Неточные совпадения
Чичиков, чинясь, проходил в дверь боком, чтоб дать и хозяину пройти
с ним вместе; но это было напрасно: хозяин бы не прошел, да его уж и не было. Слышно было только, как раздавались его речи по двору: «Да что ж Фома Большой? Зачем он до сих пор не здесь? Ротозей Емельян, беги к повару-телепню, чтобы потрошил поскорей осетра. Молоки, икру, потроха и лещей в уху, а карасей — в соус. Да раки, раки! Ротозей Фома Меньшой, где же раки? раки,
говорю, раки?!» И долго раздавалися всё — раки да раки.
«Нет, я не так, —
говорил Чичиков, очутившись опять посреди открытых полей и пространств, — нет, я не так распоряжусь. Как только, даст Бог, все покончу благополучно и сделаюсь действительно состоятельным, зажиточным человеком, я поступлю тогда совсем иначе: будет у меня и
повар, и дом, как полная чаша, но будет и хозяйственная часть в порядке. Концы сведутся
с концами, да понемножку всякий год будет откладываться сумма и для потомства, если только Бог пошлет жене плодородье…» — Эй ты — дурачина!
— Да выпей, Андрей, право, выпей: славная водка! Ольга Сергевна тебе этакой не сделает! —
говорил он нетвердо. — Она споет Casta diva, а водки сделать не умеет так! И пирога такого
с цыплятами и грибами не сделает! Так пекли только, бывало, в Обломовке да вот здесь! И что еще хорошо, так это то, что не
повар: тот Бог знает какими руками заправляет пирог, а Агафья Матвевна — сама опрятность!
— У нас, в Обломовке, этак каждый праздник готовили, —
говорил он двум
поварам, которые приглашены были
с графской кухни, — бывало, пять пирожных подадут, а соусов что, так и не пересчитаешь! И целый день господа-то кушают, и на другой день. А мы дней пять доедаем остатки. Только доели, смотришь, гости приехали — опять пошло, а здесь раз в год!
Я тут разглядел, какая сосредоточенная ненависть и злоба против господ лежат на сердце у крепостного человека: он
говорил со скрыпом зубов и
с мимикой, которая, особенно в
поваре, могла быть опасна.
Началось прощание; первые поцеловались обе сестры; Муза, сама не пожелавшая, как мы знаем, ехать
с сестрой к матери, не выдержала, наконец, и заплакала; но что я
говорю: заплакала! — она зарыдала на всю залу, так что две горничные кинулись поддержать ее; заплакала также и Сусанна, заплакали и горничные; даже
повар прослезился и, подойдя к барышням, поцеловал руку не у отъезжающей Сусанны, а у Музы; старушка-монахиня неожиданно вдруг отмахнула скрывавшую ее дверь и начала всех благословлять обеими руками, как — видала она — делает это архиерей.
Я спрашивал об этом
повара, но он, окружая лицо свое дымом папиросы,
говорил нередко
с досадой...
Я понимал, что
повар прав, но книжка все-таки нравилась мне: купив еще раз «Предание», я прочитал его вторично и
с удивлением убедился, что книжка действительно плохая. Это смутило меня, и я стал относиться к
повару еще более внимательно и доверчиво, а он почему-то все чаще,
с большей досадой
говорил...
— Пойдемте ужинать, гадко все тут! — сказала она, и все
с удовольствием приняли ее предложение. Анна Юрьевна за свою сердечную утрату, кажется, желала, по крайней мере, ужином себя вознаградить и велела было позвать к себе
повара, но оказалось, что он такой невежда был, что даже названий, которые
говорила ему Анна Юрьевна, не понимал.
Веруя и постоянно
говоря, что «главное дело не в лечении, а в недопущении, в предупреждении болезней», Зеленский был чрезвычайно строг к прислуге, и зуботычины у него летели за малейшее неисполнение его гигиенических приказаний, к которым, как известно, наши русские люди относятся как к какой-то неосновательной прихоти. Зная это, Зеленский держался
с ними морали крыловской басни «Кот и
повар». Не исполнено или неточно исполнено его приказание — не станет рассуждать, а сейчас же щелк по зубам, и пошел мимо.
— Я хочу посоветоваться
с тобой о наследстве после меня, —
говорил Бегушев. — Состояние мое не огромное, но совершенно ясное и не запутанное. Оно двух свойств: родовое и благоприобретенное… Родовое я желаю, чтобы шло в род и первоначально, разумеется, бездетной сестре моей Аделаиде Ивановне; а из благоприобретенного надо обеспечить Прокофья
с семьей, дать по небольшой сумме молодым лакеям и тысячи три
повару; он хоть и воровал, но довольно еще умеренно… Остальные все деньги Домне Осиповне…
Лицом он был похож на
повара, а по одежде на одного из тех людей
с факелами, которых нанимают провожать богатых покойников в могилы. Пётр смутно помнил, что он дрался
с этим человеком, а затем они пили коньяк, размешивая в нём мороженое, и человек, рыдая,
говорил...
Я
говорю о самых обыкновенных представителях культурной массы, о тех исчадиях городской суеты, для которых деревня составляет, наравне
с экипажем, хорошим
поваром и пр., одну из принадлежностей комфорта или общепризнанных условий приличия — и ничего больше.
Писарев встретил нас
с сияющим лицом. Лов был удачен, и рыба клевала очень хорошо; он поймал двух щук, из которых одну фунтов в шесть, и десятка полтора окуней; в числе их были славные окуни,
с лишком по фунту. Писарев обнимал и благодарил меня за удочки. «Всем тебе обязан, —
говорил он, — а у моего товарища две удочки откусили щуки, а третью оторвал большой окунь». Вся добыча была отправлена к
повару для приготовления к обеду.
Между прочим, он
говорил с своим неподражаемым малороссийским юмором, что, верно,
повар был пьян и не выспался, что его разбудили и что он
с досады рвал на себе волосы, когда готовил котлеты; а может быть, он и не пьян и очень добрый человек, а был болен недавно лихорадкой, отчего у него лезли волосы, которые и падали на кушанье, когда он приготовлял его, потряхивая своими белокурыми кудрями.
— Этот самый старичок,
с узелком-то, генерала Жукова дворовый… У нашего генерала, царство небесное, в
поварах был. Приходит вечером: «Пусти,
говорит, ночевать…» Ну, выпили по стаканчику, известно… Баба заходилась около самовара, — старичка чаем попоить, да не в добрый час заставила самовар в сенях, огонь из трубы, значит, прямо в крышу, в солому, оно и того. Чуть сами не сгорели. И шапка у старика сгорела, грех такой.
Старый
повар (слезает
с печи, дрожит и ногами и руками). Лукерья!
Говорю, дай рюмочку.
— Об том-то я и
говорю. А впрочем, коли ты за границу едешь, так меня держись. Если на себя надеяться будешь — одни извозчики
с ума сведут. А я тамошние порядки наизусть знаю. И что где спросить, и где что поесть, и где гривенничек сунуть — всё знаю. Я как приеду в гостиницу — сейчас на кухню и
повару полтинничек. Всё покажет. Обер-кельнеру тоже сунуть надо — первому за табльдотом подавать будут.
— Я вовсе и не хочу быть
с вами остроумною, а
говорю просто. Вы в самом деле подите походите, а я здесь кончу нужные письма и в пять часов мы будем обедать. Здесь прекрасный
повар. А кстати, можете вы мне оказать услугу?
Иван Алексеевич предложил ей
поговорить с другими пансионерами за чаем, не согласятся ли они обратиться
с письмецом к этому"Гордею Парамонычу", где сказать, что все они чрезвычайно довольны госпожой Гужо и не желают очутиться в номерах, управляемых грязным
поваром.
Приехал в Хуньхепу и султановский госпиталь. Фанз для него тоже, конечно, не оказалось. Султанов, как всегда в походе, был раздражителен и неистово зол.
С трудом нашел он себе на краю деревни грязную, вонючую фанзу. Первым делом велено было печникам-солдатам вмазать в печь плиту и
повару — готовить для Султанова обед. Новицкая оглядывала грязную, закоптелую фанзу, пахнувшую чесноком и бобовым маслом, и печально
говорила...
— А вот у меня здесь другой мой дяденька в трактире вторым
поваром служит, и у них салфетошная часть огромная. И я у него уже была и
поговорила, и он
с буфетчиком
поговорил и
говорят: «Старайся, отдадим тебе».