Неточные совпадения
— Про себя могу сказать одно: в сражениях не бывал-с, но в парадах закален даже сверх пропорции. Новых
идей не
понимаю. Не
понимаю даже того, зачем их следует понимать-с.
— Нам вот все представляется вечность как
идея, которую
понять нельзя, что-то огромное, огромное! Да почему же непременно огромное? И вдруг, вместо всего этого, представьте себе, будет там одна комнатка, эдак вроде деревенской бани, закоптелая, а по всем углам пауки, и вот и вся вечность. Мне, знаете, в этом роде иногда мерещится.
Он
понимал, однако, что еще слаб, но сильнейшее душевное напряжение, дошедшее до спокойствия, до неподвижной
идеи, придавало ему сил и самоуверенности; он, впрочем, надеялся, что не упадет на улице.
— Докажите… Дайте мне
понять, какую идею-силу воплощал он в себе, какие изменения в жизни вызвала эта
идея? Вы с учением Гюйо знакомы, да?
Слушая все более оживленную и уже горячую речь Прейса, Клим не возражал ему,
понимая, что его, Самгина, органическое сопротивление
идеям социализма требует каких-то очень сильных и веских мыслей, а он все еще не находил их в себе, он только чувствовал, что жить ему было бы значительно легче, удобнее, если б социалисты и противники их не существовали.
«Это — опасное уменье, но — в какой-то степени — оно необходимо для защиты против насилия враждебных
идей, — думал он. — Трудно
понять, что он признает, что отрицает. И — почему, признавая одно, отрицает другое? Какие люди собираются у него? И как ведет себя с ними эта странная женщина?»
— Правильная оценка. Прекрасная
идея. Моя
идея. И поэтому: русская интеллигенция должна
понять себя как некое единое целое. Именно. Как, примерно, орден иоаннитов, иезуитов, да! Интеллигенция, вся, должна стать единой партией, а не дробиться! Это внушается нам всем ходом современности. Это должно бы внушать нам и чувство самосохранения. У нас нет друзей, мы — чужестранцы. Да. Бюрократы и капиталисты порабощают нас. Для народа мы — чудаки, чужие люди.
— Это — недопустимо,
понимаете? Это — меньшевизм. Ваша обязанность — разоблачать пред рабочими попытку фальсификации
идеи народного представительства.
— Ученики Ленина несомненно вносят ясность в путаницу взглядов на революцию. Для некоторых сочувствующих рабочему движению эта ясность будет спасительна, потому что многие не отдают себе отчета, до какой степени и чему именно они сочувствуют. Ленин прекрасно
понял, что необходимо обнажить и заострить
идею революции так, чтоб она оттолкнула все чужеродное. Ты встречала Степана Кутузова?
Он
понимал, что на его глазах
идея революции воплощается в реальные формы, что, может быть, завтра же, под окнами его комнаты, люди начнут убивать друг друга, но он все-таки не хотел верить в это, не мог допустить этого.
Клим Иванович Самгин
понимал, что это уже —
идея, хотя и не новая, но — его, продуманная, выношенная лично им.
Я, может быть, один там и
понял, что такое Васин говорил про «идею-чувство»!
Если б Колумб перед открытием Америки стал рассказывать свою
идею другим, я убежден, что его бы ужасно долго не
поняли.
Именно те
идеи, которые всех проще, всех яснее, — именно те-то и трудно
понять.
О, не беспокойся, я знаю, что это было «логично», и слишком
понимаю неотразимость текущей
идеи, но, как носитель высшей русской культурной мысли, я не мог допустить того, ибо высшая русская мысль есть всепримирение
идей.
— Возьми, Лиза. Как хорошо на тебя смотреть сегодня. Да знаешь ли, что ты прехорошенькая? Никогда еще я не видал твоих глаз… Только теперь в первый раз увидел… Где ты их взяла сегодня, Лиза? Где купила? Что заплатила? Лиза, у меня не было друга, да и смотрю я на эту
идею как на вздор; но с тобой не вздор… Хочешь, станем друзьями? Ты
понимаешь, что я хочу сказать?..
Но были и не умилительные, были даже совсем веселые, были даже насмешки над иными монахами из беспутных, так что он прямо вредил своей
идее, рассказывая, — о чем я и заметил ему: но он не
понял, что я хотел сказать.
Я это испытал на себе: лишь только я начал развивать эту
идею о новой заповеди — и сначала, разумеется, шутя, я вдруг начал
понимать всю степень моей, таившейся во мне, любви к твоей матери.
— Нет, я предложения не делал совсем, но лишь потому, что не успел; она сама предупредила меня, — не в прямых, конечно, словах, но, однако же, в слишком прозрачных и ясных дала мне «деликатно»
понять, что
идея эта впредь невозможна.
— Вы раз говорили про «женевские
идеи»; я не
понял, что такое «женевские
идеи»?
Одним словом, он ужасно торопился к чему-то перейти. Он был весь чем-то проникнут, с ног до головы, какою-то главнейшею
идеей, которую желал формулировать и мне изложить. Он говорил ужасно много и скоро, с напряжением и страданием разъясняя и жестикулируя, но в первые минуты я решительно ничего не
понимал.
Никто скорее его не входил в чужую
идею, никто тоньше не
понимал юмора и не сочувствовал картине, звуку, всякому артистическому явлению.
Я
понимаю политических деятелей,
понимаю всех этих борцов за
идею.
Тут мы приходим к русско-православной
идее соборности, которую плохо
понимают.
Полагали, впрочем, что он делает это много-много что для игры, так сказать для некоторого юридического блеска, чтоб уж ничего не было забыто из принятых адвокатских приемов: ибо все были убеждены, что какой-нибудь большой и окончательной пользы он всеми этими «подмарываниями» не мог достичь и, вероятно, это сам лучше всех
понимает, имея какую-то свою
идею в запасе, какое-то еще пока припрятанное оружие защиты, которое вдруг и обнаружит, когда придет срок.
— Видишь, Смуров, не люблю я, когда переспрашивают, если не
понимают с первого слова. Иного и растолковать нельзя. По
идее мужика, школьника порют и должны пороть: что, дескать, за школьник, если его не порют? И вдруг я скажу ему, что у нас не порют, ведь он этим огорчится. А впрочем, ты этого не
понимаешь. С народом надо умеючи говорить.
Не по ножкам я тоскую, —
Пусть их Пушкин воспевает:
По головке я тоскую,
Что
идей не
понимает.
— О да, всё… то есть… почему же вы думаете, что я бы не
понял? Там, конечно, много сальностей… Я, конечно, в состоянии
понять, что это роман философский и написан, чтобы провести
идею… — запутался уже совсем Коля. — Я социалист, Карамазов, я неисправимый социалист, — вдруг оборвал он ни с того ни с сего.
Идею Промысла невозможно
понимать натуралистически и физически, ее можно
понять лишь духовно и нравственно, она переживается лишь в личной судьбе.
Я очень известен, но мои главные
идеи плохо знают и
понимают.
Углубление моего философского познания привело меня к
идее объективации, которую я считаю для себя основной и которую обыкновенно плохо
понимают.
Те, что упорно и долго не верили
Правде свободных
идей,
Ныне
поймут — обсчитали, обмерили,
Выгнали их сыновей.
— Деньги найдутся. Главное —
идея…
Понимаете?
— Генерала Жигалова? Гм!.. Сними-ка, Елдырин, с меня пальто… Ужас как жарко! Должно полагать, перед дождем… Одного только я не
понимаю: как она могла тебя укусить? — обращается Очумелов к Хрюкину. — Нешто она достанет до пальца? Она маленькая, а ты ведь вон какой здоровила! Ты, должно быть, расковырял палец гвоздиком, а потом и пришла в твою голову
идея, чтоб соврать. Ты ведь… известный народ! Знаю вас, чертей!
Если бы человеческая личность не была идеальной по отношению к реальным условиям ее собственного существования, человек и не мог бы иметь
идеи Бога, и никакое откровение никогда бы не могло сообщить ему эту
идею, потому что он не в состоянии был бы
понять ее…
Мы
понимаем, что графа Соллогуба, например, нельзя было разбирать иначе, как спрашивая: что он хотел сказать своим «Чиновником»? — потому что «Чиновник» есть не что иное, как модная юридическая — даже не
идея, а просто — фраза, драматизированная, без малейшего признака таланта.
— Не
понимаю, как такой взгляд согласовать с
идеею христианского равенства.
— Позвольте, господа, — начал он, — я думаю, что никому из нас нет дела до того, как кто поступит с своими собственными деньгами. Позвольте, вы, если я
понимаю, не того мнения о нашей ассоциации. Мы только складываемся, чтобы жить дешевле и удобнее, а не преследуем других
идей.
— Как же это вы не
понимаете? — гораздо снисходительнее начал тапер. — Одни в принципе только социальны, а проводят
идеи коммунистические; а те в принципе коммунисты, но проводят начала чистого социализма.
— То — цари, это другое дело, — возразил ей Вихров. — Народ наш так
понимает, что царь может быть и тиран и ангел доброты, все приемлется с благодарностью в силу той
идеи, что он посланник и помазанник божий. Хорош он — это милость божья, худ — наказанье от него!
Конечно, я
понимал, что и против такого капитального соображения не невозможны возражения, но с другой стороны, что может произойти, если вдруг Осипу Иванычу в моем скромно выраженном мнении вздумается заподозрить или «превратное толкование», или наклонность к «распространению вредных
идей»!
Я знаю, мне могут сказать, что я отстал от своего века, что то, что я говорю об отсутствии чувства государственности в квартальных надзирателях, относится к дореформенному времени и что, напротив того, нынешнее поколение квартальных надзирателей очень тонко
понимает, чему оно служит и какой
идеи является представителем.
Он отлично
понял, что имеет дело с людьми легкомысленными, которым нужно одно: чтоб «
идея», зашедшая в голову им самим или их патронам, была подтверждена так называемым"местным исследованием".
Да
понимаешь ли, кричу ему,
понимаешь ли, что если у вас гильотина на первом плане и с таким восторгом, то это единственно потому, что рубить головы всего легче, а иметь
идею всего труднее! Vous êtes des paresseux! Votre drapeau est une guenille, une impuissance.
— В которого сами не верите. Этой
идеи я никогда не могла
понять.
«Должна же наконец
понять публика, — заключила она свою пламенную комитетскую речь, — что достижение общечеловеческих целей несравненно возвышеннее минутных наслаждений телесных, что праздник в сущности есть только провозглашение великой
идеи, а потому должно удовольствоваться самым экономическим, немецким балком, единственно для аллегории и если уж совсем без этого несносного бала обойтись невозможно!» — до того она вдруг возненавидела его.
— Да направление и не беда, — зашевелился Шатов, — да и нельзя его избежать, чуть лишь обнаружится хоть какой-нибудь подбор. В подборе фактов и будет указание, как их
понимать. Ваша
идея недурна.
— Я ничего никогда не
понимал в вашей теории, но знаю, что вы не для нас ее выдумали, стало быть, и без нас исполните. Знаю тоже, что не вы съели
идею, а вас съела
идея, стало быть, и не отложите.
Они ведь обе только здесь в первый раз проведали об этих здешних историях с Nicolas четыре года назад: «Вы тут были, вы видели, правда ли, что он сумасшедший?» И откуда эта
идея вышла, не
понимаю.
Но и это было всё равно, ибо маленькие фанатики, подобные Эркелю, никак не могут
понять служения
идее, иначе как слив ее с самим лицом, по их понятию выражающим эту
идею.