Неточные совпадения
Через пять минут мы пришли
к домику, ярко освещенному. Вахмистр оставил меня при карауле и
пошел обо мне доложить. Он тотчас же воротился, объявив мне, что его высокоблагородию некогда меня принять, а что он велел отвести меня в острог, а хозяюшку
к себе привести.
«Вероятно, Уповаева хоронят», — сообразил он, свернул в переулок и
пошел куда-то вниз, где переулок замыкала горбатая зеленая крыша церкви с тремя главами над нею.
К ней опускались два ряда приземистых, пузатых
домиков, накрытых толстыми шапками снега. Самгин нашел, что они имеют некоторое сходство с людьми в шубах, а окна и двери домов похожи на карманы. Толстый слой серой, холодной скуки висел над городом. Издали доплывало унылое пение церковного хора.
Он легко,
к своему удивлению, встал на ноги, пошатываясь, держась за стены,
пошел прочь от людей, и ему казалось, что зеленый, одноэтажный
домик в четыре окна все время двигается пред ним, преграждая ему дорогу. Не помня, как он дошел, Самгин очнулся у себя в кабинете на диване; пред ним стоял фельдшер Винокуров, отжимая полотенце в эмалированный таз.
— Неплохо было затеяно, — сказал Иноков и толкнул его локтем. — Нет, серьезно; я верю, что люди будут творить чудеса, иначе — жизнь ни гроша не стоит и все надобно
послать к черту! Все эти
домики, фонарики, тумбочки…
Исполнив «дружескую обязанность», Райский медленно, почти бессознательно
шел по переулку, поднимаясь в гору и тупо глядя на крапиву в канаве, на пасущуюся корову на пригорке, на роющуюся около плетня свинью, на пустой, длинный забор. Оборотившись назад,
к домику Козлова, он увидел, что Ульяна Андреевна стоит еще у окна и машет ему платком.
Райский нижним берегом выбралсл на гору и дошел до
домика Козлова. Завидя свет в окне, он
пошел было
к калитке, как вдруг заметил, что кто-то перелезает через забор, с переулка в садик.
— Вот эти суда посуду везут, — говорила она, — а это расшивы из Астрахани плывут. А вот, видите, как эти
домики окружило водой? Там бурлаки живут. А вон, за этими двумя горками, дорога
идет к попадье. Там теперь Верочка. Как там хорошо, на берегу! В июле мы будем ездить на остров, чай пить. Там бездна цветов.
«Опять вверх!» — ворчали мы, теряя терпение, и
пошли на холм, подошли
к протестантской церкви, потом спустились с холма и очутились у сада и
домика миссионеров.
Вдруг он бросил звонок, плюнул, повернул назад и быстро
пошел опять совсем на другой, противоположный конец города, версты за две от своей квартиры, в один крошечный, скосившийся бревенчатый
домик, в котором квартировала Марья Кондратьевна, бывшая соседка Федора Павловича, приходившая
к Федору Павловичу на кухню за супом и которой Смердяков пел тогда свои песни и играл на гитаре.
В назначенный день я
пошел к Прелину. Робко, с замирающим сердцем нашел я маленький
домик на Сенной площади, с балконом и клумбами цветов. Прелин, в светлом летнем костюме и белой соломенной шляпе, возился около цветника. Он встретил меня радушно и просто, задержал немного в саду, показывая цветы, потом ввел в комнату. Здесь он взял мою книгу, разметил ее, показал, что уже пройдено, разделил пройденное на части, разъяснил более трудные места и указал, как мне догнать товарищей.
— И быть бы мне монахом, черной божьей звездой, — скороговоркой балагурил он, — только пришла
к нам в обитель богомолочка из Пензы — забавная такая, да и сомутила меня: экой ты ладной, экой крепкой, а я, бает, честная вдова, одинокая, и
шел бы ты ко мне в дворники, у меня, бает,
домик свой, а торгую я птичьим пухом и пером…
«Тьфу! Господи милосердный, за веру заступился и опять не в такту!» — проговорил в себе Ахилла и, выйдя из дома протопопа,
пошел скорыми шагами
к небольшому желтенькому
домику, из открытых окон которого выглядывала целая куча белокуреньких детских головок.
Маленький тёмный
домик, где жила Горюшина, пригласительно высунулся из ряда других домов, покачнувшись вперёд, точно кланяясь и прося о чём-то. Две ставни были сорваны, одна висела косо, а на крыше, поросшей мхом, торчала выщербленная, с вывалившимися кирпичами, чёрная труба. Убогий вид дома вызвал у Кожемякина скучное чувство, а силы всё более падали, дышать было трудно, и решение
идти к Горюшиной таяло.
Когда мы остановились перед чистеньким
домиком школьного учителя, ярко освещенным заходящими лучами солнца и удвоенным отражением высокой горы,
к которой
домик прислонялся, — я
послал вперед моего товарища, чтоб не слишком взволновать старика нечаянностию, и велел сказать, что один русский желает его видеть.
После ужина Панауров не остался дома, а
пошел к себе на другую квартиру. Лаптев вышел проводить его. Во всем городе только один Панауров носил цилиндр, и около серых заборов, жалких трехоконных
домиков и кустов крапивы его изящная, щегольская фигура, его цилиндр и оранжевые перчатки производили всякий раз и странное, и грустное впечатление.
На крыльце несколько студентов топали, сбрасывая налипший снег, но говорили тихо и конспиративно. Не доходя до этого крыльца, я остановился в нерешительности и оглянулся…
Идти ли? Ведь настоящая правда — там, у этого
домика, занесенного снегом,
к которому никто не проложил следа… Что, если мне пройти туда, войти в ту комнату, сесть
к тому столу… И додумать все до конца. Все, что подскажет мне мертвое и холодное молчание и одиночество…
Выклянчил Титов кусок земли, — управляющему Лосева покланялся, — дали ему хорошее местечко за экономией; начал он строить избу для нас, а я — всё нажимаю, жульничаю. Дело
идёт быстро,
домик строится, блестит на солнце, как золотая коробочка для Ольги. Вот уже под крышу подвели его, надо печь ставить,
к осени и жить в нём можно бы.
Иду — как пьяный, тоска мне, куда
идти — не знаю.
К себе, на постоялый, — не хочется: шум там и пьянство. Пришёл куда-то на окраину города, стоят
домики маленькие, жёлтыми окнами в поле глядят; ветер снегом поигрывает, заметает их, посвистывает. Пить мне хочется, напиться бы пьяному, только — без людей. Чужой я всем и перед всеми виноват.
В
домике на хуторе, когда я приехал туда, все окна, кроме комнаты детей и гувернантки, были уже отворены, и в одном окне стояла Настасья Петровна, повязанная большим голубым фуляром. Она растерянно отвечала головою на мой поклон и, пока я привязывал
к коновязи лошадь, два раза махнула рукой, чтобы я
шел скорее.
Он был так встревожен, что три дня проболел, а на четвертый встал, съездил в Петровский
домик, отслужил благодарственный молебен перед иконою спасителя и, возвратясь домой с успокоенною душой,
послал попросить
к себе капитана Миллера.
От Манефы Алексей
пошел было
к Марье Гавриловне, но вышедшая из
домика ее бойкая, быстроглазая, пригоженькая девушка, одетая не по-светски, вся в цветном, остановила его.
Прочистили они дорожку от часовни
к келарне, и
пошли по ней только что отпевшие утреню инокини и белицы, прочистили еще дорожки
к игуменской келье,
к домику Марьи Гавриловны и от одной стаи до другой,
к погребам,
к амбарам и
к другим обительским строеньям.
— Лучше будет, ненаглядный ты мой… Кус ты мой сахарный, уста твои сладкие, золотая головушка, не в пример лучше нам по закону жить, — приставала Мавра. — Теперь же вот и отец Онисим наехал,
пойдем к нему, повенчаемся. Зажили б мы с тобой, голубчик, припеваючи: у тебя
домик и всякое заведение, да и я не бесприданница, — тоже без ужина спать не ложусь, — кой-что и у меня в избенке найдется.
И, поклонясь еще раз матери Манефе, Марья Гавриловна
пошла к своему
домику, а за ней Фленушка с головщицей.
Побродил Алексей вкруг
домика, походил и вокруг часовни. Но уж стемнело, и путем ничего нельзя было разглядеть.
Пошел на огонь
к игуменской «стае», добраться бы до ночлега да скорей на боковую… Только переступил порог, кто-то схватил его за руку.
Пошли, но только поравнялись с
домиком Марьи Гавриловны, как глядевший из окна Патап Максимыч стал их
к себе закликать...
— Уехали-то вы, матушка, поутру, а вечером того же дня гость
к ней наехал, весь вечер сидел с ней, солнышко взошло, как
пошел от нее. Поутру опять долго сидел у ней и обедал, а после обеда куда-то уехал. И как только уехал, стала Марья Гавриловна в дорогу сряжаться, пожитки укладывать… Сундуков-то что, сундуков-то!.. Боле дюжины. Теперь в
домике, опричь столов да стульев, нет ничего, все свезла…
Пытался было Василий Борисыч отговориться недосугами, но Патап Максимыч так решительно сказал ему, чтоб тотчас же
шел к нему, что смущенный московский посланник ослушаться не посмел. Как провинившийся перед хозяином пес, поджав хвост и понурив морду, робко и послушно
идет на повелительный зов, так Василий Борисыч
пошел в
домик Марьи Гавриловны на зов Патапа Максимыча.
Пошел, — добрые люди дорогу показали; а жила она в конце города.
Домик маленький, дверца низенькая. Вошел я
к ссыльному-то
к этому, гляжу: чисто у него, комната светлая, в углу кровать стоит, и занавеской угол отгорожен. Книг много, на столе, на полках… А рядом мастерская махонькая, там на скамейке другая постель положена.
Побродив по городу, Володя в компании нескольких товарищей
шел к пристани, как у одного из маленьких белых
домиков, похожих на малороссийские наши мазанки, увидел Паоло, окруженного целой толпой негров, завистливо осматривавших его костюм.
Домик или, вернее, остатки
домика, куда они
шли, примыкал
к огородному полю. Дальше, по ту сторону дороги,
шло самое селение. Там хозяйничали всюду неприятельские солдаты. У колодца поили лошадей. Картинно-нарядные всадники то и дело пролетали с одного конца улицы на другой. Но самих крестьян, настоящих, законных хозяев деревни, нигде не было видно. Как будто все село вымерло, или все его обыватели были перебиты, либо угнаны в плен.
Не жаль ей этого
домика, хотя в нем, благодаря ее присмотру, все еще свежо и нарядно. Опрятность принесла она с собою из родительского дома. В кабинете у мужа, по ту сторону передней, только
слава, что «шикарно», — подумала она ходячим словом их губернского города, а ни
к чему прикоснуться нельзя: пыль, все кое-как поставлено и положено. Но Север Львович не терпит, чтобы перетирали его вещи, дотрагивались до них… Он называет это: «разночинская чистоплотность».
Вот что звенело в ушах дерптского студиоза — автора злосчастного руководства, когда он
шел от Сухаревой башни
к тому
домику мещанки Почасовой (эта фамилия оставалась у меня в памяти десятки лет), где гостил у своего товарища.
На Миллионной вошли в ворота большого — не сказать двора, не сказать сада. Среди высоких сосен и берез были разбросаны
домики в три-четыре окна. Юрка, бледный,
шел уверенною дорогою
к почерневшему
домику с ржавой крышей.
— И опять не в такту, — проговорил в себе Ахилла-дьякон, выскочив разрумяненный из дома отца протопопа. Как ни крепки были толстые нервы Ахиллы, он все-таки был так расстроен и взволнован, что не
пошел прямо домой, а отправился
к небольшому желтенькому
домику, из открытых окон которого выглядывала целая куча белокуреньких детских головок.
Она
шла из улицы в улицу, из переулка в переулок, прямо
к одному очень маленькому серенькому
домику на церковном погосте и здесь робко постучалась в покосившееся окошко.
Она
шла из улицы в улицу, из переулка в переулок, прямо
к маленькому серенькому
домику на церковном погосте, и здесь робко постучалась в покосившееся окошко.