Неточные совпадения
Несколько лет назад в Петербург приехала маленькая старушка-помещица, у которой
было, по ее словам, «вопиющее дело». Дело это заключалось в том, что она по своей сердечной доброте и простоте, чисто из одного участия, выручила из беды одного великосветского франта, — заложив для него свой домик, составлявший все достояние старушки и ее недвижимой, увечной дочери да
внучки. Дом
был заложен в пятнадцати тысячах, которые франт полностию взял,
с обязательством уплатить в самый короткий срок.
— Ну, уж святая: то нехорошо, другое нехорошо. Только и света, что
внучки! А кто их знает, какие они
будут? Марфенька только
с канарейками да
с цветами возится, а другая сидит, как домовой, в углу, и слова от нее не добьешься. Что
будет из нее — посмотрим!
Всего обиднее и грустнее для Татьяны Марковны
была таинственность; «тайком от нее девушка переписывается, может
быть, переглядывается
с каким-нибудь вертопрахом из окна — и кто же?
внучка, дочь ее, ее милое дитя, вверенное ей матерью: ужас, ужас! Даже руки и ноги холодеют…» — шептала она, не подозревая, что это от нерв, в которые она не верила.
Почти вся хата
была занята станом, который, в то время как вошел Нехлюдов, стукнувшись головой в низкую дверь, старуха только что улаживала
с своей старшей
внучкой.
— Нет, Вася, умру… — слабым голосом шептал старик, когда Бахарев старался его успокоить. — Только вот тебя и ждал, Вася. Надо мне
с тобой переговорить… Все, что у меня
есть, все оставляю моему
внучку Сергею… Не оставляй его… О Варваре тоже позаботься: ей еще много горя
будет, как я умру…
Был он вдов и имел четырех взрослых дочерей; одна
была уже вдовой, жила у него
с двумя малолетками, ему
внучками, и работала на него как поденщица.
Не знаю, какие именно «большие секреты» она сообщила сестре, но через некоторое время в городе разнесся слух, что Басина
внучка выходит замуж. Она
была немного старше меня, и восточный тип делал ее еще более взрослой на вид. Но все же она
была еще почти ребенок, и в первый раз, когда Бася пришла к нам со своим товаром, моя мать сказала ей
с негодующим участием...
Что же касается мужчин, то Птицын, например,
был приятель
с Рогожиным, Фердыщенко
был как рыба в воде; Ганечка всё еще в себя прийти не мог, но хоть смутно, а неудержимо сам ощущал горячечную потребность достоять до конца у своего позорного столба; старичок учитель, мало понимавший в чем дело, чуть не плакал и буквально дрожал от страха, заметив какую-то необыкновенную тревогу кругом и в Настасье Филипповне, которую обожал, как свою
внучку; но он скорее бы умер, чем ее в такую минуту покинул.
Мать, в свою очередь, пересказывала моему отцу речи Александры Ивановны, состоявшие в том, что Прасковью Ивановну за богатство все уважают, что даже всякий новый губернатор приезжает
с ней знакомиться; что сама Прасковья Ивановна никого не уважает и не любит; что она своими гостями или забавляется, или ругает их в глаза; что она для своего покоя и удовольствия не входит ни в какие хозяйственные дела, ни в свои, ни в крестьянские, а все предоставила своему поверенному Михайлушке, который от крестьян пользуется и наживает большие деньги, а дворню и лакейство до того избаловал, что вот как они и
с нами, будущими наследниками, поступили; что Прасковья Ивановна большая странница, терпеть не может попов и монахов, и нищим никому копеечки не подаст; молится богу по капризу, когда ей захочется, — а не захочется, то и середи обедни из церкви уйдет; что священника и причет содержит она очень богато, а никого из них к себе в дом не пускает, кроме попа
с крестом, и то в самые большие праздники; что первое ее удовольствие летом — сад, за которым она ходит, как садовник, а зимою любит она
петь песни, слушать, как их
поют, читать книжки или играть в карты; что Прасковья Ивановна ее, сироту, не любит, никогда не ласкает и денег не дает ни копейки, хотя позволяет выписывать из города или покупать у разносчиков все, что Александре Ивановне вздумается; что сколько ни просили ее посторонние почтенные люди, чтоб она своей внучке-сиротке что-нибудь при жизни назначила, для того чтоб она могла жениха найти, Прасковья Ивановна и слышать не хотела и отвечала, что Багровы родную племянницу не бросят без куска хлеба и что лучше век оставаться в девках, чем навязать себе на шею мужа, который из денег женился бы на ней, на рябой кукушке, да после и вымещал бы ей за то.
С живущими постоянно в доме: Дарьей Васильевной и двоюродной внучкою-сиротой, то
есть с Александрой Ивановной, Прасковья Ивановна обращалась невнимательно и взыскательно — они
были не что иное, как приближенные служанки.
— Гм! каков дед, такова и
внучка. После все это мне расскажешь. Может
быть, можно
будет и помочь чем-нибудь, так чем-нибудь, коль уж она такая несчастная… Ну, а теперь нельзя ли, брат, ей сказать, чтоб она ушла, потому что поговорить
с тобой надо серьезно.
Это
был странный рассказ о таинственных, даже едва понятных отношениях выжившего из ума старика
с его маленькой
внучкой, уже понимавшей его, уже понимавшей, несмотря на свое детство, многое из того, до чего не развивается иной в целые годы своей обеспеченной и гладкой жизни.
— А, так у него
была и
внучка! Ну, братец, чудак же она! Как глядит, как глядит! Просто говорю: еще бы ты минут пять не пришел, я бы здесь не высидел. Насилу отперла и до сих пор ни слова; просто жутко
с ней, на человеческое существо не похожа. Да как она здесь очутилась? А, понимаю, верно, к деду пришла, не зная, что он умер.
Правда, она отговаривала
внучек от их намерения, но слабо, без убеждения; она беспокоилась насчет ожидающего их будущего, тем более что сама не имела никаких связей в так называемом свете, но в то же время чувствовала, что разлука
с девушками
есть дело должное, неизбежное.
Вскоре после его приезда отправили гонца
с письмом в Троицкое к Арине Васильевне; в письме Курмышева уведомляла, что старуха Бактеева сделалась отчаянно больна, желает видеть и благословить
внучку, а потому просит прислать ее
с кем-нибудь;
было прибавлено, что без сомнения Степан Михайлович не
будет гневаться за нарушение его приказания, и конечно бы отпустил
внучку проститься
с своей родной бабушкой.
Оттуда прошел дедушка
с своей ученицей на птичный двор; там всё нашел в отличном порядке; гусей, уток, индеек и кур
было великое множество, и за всем смотрела одна пожилая баба
с внучкой.
Она всегда
была в дружеских отношениях
с Ариной Васильевной; узнав, что Куролесов и ей очень понравился, она открылась, что молодой майор без памяти влюблен в Парашеньку; распространилась в похвалах жениху и сказала, что ничего так не желает, «как пристроить при своей жизни свою внучку-сиротинку, и уверена в том, что она
будет счастлива; что она чувствует, что ей уже недолго жить на свете, и потому хотела бы поторопиться этим делом».
Бабушка
была женщина самая простая и находилась в полном распоряжении у своих дочерей; если иногда она осмеливалась хитрить
с Степаном Михайловичем, то единственно по их наущению, что, по неуменью, редко проходило ей даром и что старик знал наизусть; он знал и то, что дочери готовы обмануть его при всяком удобном случае, и только от скуки или для сохранения собственного покоя, разумеется
будучи в хорошем расположении духа, позволял им думать, что они надувают его; при первой же вспышке всё это высказывал им без пощады, в самых нецеремонных выражениях, а иногда и бивал, но дочери, как настоящие Евины
внучки, не унывали: проходил час гнева, прояснялось лицо отца, и они сейчас принимались за свои хитрые планы и нередко успевали.
Ты продала свою
внучку разбойнику Мишке Куролесову, который приворотил вас
с дочкой к себе нечистой силой…» Старуха Бактеева вышла из себя и в запальчивости выболтала, что Арина Васильевна и ее дочери
были с ней заодно и заранее приняли разные подарки от Михаила Максимовича.
Просыпаясь от крепкого сна, едва старик потянулся и крякнул, как ворвался Мазан и, запинаясь от радости, пробормотал: «Проздравляю, батюшка Степан Михайлыч,
с внучком!» — Первым движением Степана Михайлыча
было перекреститься.
— Иди ужинать, Олеся, — позвала она
внучку и после минутного колебания прибавила, обращаясь ко мне, — может
быть, и вы, господин,
с нами откушаете? Милости просим… Только неважные у нас кушанья-то, супов не варим, а просто крупничок полевой…
— Нет, не осталось. Да она чужая
была, из кацапок чи из цыганок… Я еще маленьким хлопцем
был, когда она пришла к нам в село. И девочка
с ней
была: дочка или
внучка… Обеих прогнали…
— Нет, я-то как затмилась… —
с тоской повторяла про себя Татьяна Власьевна, когда Феня рассказала ей все начисто, ничего не утаив. — Где у меня глаза-то раньше
были? И хоть бы даже раз подумала про Гордея Евстратыча, чтобы он отколол такую штуку… Вот тебе и стишал!.. Он вон какие узоры придумал… Ах, грехи, грехи!.. У самого
внучки давно, а он — жениться…
— Ну, ну… Экая ты, бабушка, упрямая! А я еще упрямее тебя… Отчего ты не покажешь нам невесток своих и
внучку? Знаю, что красавицы… Вот мы
с красавицами и
будем обедать. Я толстеньких люблю, бабушка… А Дуня у вас как огурчик. Я
с ней хороводы водил на Святках… И Ариша ничего.
Издали еще увидели они старуху, сидевшую
с внучком на завалинке. Петра и Василия не
было дома: из слов Анны оказалось, что они отправились — один в Озеро, другой — в Горы; оба пошли попытать счастья, не найдут ли рыбака, который откупил бы их место и взял за себя избы. Далее сообщала она, что Петр и Василий после продажи дома и сдачи места отправятся на жительство в «рыбацкие слободы», к которым оба уже привыкли и где, по словам их, жизнь привольнее здешней. Старушка следовала за ними.
— Я к вам и завтра приеду, — сказала она, — и привезу
с собой ваших
внучек, Сашу и Лиду. Они
будут жалеть и ласкать вас.
— Для своих служащих я
был всегда благодетель, и они должны за меня вечно бога молить, — сказал старик
с убеждением; но, тронутый искренним тоном Юлии и желая доставить ей удовольствие, он сказал: — Хорошо, привозите завтра
внучек. Я велю им подарочков купить.
Замечу мимоходом, что, кроме моего отца, в роду нашем уже никто не имел большого сходства
с княгинею Варварою Никаноровной; все, и в этом числе сама она, находили большое сходство
с собою во мне, но я никогда не могла освободиться от подозрения, что тут очень много пристрастия и натяжки: я напоминала ее только моим ростом да общим выражением, по которому меня
с детства удостоили привилегии
быть «бабушкиною
внучкой», но моим чертам недоставало всего того, что я так любила в ее лице, и, по справедливости говоря, я не
была так красива.
— Сейчас вон в том алькове Штерн сделал предложение Камилле; она поблагодарила и сказала, что окончательное решение принадлежит ее родителям, и Мих. Ил. отправил уже нарочного в Кременчуг; завтра к вечеру должен
быть ответ. Мих. Ил., кстати, поздравляя Илью Александровича
с невестой-внучкой, выражает надежду на помощь в приданом.
Один из приятелей Эльчанинова познакомил его
с своей теткой, радушной старухой, у которой
была внучка, только что выпущенная из Смольного монастыря.
Марфе Андревне мерещится вдали светлоокая невестка,
с кроткими очами,
с плавною поступью,
с верной душою. «И
будем жить вместе, и
будет и радость, и счастье, и здоровые внуки, и румяные
внучки».
— Ну, хорошо. Да что, Миша, я никак старосты не добьюсь; вели ему прийти ко мне завтра пораньше, у меня
с ним дела
будет много. Без меня у вас, я вижу, всё не так идет. Ну, довольно, устала я, везите меня, вы… Прощайте, батюшка, имени и отчества не помню. — прибавила она, обратившись к Владимиру Сергеичу, — извините старуху. А вы,
внучки, не провожайте меня. Не надо. Вам бы только всё бегать. Сидите, сидите да уроки твердите, слышите. Маша вас балует. Ну, ступайте.
Лавр Мироныч. И в помышлении не
было! Невозможно-с. Мысли у дяденьки благородные, притом же единственная родная
внучка.
Вот по улице в тени акаций, играя хлыстиками, прошли два офицера в белых кителях. Вот на линейке проехала куча евреев
с седыми бородами и в картузах. Гувернантка гуляет
с директорскою
внучкой… Пробежал куда-то Сом
с двумя дворняжками… А вот в простеньком сером платье и в красных чулочках, держа в руке «Вестник Европы», пошла Варя.
Была, должно
быть, в городской библиотеке…
Как-то незаметно маленькая Басина
внучка подросла, и уже в последний год нашего пребывания в гимназии она перестала ходить
с Басей по домам. Говорили, что она «уже учится». Кто ее учил и чему — мы не знали; по-видимому, воспитание
было чисто еврейское, но, посещая
с Басей христианские дома, она научилась говорить по-польски и по-русски довольно чисто, только как-то особенно, точно урчащая кошечка, грассируя звук — р.
Один раз бабушка сидела таким образом за пряжей и весело разговаривала
с внучком, следовательно,
была в самом шелковом расположении духа, когда одна девочка подала ей свой клочок пуху, уже раз возвращенный назад.
Алена Игнатьевна еще более покраснела; старый дворецкий продолжал насильно улыбаться. Мне сделалось его жаль; понятно, что плутовка Грачиха в прежние времена не стала бы и не посмела так
с ним разговаривать. Несколько времени мы молчали, но тут я вспомнил тоже рассказы матушки о том, что у старухи Пасмуровой
было какое-то романическое приключение, что
внучка ее влюбилась в молодого человека и бежала
с ним ночью. Интересуясь узнать подробности, я начал издалека...
Иван Иванович (садится рядом
с Сашей). Я всегда здоров. Во всю жизнь мою ни разу не
был болен… Давно уж я вас не видел! Каждый день все собираюсь к вам,
внучка повидать да
с зятьком свет белый покритиковать, да никак не соберусь… Занят, ангелы мои! Позавчера хотел к вам поехать, новую двустволочку желал показать тебе, Мишенька, да исправник остановил, в преферанс засадил… Славная двустволочка! Аглицкая, сто семьдесят шагов дробью наповал…
Внучек здоров?
Быстро пригнувшись на стременах, я слегка шлепнула ладонью по блестящему боку моего Алмаза и, крикнув свое неизменное «айда!», метнулась вперед. Передо мной промелькнули встревоженные лица обоих дедушек, меньше всего ожидавших, по-видимому, что их
внучка Нина
будет джигитовать наравне
с опытными горцами, побледневшее личико испуганной Гуль-Гуль, которая от волнения отбросила чадру… Молоденькая тетка испытывала отчаянный страх за свою чересчур удалую племянницу.
— Полно, дедушка Магомет! — возразила я азартно,
с вызовом, — разве
есть что-либо, чего может бояться Нина бек-Израэл, твоя любимая
внучка!
— В гости приехал, —
с улыбкой промолвил Чапурин. — Груня у меня
была, когда получила ваше письмо. Крестины мы справляли,
внучка Господь мне даровал. Вы Ивана Григорьича звали, а ему никак невозможно. Заместо его я и поехал. Выхожу — гость незваный, авось не
буду хуже татарина.
Как панацея от всех бед и неурядиц ставилась «бабушкина мораль», и к ней оборотили свои насупленные и недовольные лики юные
внучки,
с трепетом отрекшиеся от ужаснувшего их движения «бесповоротных» жриц недавно отошедшего или только отходящего культа; но этот поворот
был не поворот по убеждению в превосходстве иной морали, а робкое пяченье назад
с протестом к тому, что покинуто, и тайным презрением к тому, куда направилось отступление.
Маленький, седенький учитель Алексей Иванович
был очень строг со своей «командой», как называл он, шутя, воспитанниц. Он постоянно шутил
с ними, смешил их веселыми прибаутками, именуя при этом учениц «
внучками». И в то же время
был взыскателен и требователен к их ответам.
Те остановились, переглянулись, поглядели на него. Он пошел дальше, они за ним. Тогда он остановился и стал размышлять. К полузнакомой
внучке Глаше идти
с этими тварями
было невозможно, ворочаться назад и запереть их не хотелось, да и нельзя запереть, потому что ворота никуда не годятся.
Он бы
с охотой посидел еще. Старушка всегда ему нравилась. Но Ивана Алексеевича защемило дворянское чувство. Он должен
был сознаться в этом. Ему стало тяжело за Катерину Петровну: Засекина — и на хлебах у купчика, жениха ее
внучки!..
Отпуская в путь, дал ему государь письмо к старому боярину Карголомскому. А тот Карголомский жил по старым обычаям. И
с бородой не пожелал
было расстаться, но когда царь указал, волком взвыл, а бороды себя лишил. Зато в другом во всем крепко старинки держался.
Был у него сын, да под Нарвой убили его, после него осталась у старика Карголомского
внучка. Ни за ним, ни перед ним никого больше не
было. А вотчин и в дому богатства — тьма тьмущая.
Горька пришлась свадьба старику Карголомскому: видел он, что нареченный его
внучек — как
есть немец немцем, только звание одно русское. Да ничего не поделаешь: царь указал. Даже горя-то не
с кем
было размыкать старику… О таком деле
с кем говорить?.. Пришлось одному на старости лет тяжкую думушку думать. Не вытерпел долго старик — помер.
Один приехал за копией
с решения волостного суда, отказавшего ему, просителю, в том, что усадьба, на которой он жил и работал двадцать три года, похоронив принявших его стариков дядю и тетку, не
была бы отнята от него
внучкой того дяди.
Шесть месяцев прогостила Наталья Демьяновна у сына своего и снова стало тянуть ее в родную Адамовку, где строился в то время хутор Алексеевщина. Она уехала
с дочерью, оставив внуков и
внучек родного и двоюродных братьев Будлянских, Закревских, Дараганов и Стрешенцевых на попечение Алексея Григорьевича. Эти внуки и
внучки помещены
были во дворце.
Застали еще старика при последних минутах. Он успел только благословить сыновей своих, невесток и
внучек. Похороны
были великолепные; два дня таскали из кладовой мешки
с медной монетой, которую раздавали нищим, запрудившим улицу. Раздел между сыновьями совершился полюбовно, как сделали бы его промеж себя Орест и Пилад. Что хотелось одному, того не желал другой. Женщину, бывшую при старике и не носившую названия своей должности, выпроводили со двора без уважения, но и без обиды, со всем ее скарбом.