Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться
с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек в
мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного
осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Несмотря на то, что недослушанный план Сергея Ивановича о том, как освобожденный сорокамиллионный
мир Славян должен вместе
с Россией начать новую эпоху в истории, очень заинтересовал его, как нечто совершенно новое для него, несмотря на то, что и любопытство и беспокойство о том, зачем его звали, тревожили его, — как только он
остался один, выйдя из гостиной, он тотчас же вспомнил свои утренние мысли.
Оставшись одна, Долли помолилась Богу и легла в постель. Ей всею душой было жалко Анну в то время, как она говорила
с ней; но теперь она не могла себя заставить думать о ней. Воспоминания о доме и детях
с особенною, новою для нее прелестью, в каком-то новом сиянии возникали в ее воображении. Этот ее
мир показался ей теперь так дорог и мил, что она ни за что не хотела вне его провести лишний день и решила, что завтра непременно уедет.
Татьяна
с ключницей простилась
За воротами. Через день
Уж утром рано вновь явилась
Она в оставленную сень,
И в молчаливом кабинете,
Забыв на время всё на свете,
Осталась наконец одна,
И долго плакала она.
Потом за книги принялася.
Сперва ей было не до них,
Но показался выбор их
Ей странен. Чтенью предалася
Татьяна жадною душой;
И ей открылся
мир иной.
Таким образом, Грэй жил всвоем
мире. Он играл один — обыкновенно на задних дворах замка, имевших в старину боевое значение. Эти обширные пустыри,
с остатками высоких рвов,
с заросшими мхом каменными погребами, были полны бурьяна, крапивы, репейника, терна и скромно-пестрых диких цветов. Грэй часами
оставался здесь, исследуя норы кротов, сражаясь
с бурьяном, подстерегая бабочек и строя из кирпичного лома крепости, которые бомбардировал палками и булыжником.
Раскольников не привык к толпе и, как уже сказано, бежал всякого общества, особенно в последнее время. Но теперь его вдруг что-то потянуло к людям. Что-то совершалось в нем как бы новое, и вместе
с тем ощутилась какая-то жажда людей. Он так устал от целого месяца этой сосредоточенной тоски своей и мрачного возбуждения, что хотя одну минуту хотелось ему вздохнуть в другом
мире, хотя бы в каком бы то ни было, и, несмотря на всю грязь обстановки, он
с удовольствием
оставался теперь в распивочной.
Осталось за мной. Я тотчас же вынул деньги, заплатил, схватил альбом и ушел в угол комнаты; там вынул его из футляра и лихорадочно, наскоро, стал разглядывать: не считая футляра, это была самая дрянная вещь в
мире — альбомчик в размер листа почтовой бумаги малого формата, тоненький,
с золотым истершимся обрезом, точь-в-точь такой, как заводились в старину у только что вышедших из института девиц. Тушью и красками нарисованы были храмы на горе, амуры, пруд
с плавающими лебедями; были стишки...
Давеча я был даже несколько удивлен: высокоталантливый обвинитель, заговорив об этом пакете, вдруг сам — слышите, господа, сам — заявил про него в своей речи, именно в том месте, где он указывает на нелепость предположения, что убил Смердяков: „Не было бы этого пакета, не
останься он на полу как улика, унеси его грабитель
с собою, то никто бы и не узнал в целом
мире, что был пакет, а в нем деньги, и что, стало быть, деньги были ограблены подсудимым“.
— И вот теперь, кроме всего, мой друг уходит, первый в
мире человек, землю покидает. Если бы вы знали, если бы вы знали, Lise, как я связан, как я спаян душевно
с этим человеком! И вот я
останусь один… Я к вам приду, Lise… Впредь будем вместе…
Это великая заслуга в муже; эта великая награда покупается только высоким нравственным достоинством; и кто заслужил ее, тот вправе считать себя человеком безукоризненного благородства, тот смело может надеяться, что совесть его чиста и всегда будет чиста, что мужество никогда ни в чем не изменит ему, что во всех испытаниях, всяких, каких бы то ни было, он
останется спокоен и тверд, что судьба почти не властна над
миром его души, что
с той поры, как он заслужил эту великую честь, до последней минуты жизни, каким бы ударам ни подвергался он, он будет счастлив сознанием своего человеческого достоинства.
С ним пришел, вероятно, его адъютант, тончайший корнет в
мире,
с неслыханно длинными ногами, белокурый,
с крошечным беличьим лицом и
с тем добродушным выражением, которое часто
остается у матушкиных сынков, никогда ничему не учившихся или, по крайней мере, не выучившихся.
Один из последних опытов «гостиной» в прежнем смысле слова не удался и потух вместе
с хозяйкой. Дельфина Гэ истощала все свои таланты, блестящий ум на то, чтоб как-нибудь сохранить приличный
мир между гостями, подозревавшими, ненавидевшими друг друга. Может ли быть какое-нибудь удовольствие в этом натянутом, тревожном состоянии перемирия, в котором хозяин,
оставшись один, усталый, бросается на софу и благодарит небо за то, что вечер сошел
с рук без неприятностей.
Всего только один день
остается жить ему, а завтра пора распрощаться
с миром.
С Ницше у меня всегда было расхождение в том главном, что Ницше в основной своей направленности «посюсторонен», он хочет быть «верен земле», и притяжение высоты
оставалось для него в замкнутом круге этого
мира.
Еще одно из тех первичных ощущений, когда явление природы впервые
остается в сознании выделенным из остального
мира, как особое и резко законченное,
с основными его свойствами.
Как ни повреждены и наше «я», и весь
мир, орган, связывающий
с абсолютным бытием, все же
остается, и через него дается непосредственное знание.
Человек
остался одиноким сам
с собой, перед бездной пустоты, отрезанным от живой конкретности, и ему
осталось лишь постулировать утешительное, лишь субъективно воссоздавать утерянную божественность в
мире.
Удалось людям не быть втянутыми
с малолетства в практическую деятельность, — и
осталось им много свободного времени на обдумыванье своих отношений к
миру и нравственных начал для своих поступков!
Восторженно-благоговейное чувство охватило ее
с новою силой, и слезы навертывались на глаза от неиспытанного еще счастья, точно она переселилась в какой-то новый
мир, а зло
осталось там, далеко позади.
Но оскорбление
с обеих сторон было так сильно, что не
оставалось и слова на
мир, и раздраженный князь употреблял все усилия, чтоб повернуть дело в свою пользу, то есть, в сущности, отнять у бывшего своего управляющего последний кусок хлеба.
Но где-то на краю этого ликующего
мира, далеко на горизонте,
оставалось темное, зловещее пятно: там притаился серенький, унылый городишко
с тяжелой и скучной службой,
с ротными школами,
с пьянством в собрании,
с тяжестью и противной любовной связью,
с тоской и одиночеством.
— До вас еще не дошла очередь, княжна… До сих пор мы
с Николаем Иванычем об том только говорили, что
мир полон скуки и что порядочному человеку ничего другого не
остается… но угадайте, на чем мы решили?
Привычка ли обращаться преимущественно
с явлениям
мира действительного, сердечная ли сухость, следствии той же практичности, которая приковывает человека к факту и заставляет считать бреднями все то, что ускользает от простого, чувственного осязания, — как бы то ни было, но, во всяком случае, мне показалось что я внезапно очутился в какой-то совершенно иной атмосфере, в которой не имел ни малейшего желания
оставаться долее.
Во-первых, современный берлинец чересчур взбаламучен рассказами о парижских веселостях, чтоб не попытаться завести и у себя что-нибудь a l'instar de Paris. [по примеру Парижа] Во-вторых, ежели он не будет веселиться, то не скажет ли об нем Европа: вот он прошел
с мечом и огнем половину цивилизованного
мира, а
остался все тем же скорбным главою берлинцем.
Но есть в
мире удивительное явление: мать
с ее ребенком еще задолго до родов соединены пуповиной. При родах эту пуповину перерезают и куда-то выбрасывают. Но духовная пуповина всегда
остается живой между матерью и сыном, соединяя их мыслями и чувствами до смерти и даже после нее.
Юлия Михайловна до крайности ценила свои скудные и
с таким трудом поддерживаемые связи
с «высшим
миром» и, уж конечно, была рада письму важной старушки; но все-таки
оставалось тут нечто как бы и особенное.
— А вы меня еще больше оскорбляете! — отпарировала ему Миропа Дмитриевна. — Я не трактирщица, чтобы расплачиваться со мной деньгами! Разве могут окупить для меня все сокровища
мира, что вы будете жить где-то там далеко, заинтересуетесь какою-нибудь молоденькой (Миропа Дмитриевна не прибавила «и хорошенькой», так как и себя таковою считала), а я, — продолжала она, —
останусь здесь скучать, благословляя и оплакивая ту минуту, когда в первый раз встретилась
с вами!
Марфин, как обыкновенно он это делал при свиданиях
с сильными
мира сего, вошел в кабинет топорщась. Сенатор, несмотря что
остался им не совсем доволен при первом их знакомстве, принял его очень вежливо и даже
с почтением. Он сам пододвинул ему поближе к себе кресло, на которое Егор Егорыч сейчас же и сел.
Освобождение из головлевского плена до такой степени обрадовало Анниньку, что она ни разу даже не остановилась на мысли, что позади ее, в бессрочном плену,
остается человек, для которого
с ее отъездом порвалась всякая связь
с миром живых.
Но, несмотря на всевозможные точки зрения, всякий согласится, что есть такие преступления, которые всегда и везде, по всевозможным законам,
с начала
мира считаются бесспорными преступлениями и будут считаться такими до тех пор, покамест человек
останется человеком.
Когда он исчезнет — порвется одна из живых нитей, связующих меня
с миром,
останется воспоминание, но — оно целиком во мне, навсегда ограничено, неизменно.
Заглавие «Сеть веры» дано Хельчицким его сочинению потому, что, взяв эпиграфом стих Евангелия о призвании учеников
с тем, чтобы они стали ловцами людей, Хельчицкий, продолжая это сравнение, говорит: «Христос посредством учеников захватил в свою сеть веры весь
мир, но большие рыбы, пробив сеть, выскочили из нее и в поделанные этими большими рыбами дыры ушли и все остальные, так что сеть
осталась почти пустая».
Через несколько времени Михайла Максимович мирился
с обиженными, удовлетворяя их иногда деньгами, а чаще привлекая к
миру страхом; но похищенное добро
оставалось его законною собственностью.
— А я, право, не знаю, что сказать вам, Григорий Михайлыч. Я сошелся
с госпожою Ратмировой довольно близко… но совершенно случайно и ненадолго. Я в ее
мир не заглядывал, и что там происходило —
осталось для меня неизвестным. Болтали при мне кое-что, да вы знаете, сплетня царит у нас не в одних демократических кружках. Впрочем, я и не любопытствовал. Однако я вижу, прибавил он, помолчав немного, — она вас занимает.
А таких семей, которые ябеда превратила в звериные берлоги, нынче развелось очень довольно. Улица,
с неслыханною доселе наглостью, врывается в самые неприступные твердыни и, к удивлению, не встречает дружного отпора, как в бывалое время, а только производит раскол. Так что весь вопрос теперь в том, на чьей стороне
останется окончательная победа: на стороне ли ябеды, которая вознамерилась весь
мир обратить в пустыню, или на стороне остатков совести и стыда?
Вот тихие удовольствия, которые встречают вас дома
с первых же шагов и пользованию которыми никто в целом
мире, конечно, не воспрепятствует. Но раз вы дали им завладеть собой, тон всей последующей жизни вашей уж найден. И искать больше нечего."Дворникам-то, дворникам-то дали ли на водку?" —
С приездом, вашескородие! — "Благодарю! вот вам три марки!" — У нас, вашескородие, эти деньги не ходят!.. — Представьте себе!"Ну, так вот вам желтенькая бумажка!" — Счастливо
оставаться, вашескородие!
Я не могла даже мечтать, что встречусь
с ним в здешнем
мире, и, несмотря на это, желания матушки, просьбы сестры моей, ничто не поколебало бы моего намерения
остаться вечно свободною; но бескорыстная любовь ваша, ваше терпенье, постоянство, делание видеть счастливым человека, к которому дружба моя была так же беспредельна, как и любовь к нему, — вот что сделало меня виновною.
Приятель моего Адольфа умер, и мы, вместе
с бедным сиротою,
остались одни в целом
мире.
О, где ты, волшебный
мир, Шехеразада человеческой жизни,
с которым часто так неблагосклонно, грубо обходятся взрослые люди, разрушая его очарование насмешками и преждевременными речами! Ты, золотое время детского счастия, память которого так сладко и грустно волнует душу старика! Счастлив тот, кто имел его, кому есть что вспомнить! У многих проходит оно незаметно или нерадостно, и в зрелом возрасте
остается только память холодности и даже жестокости людей.
Старательно и добросовестно вслушиваясь, весьма плохо слышал он голоса окружающего
мира и
с радостью понимал только одно: конец приближается, смерть идет большими и звонкими шагами, весь золотистый лес осени звенит ее призывными голосами. Радовался же Сашка Жегулев потому, что имел свой план, некую блаженную мечту, скудную, как сама безнадежность, радостную, как сон: в тот день, когда не
останется сомнений в близости смерти и у самого уха прозвучит ее зов — пойти в город и проститься со своими.
А
с этой минуты весь
мир перевернулся, как детский мяч, и все стало другое, и все понялось по-другому, и разум стал иной, и совесть сделалась другая; и неслышно ушла из жизни Елена Петровна, и
осталась на месте ее — вечная мать.
Гораздо лучше сказать, что теперь она
осталась одна для него в целом
мире, что он только ее одну может любить; а что она к нему неравнодушна, в этом нет сомнения: он заметил это еще в Москве, и к чему бы, в самом деле, назначать свидание; она теперь дама и, как видно, не любит мужа и несчастлива
с ним, а в этом положении женщины очень склонны к любви.
Отступив от
мира и рассматривая его
с отрицательной точки, им не захотелось снова взойти в
мир; им показалось достаточным знать, что хина лечит от лихорадки, для того чтоб вылечиться; им не пришло в голову, что для человека наука — момент, по обеим сторонам которого жизнь:
с одной стороны — стремящаяся к нему — естественно-непосредственная,
с другой — вытекающая из него — сознательно-свободная; они не поняли, что наука — сердце, в которое втекает темная венозная кровь не для того, чтоб
остаться в нем, а чтоб, сочетавшись
с огненным началом воздуха, разлиться алой артериальной кровью.
Классицизм и романтизм принадлежат двум великим прошедшим;
с каким бы усилием их ни воскрешали, они
останутся тенями усопших, которым нет места в современном
мире.
Но исчезала проволока, и опять Арбузов воздвигал громадные глыбы, и опять они рушились
с громом, и опять
оставалась во всем
мире одна только зловещая, тоскливая проволока.
Этого акробата любили в цирке все, начиная
с директора и кончая конюхами. Артист он был исключительный и всесторонний: одинаково хорошо жонглировал, работал на трапеции и на турнике, подготовлял лошадей высшей школы, ставил пантомимы и, главное, был неистощим в изобретении новых «номеров», что особенно ценится в цирковом
мире, где искусство, по самым своим свойствам, почти не двигается вперед,
оставаясь и теперь чуть ли не в таком виде, в каком оно было при римских цезарях.
Очевидно, что в древние времена какой-нибудь скальд, для которого весь
мир заключался в высокородном рыцаре, — его господине и милостивце, — мог без зазрения совести,
с самым искренним восторгом, петь его бранные подвиги,
оставаясь совершенно равнодушным к страданиям человечества.
Но если б от него
И все ушли и если б целый
мирЕго винил — одна бы я сказала:
Неправда то! Одна бы я
осталасьС моим отцом!
Итак, Эраст обманул Лизу, сказав ей, что он едет в армию? — Нет, он в самом деле был в армии, но, вместо того чтобы сражаться
с неприятелем, играл в карты и проиграл почти все свое имение. Скоро заключили
мир, и Эраст возвратился в Москву, отягченный долгами. Ему
оставался один способ поправить свои обстоятельства — жениться на пожилой богатой вдове, которая давно была влюблена в него. Он решился на то и переехал жить к ней в дом, посвятив искренний вздох Лизе своей. Но все сие может ли оправдать его?
Я понял, что для Тимохи не было утешения и в сознании, что он пострадал за общее дело:
мир оставался миром, земля землей, грех грехом, его судьба ни в какой связи ни
с какими большими делами не состояла…