Неточные совпадения
Известно, покричала бы
Да
с тем бы и
отъехала.
Едва он
отъехал несколько шагов, как туча,
с утра угрожавшая дождем, надвинулась, и хлынул ливень.
— Что
с тобой, Анна? — спросил он, когда они
отъехали несколько сот сажен.
Он поскорей звонит. Вбегает
К нему слуга француз Гильо,
Халат и туфли предлагает
И подает ему белье.
Спешит Онегин одеваться,
Слуге велит приготовляться
С ним вместе ехать и
с собой
Взять также ящик боевой.
Готовы санки беговые.
Он сел, на мельницу летит.
Примчались. Он слуге велит
Лепажа стволы роковые
Нести за ним, а лошадям
Отъехать в поле к двум дубкам.
Отъехав с версту, я уселся попокойнее и
с упорным вниманием стал смотреть на ближайший предмет перед глазами — заднюю часть пристяжной, которая бежала
с моей стороны.
Если б он обернулся хоть раз дорогой, то успел бы увидеть, как Свидригайлов,
отъехав не более ста шагов, расплатился
с коляской и сам очутился на тротуаре.
Он отворотился и
отъехал, не сказав более ни слова. Швабрин и старшины последовали за ним. Шайка выступила из крепости в порядке. Народ пошел провожать Пугачева. Я остался на площади один
с Савельичем. Дядька мой держал в руках свой реестр и рассматривал его
с видом глубокого сожаления.
Варвара подавленно замолчала тотчас же, как только
отъехали от станции Коби. Она сидела, спрятав голову в плечи, лицо ее, вытянувшись, стало более острым. Она как будто постарела, думает о страшном, и
с таким напряжением,
с каким вспоминают давно забытое, но такое, что необходимо сейчас же вспомнить. Клим ловил ее взгляд и видел в потемневших глазах сосредоточенный, сердитый блеск, а было бы естественней видеть испуг или изумление.
Но ничего более не открыл, сидит, молчит. Удивился архимандрит да
с тем и
отъехал: ничего уж тут не поделаешь.
Так что Наталья Ивановна была рада, когда поезд тронулся, и можно было только, кивая головой,
с грустным и ласковым лицом говорить: «прощай, ну, прощай, Дмитрий!» Но как только вагон
отъехал, она подумала о том, как передаст она мужу свой разговор
с братом, и лицо ее стало серьезно и озабочено.
Не
отъехал он и 100 шагов, как ему встретилась сопутствуемая опять конвойным
с ружьем ломовая телега, на которой лежал другой, очевидно уже умерший арестант. Арестант лежал на спине на телеге, и бритая голова его
с черной бородкой, покрытая блинообразной шапкой, съехавшей на лицо до носа, тряслась и билась при каждом толчке телеги. Ломовой извозчик в толстых сапогах правил лошадью, идя рядом. Сзади шел городовой. Нехлюдов тронул за плечо своего извозчика.
Однажды осенью, на возвратном пути
с отъезжего поля, я простудился и занемог.
— Не знаю, — отвечал Бурмин, — не знаю, как зовут деревню, где я венчался; не помню,
с которой станции поехал. В то время я так мало полагал важности в преступной моей проказе, что,
отъехав от церкви, заснул, и проснулся на другой день поутру, на третьей уже станции. Слуга, бывший тогда со мною, умер в походе, так что я не имею и надежды отыскать ту, над которой подшутил я так жестоко и которая теперь так жестоко отомщена.
Наполз нэп. Опять засверкал «Эрмитаж» ночными огнями. Затолпились вокруг оборванные извозчики вперемежку
с оборванными лихачами, но все еще на дутых шинах. Начали подъезжать и
отъезжать пьяные автомобили. Бывший распорядитель «Эрмитажа» ухитрился мишурно повторить прошлое модного ресторана. Опять появились на карточках названия: котлеты Помпадур, Мари Луиз, Валларуа, салат Оливье… Но неугрызимые котлеты — на касторовом масле, и салат Оливье был из огрызков… Впрочем, вполне к лицу посетителям-нэпманам.
В охотах больших, или
отъезжих, иметь два патронташа
с готовыми зарядами и даже запасный ящик
с порохом и разными сортами дроби: зарядов наделать недолго.
А Ефим Андреич ехал да ехал.
Отъедет с версту и оглянется: что-то теперь Парасковья Ивановна поделывает? Поди, уж самовар наставила и одна у самовара посиживает… Дорога ему казалась невыносимо длинной.
Основа уже приценивался к нему, но
отъехал ни
с чем.
Ярославцевы
с Ольгой Александровной
отъехали в первых числах мая, а пятнадцатого мая уехали и Богатыревы
с Бахаревыми. Лиза осталась одна
с девушкой.
Мать
с бабушкой сидели на крыльце, и мы поехали в совершенной тишине; все молчали, но только съехали со двора, как на всех экипажах начался веселый говор, превратившийся потом в громкую болтовню и хохот; когда же
отъехали от дому
с версту, девушки и женщины запели песни, и сама тетушка им подтягивала.
У нас поднялась страшная возня от частого вытаскиванья рыбы и закидыванья удочек, от моих восклицаний и Евсеичевых наставлений и удерживанья моих детских порывов, а потому отец, сказав: «Нет, здесь
с вами ничего не выудишь хорошего», — сел в лодку, взял свою большую удочку,
отъехал от нас несколько десятков сажен подальше, опустил на дно веревку
с камнем, привязанную к лодке, и стал удить.
Вихров сейчас же после того собрался, и когда раскланялся
с молодыми и вышел в переднюю, то m-lle Катишь, в бурнусе и шляпке, дожидалась уже его там. Без всякого предложения, она села первая в его коляску и, когда они
отъехали, начала несколько насмешливым голосом...
Не отрывая глаз от кривеющей все больше усмешки, я уперся руками о край стола, медленно, медленно вместе
с креслом
отъехал, потом сразу — себя всего — схватил в охапку — и мимо криков, ступеней, ртов — опрометью.
Но он все-таки понял, что был неправ, и потому сейчас же
отъехал и
с ожесточением набросился на восьмую роту, в которой офицеры проверяли выкладку ранцев...
Вот, говорит, намеднись сестра пишет, корова там у нее пала — пять целковых послал; там брат, что в священниках, погорел — тому двадцать пять послал; нет, нет, брат, лучше и не проси!»
С тем Чернищев-то и
отъехал.
Ночью в такую пору ехать решительно невозможно; поэтому и бывает, что
отъедешь в сутки верст
с сорок, да и славословишь остальное время имя господне на станции.
Кареты
с громом
отъезжали от подъезда. Лидочка провожала глазами подруг, которые махали ей платками. Наконец уехала последняя карета.
Насилу у одной дворовой старушки добился, что Грушенька еще недавно тут была и всего, говорит, ден десять как
с князем в коляске куда-то
отъехала и
с тех пор назад не вернулась.
Петр Степанович
отъезжал, а Эркель прощался
с ним.
Вдруг узнает Фарлафа он;
Глядит, и руки опустились;
Досада, изумленье, гнев
В его чертах изобразились;
Скрыпя зубами, онемев,
Герой,
с поникшею главою
Скорей
отъехав ото рва,
Бесился… но едва, едва
Сам не смеялся над собою.
Хаджи-Мурат ехал шагом. Казаки и его нукеры, не отставая, следовали за ним. Выехали шагом по дороге за крепостью. Встречались женщины
с корзинами на головах, солдаты на повозках и скрипящие арбы на буйволах.
Отъехав версты две, Хаджи-Мурат тронул своего белого кабардинца; он пошел проездом, так, что его нукеры шли большой рысью. Так же ехали и казаки.
— Никак нет-с, они сейчас изволили отъехать-с. Я
с тем и шел доложить-с.
Похлебав несолоно,
отъехал Михаил Максимович от Степана Михайловича и воротился к Бактеевой
с известием о своей неудаче.
Отъезжая с Биче и Ботвелем, я был стеснен, отлично понимая, что стесняет меня. Я был неясен Биче, ее отчетливому представлению о людях и положениях. Я вышел из карнавала в действие жизни, как бы просто открыв тайную дверь, сам храня в тени свою душевную линию, какая, переплетясь
с явной линией, образовала узлы.
Мятежникам передали увещевательный манифест; они его приняли, но
отъехали с бранью, говоря, что их манифесты правее, и начали стрелять из бывшей у них пушки.
— Да и пора, Юрий Дмитрич: мы, чай,
с лишком верст двадцать
отъехали. Вон, кажется, и постоялый двор… а видно по всему, здесь пировали незваные гости. Смотри-ка, ни одной старой избы нет, все
с иголочки! Ох, эти проклятые ляхи! накутили они на нашей матушке святой Руси!
И все-таки сдается: нет уж, пусть лучше ни Удав, ни Дыба не"достигнут"! Побегают, помятутся, да
с тем пусть и
отъедут. Вот это было бы хорошо! Тетенька! голубушка! помолитесь, чтоб они не достигли!
С тех пор как Долинский
с Дарьей Михайловной
отъехали от петербургского амбаркадера варшавской железной дороги, они проводили свое время в следующих занятиях...
В подкрепление этой просьбы княгиня пожала Функендорфу руку, и они расстались; а чуть только карета графа
отъехала от подъезда, бабушка сейчас же позвала к себе Ольгу Федотовну и послала ее к модистке, чтобы та принесла ей «коробук самых солидных чепцов». Выбрав себе из них самый большой,
с крахмальным бантом на темени, княгиня сейчас же надела на себя этот старушечий чепец и, осмотревшись пред зеркалом, велела, чтоб ей таких еще две дюжины нашили.
И
отъезжее поле, и потрясающая бедрами девка Палашка, и даже хождение по комнатам, украшенными шкапиками
с графинчиками, — все это выносилось безропотно, потому что во всем этом виделся символ, за которым пряталась идея о праве и долге.
И расчет никогда не обманывал его: он безмятежно засыпал вплоть до утра,
с наступлением которого вновь повторялся вчерашний день
с тою же выпивкой,
с тем же
отъезжим полем и теми же потрясаниями.
Отъехав с полверсты, мне стало холодно ногам, и я подумал о том, что снял в вагоне шерстяные чулки и положил их в сумку.
В одном углу Сурской говорил
с дворянским предводителем о политике; в другом — несколько страстных псовых охотников разговаривали об
отъезжих полях, хвастались друг перед другом подвигами своих борзых собак и лгали без всякого зазрения совести.
— Ну, mon cher! — сказал Зарецкой, — теперь, надеюсь, ты не можешь усомниться в моей дружбе. Я лег спать во втором часу и встал в четвертом для того, чтоб проводить тебя до «Средней рогатки», до которой мы, я думаю, часа два ехали.
С чего взяли, что этот скверный трактир на восьмой версте от Петербурга? Уж я дремал, дремал! Ну, право, мы верст двадцать
отъехали. Ах, батюшки! как я исковеркан!
— Уж не извольте опасаться, батюшка! — сказал Шурлов, поседевший в
отъезжих полях ловчий, который имел исключительное право говорить и даже иногда перебраниваться
с своим барином. — У нас косой не отвертится — поставим прямехонько на вас; извольте только стать вон к этому отъемному острову.
— Да, слышь ты, глупая голова! Ведь за морем извозчики и все так делают; мне уж третьего дня об этом порассказали. Ну, вот мы
отъехали этак верст пяток
с небольшим, как вдруг — батюшки светы! мой седок как подымется да учнет ругаться: я, дескать, на тебя, разбойника, смотрителю пожалуюсь. «Эк-ста чем угрозил! — сказал я. — Нет, барин, смотрителем нас не испугаешь». Я ему, ребята, на прошлой неделе снес гуся да полсотни яиц.
У крыльца стояла линейка, ожидавшая трех часов и конца лекций, чтобы отправиться в Москву. Я сошел со ступенек и сел в линейку. Только
отъехав на некоторое расстояние, я вдруг вспомнил, что мне совсем не надо в Москву. Тогда я соскочил на ходу. На меня посмотрели
с удивлением, но мне было безразлично. Я оказался как раз у дорожки, где когда-то видел Урмановых вместе… Куда же мне идти? Да, я вышел
с последней лекции…
Прокофий при этом и не думал подниматься
с места своего, а только перевел глаза
с газеты в окно и стал смотреть, как коляска
отъехала от крыльца и поворачивалась.
Отъехав шагов пятьсот от духана, экипажи остановились. Самойленко выбрал небольшой лужок, на котором были разбросаны камни, удобные для сидения, и лежало дерево, поваленное бурей,
с вывороченным мохнатым корнем и
с высохшими желтыми иглами. Тут через речку был перекинут жидкий бревенчатый мост, и на другом берегу, как раз напротив, на четырех невысоких сваях стоял сарайчик, сушильня для кукурузы, напоминавшая сказочную избушку на курьих ножках; от ее двери вниз спускалась лесенка.
Разбойные люди расспросили дьячка про розыск, который вел в Усторожье воевода Полуект Степаныч, и обрадовались, когда Арефа сказал, что сидел вместе
с Белоусом и Брехуном. Арефа подробно рассказал все, что сам знал, и разбойные люди отпустили его. Правда, один мужик приглядывался к Охоне и даже брал за руку, но его оттащили: не такое было время, чтобы возиться
с бабами. Охоня сидела ни жива ни мертва, — очень уж она испугалась. Когда телега
отъехала, Арефа захохотал.