].
Княгиня. Так скажите
папа, что я ничему не верю, но приеду посмотреть его нового медиума. Чтоб он дал знать. Прощайте, ma toute belle [моя красавица (франц.)]. (
Целует и уходит с княжной.)
Любочка. Мне и есть не хочется, я у Машки ваяла корочку-загибочку, такая вкусная, чудо! (Садится за стол и тотчас же встает.)Я забыла тебя
поцеловать,
папа. (
Целует.)Гриб ты мой белый! Об чем вы спорили, как я вошла?
Люба. Здравствуй,
папа! (
Целует.) Ты куда?
Да наша общая с вами приятельница, madame Бобрина, говорит это, и я нисколько в этом случае на нее не претендую; но желала бы, чтоб ей растолковали одно: Алексей Николаич женился на мне никак не для получения настоящего своего места, потому что он имел его уже раньше, а что
папа не для этой
цели его возвышал, так это можно доказать тем, что граф, напротив, очень недоволен моим замужеством за Алексея Николаича, и entre nous soit dit [между нами будь сказано (франц.).]: он до сих пор почти не принимает нас к себе!
Ольга Петровна(снова продолжает). Потом эти гадкие газетные статьи пошли, где такой грязью, такой низкой клеветой чернили человека, им выбранного и возвышенного; а, наконец, и брак мой с Алексеем Николаичем добавил несколько; в обществе теперь прямо утверждают, что
папа выбрал себе в товарищи Андашевского, чтобы пристроить за него дочку, и что Андашевский женился для той же
цели на этой старой кокетке!
Ольга Петровна. И ты,
папа, молчи о трехстах тысячах!.. Если ты хочешь, чтобы я к тебе была нежная и покорная дочь, будь и сам ко мне нежным и печным отцом; служить тебе, я прямо теперь скажу, нет никакой
цели. Состояния на службе ты уже не составишь, крестов и чинов получать не можешь, потому что они у тебя все есть…
— Ага! Что, взяла? — не преминула я поддеть названную сестру, — а ты: ручки
целуй, в благодарностях рассыпайся… Как же! Никому в жизни я рук не
целовала, кроме покойного
папы, и
целовать не буду. Да, не буду! Баронесса — прелесть, а не какое-нибудь чучело и отлично поймет мои душевные побуждения! Молодец, баронесса!
— Скорее бы прошли эти скучные дни… — шептала Нина. — Весной за мной приедет
папа и увезет меня на Кавказ…
Целое лето я буду отдыхать, ездить верхом, гулять по горам… — восторженно говорила она, и я видела, как разгорались в темноте ее черные глазки, казавшиеся огромными на матово-бледном лице.
— Не грусти,
папа, — вырвалось у меня твердо, как у взрослой, и,
поцеловав его еще раз, я добавила, сделав над собой усилие, чтоб не разрыдаться...
В два часа приехал доктор. Он выслушал меня особенно тщательно, расспросил о Кавказе, о
папе. Потом принялся за Ирочку. Кроме нас, больных в лазарете не было. Зато из классов их потянулась на осмотр
целая шеренга.
Потом, когда он кончил, все подняли бокалы в честь моего отца. Мне было дивно хорошо в эту минуту. Я готова была прыгать и смеяться и
целовать деда Магомета за то, что он так хвалит моего умного, доброго, прекрасного
папу!
Она говорит: «в девках» и горничных называет «девки». От ее голоса, серых глаз, всего тона приходится иногда жутко; но к ней она не придирается, не ворчит, по
целым дням ее не видно — все ей нездоровится. Только и Сане сдается, что нянька Федосеевна права: «сухоручка» держит
папу в руках, и без ее ведома ничего в доме не делается.
Да и о чем писать? С тех пор как она в Заводном, день за днем мелькают — и ни за что нельзя зацепиться. Спать можно сколько хочешь, пожалуй, хоть не одеваться, как следует, не носить корсета. Гости — редки… Предводитель заезжает; но он такой противный — слюнявый и лысый — хоть и пристает с любезностями.
Папа по делам часто уезжает в другое имение, в Кошелевку, где у него хутор; в городе тоже живет
целыми неделями — Зачем? Она не знает; кажется, он нигде не служит.
Она и без того побаивается тети Павлы. С ней она больше молчит, ни одним словом ей не возражает. В доме эта тетка — главное лицо, и
папа ее побаивается. Все ее считают ужасно умной. Что ж тут мудреного?
Целые дни лежит в длинном кресле с пюпитром и думает или книжку читает. Сажала она ее читать себе вслух, но осталась недовольна...
— Здравствуй,
папа! — сказал он мягким голосом, полезая к отцу на колени и быстро
целуя его в шею. — Ты меня звал?
На следующий день мама с возмущением заговорила со мною об угрозе, которую я применил к девочкам в нашей ссоре за дом. Рассказывая про Зыбино, сестры рассказали маме и про это. А
папа целый месяц меня совсем не замечал и, наконец, однажды вечером жестоко меня отчитал. Какая пошлость, какая грязь! Этакие вещи сметь сказать почти уже взрослым девушкам!
Папа утром прошел мимо меня, как будто не видя. И несколько дней совсем не замечал меня, в моем присутствии его лицо становилось каменно-неподвижным. Наконец, дня через четыре, когда я вечером пришел к нему прощаться, он, как все эти дни, холодно и неохотно ответил на мой
поцелуй и потом сказал...
Я вышел от
папы с облегченным сердцем! и с чувством победителя. И только одно было горько: как долго еще ждать —
целых пять лет!
Бросился целоваться с
папой, — он сухо ответил на мой
поцелуй и молча отвернулся.
Мне это казалось унизительным, у нас было лучше: мы
целовали родителей в губы, говорили „ты“, „
папа“, „мама“.
И вдруг он вспомнил разом, что маленькая фея обещала показаться ему одному, а их тут было
целое общество: и
папа, и Сережа, и Юрик, и старик. А феи, как всем известно, боятся людского общества. Значит, чтобы увидеть фею, ему необходимо одному вернуться в портретную.
— Ах, Юрик! — начал прерывающимся от волнения голосом Бобка. — У нас
целое происшествие. Знаешь, завтра будут гости, и
папа послал за цыплятами в деревню, но Матрена не нашла нигде цыплят, и
папа приказал Аксинье зарезать своих к обеду. А ты ведь знаешь, как Лидочка их любит!
— Ты хвалишься православием, — сказал он, — а стрижешь бороду. Ваш
папа велит носить себя на престоле и
целовать в туфель, где изображено распятие. Какое высокомерие для смиренного пастыря христианского! Какое унижение святыни!
— С бо́льшими затеями, если можно. Да, кстати, мне хотелось проучить Кульковского, чтобы он вперед не
целовал у
папы туфлей. Сколько ему лет?
Помните, как он испугал было первосвященника римского, внезапно нагрянув к нему накануне праздника Рождества Христова; как вся эта проделка, заставившая Рим вооружиться, кончилась тем, что Фридерик
целовал руки и ноги у
папы, держал у него стремя, читал всенародно Евангелие в одежде церковного причетника и наконец уехал, осмеянный теми самыми, которые так испугались было его?
И веру свою переменил он от желания угодить первому человеку в Риме, то есть
папе, которого туфли удостоился
поцеловать за этот подвиг.
Поставив за
цель движения человечества какое-нибудь отвлечение, историки изучают людей, оставивших по себе наибольшее число памятников, — царей, министров, полководцев, сочинителей, реформаторов,
пап, журналистов — по мере того как все эти лица, по их мнению, содействовали или противодействовали известному отвлечению.
— Чтό за прелесть, этот
папа! — проговорила она,
целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
Папа обманулся. Засмеялся, еще раз уже сам крепко
поцеловал Юру и сказал...