Неточные совпадения
Через полтора или два месяца не
оставалось уже камня
на камне. Но по мере того как работа опустошения приближалась к набережной реки, чело Угрюм-Бурчеева омрачалось. Рухнул последний, ближайший к реке дом; в последний раз звякнул удар топора, а река не унималась. По-прежнему она текла, дышала, журчала и извивалась; по-прежнему один
берег ее был крут, а другой представлял луговую низину,
на далекое пространство заливаемую в весеннее время водой. Бред продолжался.
Я не обращал внимание
на ее трепет и смущение, и губы мои коснулись ее нежной щечки; она вздрогнула, но ничего не сказала; мы ехали сзади: никто не видал. Когда мы выбрались
на берег, то все пустились рысью. Княжна удержала свою лошадь; я
остался возле нее; видно было, что ее беспокоило мое молчание, но я поклялся не говорить ни слова — из любопытства. Мне хотелось видеть, как она выпутается из этого затруднительного положения.
— Когда так, извольте послушать. — И Хин рассказал Грэю о том, как лет семь назад девочка говорила
на берегу моря с собирателем песен. Разумеется, эта история с тех пор, как нищий утвердил ее бытие в том же трактире, приняла очертания грубой и плоской сплетни, но сущность
оставалась нетронутой. — С тех пор так ее и зовут, — сказал Меннерс, — зовут ее Ассоль Корабельная.
— В своей ли ты реке плаваешь? — задумчиво спросила она и тотчас же усмехнулась, говоря: — Так —
осталась от него кучка тряпок? А был большой… пакостник. Они трое: он, уездный предводитель дворянства да управляющий уделами — девчонок-подростков портить любили. Архиерей донос посылал
на них в Петербург, — у него епархиалочку отбили, а он для себя
берег ее. Теперь она — самая дорогая распутница здесь. Вот, пришел, негодяй!
Ничего не нужно: жизнь, как покойная река, текла мимо их; им
оставалось только сидеть
на берегу этой реки и наблюдать неизбежные явления, которые по очереди, без зову, представали пред каждого из них.
— Да, это очень смешно. Она милая женщина и хитрая, и себе
на уме в своих делах, как все женщины, когда они, как рыбы, не лезут из воды
на берег, а
остаются в воде, то есть в своей сфере…
С замиранием представлял я себе иногда, что когда выскажу кому-нибудь мою идею, то тогда у меня вдруг ничего не
останется, так что я стану похож
на всех, а может быть, и идею брошу; а потому
берег и хранил ее и трепетал болтовни.
Шкуна «Восток», с своим, как стрелы, тонким и стройным рангоутом, покачивалась, стоя
на якоре, между крутыми, но зелеными
берегами Амура, а мы гуляли по прибрежному песку, чертили
на нем прутиком фигуры, лениво посматривали
на шкуну и праздно ждали, когда скажут нам трогаться в путь, сделать последний шаг огромного пройденного пути:
остается всего каких-нибудь пятьсот верст до Аяна, первого пристанища
на берегах Сибири.
Так и есть, как я думал: Шанхай заперт, в него нельзя попасть: инсургенты не пускают. Они дрались с войсками — наши видели. Надо ехать, разве потому только, что совестно быть в полутораста верстах от китайского
берега и не побывать
на нем. О войне с Турцией тоже не решено, вместе с этим не решено,
останемся ли мы здесь еще месяц, как прежде хотели, или сейчас пойдем в Японию, несмотря
на то, что у нас нет сухарей.
«А там есть какая-нибудь юрта,
на том
берегу, чтоб можно было переждать?» — спросил я. «Однако нет, — сказал он, — кусты есть… Да почто вам юрта?» — «Куда же чемоданы сложить, пока лошадей приведут?» — «А
на берегу: что им доспеется? А не то так в лодке
останутся: не азойно будет» (то есть: «Не тяжело»). Я задумался: провести ночь
на пустом
берегу вовсе не занимательно; посылать ночью в город за лошадьми взад и вперед восемь верст — когда будешь под кровлей? Я поверил свои сомнения старику.
На берегу мелькнул яркий огонь: упрямые товарищи наши
остались пить чай.
Через полчаса явились другие, одетые побогаче. Они привезли бумагу, в которой делались обыкновенные предостережения: не съезжать
на берег, не обижать японцев и т. п. Им так понравилась наливка, что они выпросили, что
осталось в бутылке, для гребцов будто бы, но я уверен, что они им и понюхать не дали.
24-го, в сочельник, съехал я
на берег утром: было сносно; но когда поехал оттуда… ах, какой вечер! как надолго
останется он в памяти!
Далее нельзя было предвидеть, какое положение пришлось бы принять по военным обстоятельствам:
оставаться ли у своих
берегов, для защиты их от неприятеля, или искать встречи с ним
на открытом море.
Сегодня все перебираются с
берега: работы кончены
на фрегате, шкалы подняты и фок-мачту как будто зашнуровали. В лесу нарубили деревьев, все, разумеется, красных, для будущих каких-нибудь починок. С
берега забирают баранов, уток, кур; не знаю, заберут ли дракона или он
останется на свободе доедать трупы уток.
Сегодня с утра движение и сборы
на фрегате: затеяли свезти
на берег команду. Офицеры тоже захотели провести там день, обедать и пить чай. «Где же это они будут обедать? — думал я, — ведь там ни стульев, ни столов», и не знал, ехать или нет; но и
оставаться почти одному
на фрегате тоже невесело.
Здесь также нет пристани, как и
на Мадере, шлюпка не подходит к
берегу, а
остается на песчаной мели, шагов за пятнадцать до сухого места.
Сегодня мы ушли и вот качаемся теперь в Тихом океане; но если б и
остались здесь, едва ли бы я собрался
на берег. Одна природа да животная, хотя и своеобразная, жизнь, не наполнят человека, не поглотят внимания:
остается большая пустота. Для того даже, чтобы испытывать глубже новое, не похожее ни
на что свое, нужно, чтоб тут же рядом, для сравнения, была параллель другой, развитой жизни.
Я
остался и вслушивался в треск кузнечиков, доносившийся с
берега, в тихий плеск волн; смотрел
на игру фосфорических искр в воде и
на дальние отражения береговых огней в зеркале залива.
На это отвечено, что «по трехмесячном ожидании не важность подождать семь дней; но нам необходимо иметь место
на берегу, чтоб сделать поправки
на судах, поверить хронометры и т. п. Далее, если ответ этот подвинет дело вперед, то мы
останемся, в противном случае уйдем… куда нам надо».
17-го утром мы распрощались с рекой Нахтоху и тронулись в обратный путь, к староверам. Уходя, я еще раз посмотрел
на море с надеждой, не покажется ли где-нибудь лодка Хей-ба-тоу. Но море было пустынно. Ветер дул с материка, и потому у
берега было тихо, но вдали ходили большие волны. Я махнул рукой и подал сигнал к выступлению. Тоскливо было возвращаться назад, но больше ничего не
оставалось делать. Обратный путь наш прошел без всяких приключений.
Выйдя
на берег, я стал торопливо одеваться, но Чан Лин сказал, что сегодня дальше мы не пойдем и
останемся здесь ночевать.
Стрелки, узнав о том, что мы
остаемся здесь надолго и даже, быть может, зазимуем, принялись таскать плавник, выброшенный волнением
на берег, и устраивать землянку. Это была остроумная мысль. Печи они сложили из плитнякового камня, а трубу устроили по-корейски — из дуплистого дерева. Входы завесили полотнищами палаток, а
на крышу наложили мох с дерном. Внутри землянки настлали ельницу и сухой травы. В общем, помещение получилось довольно удобное.
Большие обнажения
на берегу моря к северу от реки Такемы состоят главным образом из лав и их туфов (биолитовый дацит), дальше тянутся полевошпатовые сланцевые породы и диорит. Тип
берега кулисный. Действительно, мысы выступают один за другим наподобие кулис в театре. Вблизи
берега нигде нет островов. Около мысов, разрушенных морским прибоем, кое-где образовались береговые ворота. Впоследствии своды их обрушились,
остались только столбы — любимые места отдыха птиц.
С утра погода стояла хмурая; небо было: туман или тучи. Один раз сквозь них прорвался было солнечный луч, скользнул по воде, словно прожектором, осветил сопку
на берегу и скрылся опять в облаках. Вслед за тем пошел мелкий снег. Опасаясь пурги, я хотел было
остаться дома, но просвет
на западе и движение туч к юго-востоку служили гарантией, что погода разгуляется. Дерсу тоже так думал, и мы бодро пошли вперед. Часа через 2 снег перестал идти, мгла рассеялась, и день выдался
на славу — теплый и тихий.
Весь следующий день мы провели в беседе. Река Санхобе являлась крайним пунктом нашего путешествия по
берегу моря. Отсюда нам надо было идти к Сихотэ-Алиню и далее
на Иман.
На совете решено было
остаться на Санхобе столько времени, сколько потребуется для того, чтобы подкрепить силы и снарядиться для зимнего похода.
Свет от костров отражался по реке яркой полосой. Полоса эта как будто двигалась, прерывалась и появлялась вновь у противоположного
берега. С бивака доносились удары топора, говор людей и смех. Расставленные
на земле комарники, освещенные изнутри огнем, казались громадными фонарями. Казаки слышали мои выстрелы и ждали добычи. Принесенная кабанина тотчас же была обращена в ужин, после которого мы напились чаю и улеглись спать.
Остался только один караульный для охраны коней, пущенных
на волю.
В тот же вечер по совету гольда все имущество было перенесено в лодку, а сами мы
остались ночевать
на берегу.
Со словами Дерсу нельзя было не согласиться. У себя
на родине китайцы уничтожили все живое. У них в стране
остались только вороны, собаки и крысы. Даже в море, вблизи
берегов, они уничтожили всех трепангов, крабов, моллюсков и всю морскую капусту. Богатый зверем и лесами Приамурский край ожидает та же участь, если своевременно не будут приняты меры к борьбе с хищничеством китайцев.
Утром мне доложили, что Дерсу куда-то исчез. Вещи его и ружье
остались на месте. Это означало, что он вернется. В ожидании его я пошел побродить по поляне и незаметно подошел к реке.
На берегу ее около большого камня я застал гольда. Он неподвижно сидел
на земле и смотрел в воду. Я окликнул его. Он повернул ко мне свое лицо. Видно было, что он провел бессонную ночь.
Землистая, сильно избитая, лишенная растительности тропа привела нас к Сихотэ-Алиню. Скоро она разделилась. Одна пошла в горы, другая направилась куда-то по правому
берегу Лиственничной. Здесь мы отаборились. Решено было, что двое из нас пойдут
на охоту, а остальные
останутся на биваке.
До Лыкова считают не больше двенадцати верст; но так как лошадей
берегут, то этот небольшой переезд берет не менее двух часов. Тем не менее мы приезжаем
на место, по крайней мере, за час до всенощной и останавливаемся в избе у мужичка, где происходит процесс переодевания. К Гуслицыным мы поедем уже по окончании службы и
останемся там гостить два дня.
Садясь в лодку, Полуянов оглянулся
на берег, где
оставалась и зеленая трава и вольная волюшка. Он тряхнул головой, перекрестился и больше ни
на что не обращал внимания.
От Дубков до устья Найбы
остается только 4 версты,
на пространстве которых селиться уже нельзя, так как у устья заболочина, а по
берегу моря песок и растительность песчано-морская: шиповник с очень крупными ягодами, волосянец и проч. Дорога продолжается до моря, но можно проехать и по реке,
на аинской лодке.
Положение дел в настоящее время таково: тюрьма выстроена в узкой долине севернее поста Дуэ версты
на полторы, сообщение с постом существует только по
берегу моря и прерывается два раза в сутки приливами, сообщение горами летом затруднительно, зимою невозможно; смотритель тюрьмы имеет пребывание в Дуэ, помощник его тоже; местная команда, от которой содержится караул и высылается потребное число конвоя для различных работ, по условию с обществом „Сахалин“, расположена также в упомянутом посту, а при тюрьме — никого, кроме нескольких надзирателей и ежедневно приходящего
на смену караула, который тоже
остается вне постоянного ближайшего наблюдения военного начальства.
Они ограничивались только тем, что распускали среди айно сплетни про русских и хвастали, что они перережут всех русских, и стоило русским в какой-нибудь местности основать пост, как в скорости в той же местности, но только
на другом
берегу речки, появлялся японский пикет, и, при всем своем желании казаться страшными, японцы все-таки
оставались мирными и милыми людьми: посылали русским солдатам осетров, и когда те обращались к ним за неводом, то они охотно исполняли просьбу.
— Мы-то в уме, а вот как вы спихиваться будете с Леонидом-то Федоровичем… Он нас достиг, так теперь пусть сам управляется. Когда еще чужестранный народ наберется, а полая вода сойдет. Как бы вы
на сухом
берегу не
остались.
Осмотрев работу, Груздев
остался на несколько дней, чтобы лично следить за делом. До ближайшей деревни было верст одиннадцать, да и та из четырех дворов, так что сначала Груздев устроился было
на своей лодке, а потом перешел
на берег. Угодливый и разбитной солдат ему нравился.
Крючники сходили к воде, становились
на колени или ложились ничком
на сходнях или
на плотах и, зачерпывая горстями воду, мыли мокрые разгоревшиеся лица и руки. Тут же
на берегу, в стороне, где еще
осталось немного трави, расположились они к обеду: положили в круг десяток самых спелых арбузов, черного хлеба и двадцать тараней. Гаврюшка Пуля уже бежал с полуведерной бутылкой в кабак и пел
на ходу солдатский сигнал к обеду...
Вы представьте себе, что стоите
на берегу: волны — мерно вверх; и поднявшись — вдруг так и
остались, застыли, оцепенели. Вот так же жутко и неестественно было и это — когда внезапно спуталась, смешалась, остановилась наша, предписанная Скрижалью, прогулка. Последний раз нечто подобное, как гласят наши летописи, произошло 119 лет назад, когда в самую чащу прогулки, со свистом и дымом, свалился с неба метеорит.
— Мне что делается! я уж стар, и умру, так удивительного не будет… А ты
береги свое здоровье, мой друг! это — первое наше благо. Умру, так вся семья
на твоих руках
останется. Ну, а по службе как?
— Послушай, князь, ты сам себя не
бережешь; такой, видно, уж нрав у тебя; но бог тебя
бережет. Как ты до сих пор ни лез в петлю, а все цел
оставался. Должно быть, не написано тебе пропасть ни за что ни про что. Кабы ты с неделю тому вернулся, не знаю, что бы с тобой было, а теперь, пожалуй, есть тебе надежда; только не спеши
на глаза Ивану Васильевичу; дай мне сперва увидеть его.
Затем она невольно спросила себя: что такое, в самом деле, это сокровище? действительно ли оно сокровище и стоит ли
беречь его? — и увы! не нашла
на этот вопрос удовлетворительного ответа. С одной стороны, как будто совестно
остаться без сокровища, а с другой… ах, черт побери! да неужели же весь смысл, вся заслуга жизни в том только и должны выразиться, чтобы каждую минуту вести борьбу за сокровище?
Хорошо сидеть с ними и, слушая простое, понятное, смотреть
на берега Камы,
на сосны, вытянутые, как медные струны,
на луга, где от половодья
остались маленькие озера и лежат, как куски разбитого зеркала, отражая синее небо.
На левом
берегу, где
оставался медлительный градоначальник, кучер Комарь разостлал ковер, утвердил
на нем принесенную скамейку, покачал ее вправо и влево и, убедясь, что она стоит крепко, возгласил...
Он жадно наклонился к ней, но вода была соленая… Это уже было взморье, — два-три паруса виднелись между
берегом и островом. А там, где остров кончался, — над линией воды тянулся чуть видный дымок парохода. Матвей упал
на землю,
на береговом откосе,
на самом краю американской земли, и жадными, воспаленными, сухими глазами смотрел туда, где за морем
осталась вся его жизнь. А дымок парохода тихонько таял, таял и, наконец, исчез…
Старинному преданию, не подтверждаемому новыми событиями, перестали верить, и Моховые озера мало-помалу, от мочки коноплей у
берегов и от пригона стад
на водопой, позасорились, с краев обмелели и даже обсохли от вырубки кругом леса; потом заплыли толстою землянистою пеленой, которая поросла мохом и скрепилась жилообразными корнями болотных трав, покрылась кочками, кустами и даже сосновым лесом, уже довольно крупным; один провал затянуло совсем, а
на другом
остались два глубокие, огромные окна, к которым и теперь страшно подходить с непривычки, потому что земля, со всеми болотными травами, кочками, кустами и мелким лесом, опускается и поднимается под ногами, как зыбкая волна.
— Сейчас решили, — сказала Дэзи, сталкиваясь со мной. — Все едем;
останется один матрос. Конечно, и вы стремитесь попасть скорее
на берег?
— Их пять братьев, — рассказывал лазутчик
на своем ломаном полурусском языке: — вот уж это третьего брата русские бьют, только два
остались; он джигит, очень джигит, — говорил лазутчик, указывая
на чеченца. — Когда убили Ахмед-хана (так звали убитого абрека), он
на той стороне в камышах сидел; он всё видел: как его в каюк клали и как
на берег привезли. Он до ночи сидел; хотел старика застрелить, да другие не пустили.
Однажды вечером, кончив дневной сбор винограда, партия молдаван, с которой я работал, ушла
на берег моря, а я и старуха Изергиль
остались под густой тенью виноградных лоз и, лежа
на земле, молчали, глядя, как тают в голубой мгле ночи силуэты тех людей, что пошли к морю.