Неточные совпадения
Выступил тут вперед один из граждан и, желая подслужиться, сказал, что припасена у него
за пазухой деревянного дела пушечка
малая на колесцах и гороху сушеного запасец небольшой. Обрадовался бригадир этой забаве несказанно, сел на лужок и начал из пушечки стрелять. Стреляли долго, даже умучились, а до обеда все еще много времени
остается.
За несколько недель пред этим Левин писал брату, что по продаже той
маленькой части, которая
оставалась у них неделенною в доме, брат имел получить теперь свою долю, около 2000 рублей.
И, взяв Прейса
за плечо, подтолкнул его к двери, а Клим,
оставшись в комнате, глядя в окно на железную крышу, почувствовал, что ему приятен небрежный тон, которым мужиковатый Кутузов говорил с
маленьким изящным евреем. Ему не нравились демократические манеры, сапоги, неряшливо подстриженная борода Кутузова; его несколько возмутило отношение к Толстому, но он видел, что все это, хотя и не украшает Кутузова, но делает его завидно цельным человеком. Это — так.
Бабушка поглядела в окно и покачала головой. На дворе куры, петухи, утки с криком бросились в стороны, собаки с лаем поскакали
за бегущими, из людских выглянули головы лакеев, женщин и кучеров, в саду цветы и кусты зашевелились, точно живые, и не на одной гряде или клумбе
остался след вдавленного каблука или
маленькой женской ноги, два-три горшка с цветами опрокинулись, вершины тоненьких дерев,
за которые хваталась рука, закачались, и птицы все до одной от испуга улетели в рощу.
Осталось за мной. Я тотчас же вынул деньги, заплатил, схватил альбом и ушел в угол комнаты; там вынул его из футляра и лихорадочно, наскоро, стал разглядывать: не считая футляра, это была самая дрянная вещь в мире — альбомчик в размер листа почтовой бумаги
малого формата, тоненький, с золотым истершимся обрезом, точь-в-точь такой, как заводились в старину у только что вышедших из института девиц. Тушью и красками нарисованы были храмы на горе, амуры, пруд с плавающими лебедями; были стишки...
И одинокой-то вдовице
оставаться после супруга, подобно как бесприютной ластовице, — не
малое испытание, а не то что с пятерыми младенцами, которых пропитать нечем: последнее именьишко, дом деревянный, Максим Иванович
за долг отбирал.
Сегодня суббота: по обыкновению, привезли провизию и помешали опять служить всенощную. Кроме зелени всякого рода, рыбы и гомаров привезли, между прочим,
маленького живого оленя или лань,
за неимением свиней; говорят, что больше нет;
остались поросята, но те нужны для приплода.
Странное чувство охватило Нехлюдова, когда он
остался один в
маленькой камере, слушая тихое дыхание, прерываемое изредка стонами Веры Ефремовны, и гул уголовных, не переставая раздававшийся
за двумя дверями.
— А я все-таки знаю и желаю, чтобы Nicolas хорошенько подобрал к рукам и Привалова и опекунов… Да. Пусть Бахаревы
останутся с носом и любуются на свою Nadine, а мы женим Привалова на Алле… Вот увидите. Это только нужно повести дело умненько: tete-a-tete, [свидание наедине (фр.).]
маленький пикник, что-нибудь вроде нервного припадка… Ведь эти мужчины все дураки: увидали женщину, — и сейчас глаза
за корсет. Вот мы…
— Не знаю, вы лучше знаете. Мы в помадной каменной банке зажгли, славно горел, весь сгорел, самая
маленькая сажа
осталась. Но ведь это только мякоть, а если протереть через шкуру… А впрочем, вы лучше знаете, я не знаю… А Булкина отец выдрал
за наш порох, ты слышал? — обратился он вдруг к Илюше.
— А мне все не лучше, Верочка; как-то ты без меня
останешься? У отца жалованьишко
маленькое, и сам-то он плохая тебе опора. Ты девушка красивая; злых людей на свете много. Предостеречь тебя будет некому. Боюсь я
за тебя. — Верочка плачет.
Собрав последние крохи, которые
оставались, он увидел у себя тысяч десять, — по тогдашнему на ассигнации, — пустился с ними в мелкую хлебную торговлю, стал брать всякие
маленькие подряды, хватался
за всякое выгодное дело, приходившееся по его средствам, и лет через десять имел изрядный капитал.
Ребенок не привыкал и через год был столько же чужд, как в первый день, и еще печальнее. Сама княгиня удивлялась его «сериозности» и иной раз, видя, как она часы целые уныло сидит
за маленькими пяльцами, говорила ей: «Что ты не порезвишься, не пробежишь», девочка улыбалась, краснела, благодарила, но
оставалась на своем месте.
История о зажигательствах в Москве в 1834 году, отозвавшаяся лет через десять в разных провинциях,
остается загадкой. Что поджоги были, в этом нет сомнения; вообще огонь, «красный петух» — очень национальное средство мести у нас. Беспрестанно слышишь о поджоге барской усадьбы, овина, амбара. Но что
за причина была пожаров именно в 1834 в Москве, этого никто не знает, всего
меньше члены комиссии.
— В лесу есть белые березы, высокие сосны и ели, есть тоже и
малая мозжуха. Бог всех их терпит и не велит мозжухе быть сосной. Так вот и мы меж собой, как лес. Будьте вы белыми березами, мы
останемся мозжухой, мы вам не мешаем,
за царя молимся, подать платим и рекрутов ставим, а святыне своей изменить не хотим. [Подобный ответ (если Курбановский его не выдумал) был некогда сказан крестьянами в Германии, которых хотели обращать в католицизм. (Прим. А. И. Герцена.)]
Лопахин. Вы будете брать с дачников самое
малое по двадцать пять рублей в год
за десятину, и если теперь же объявите, то, я ручаюсь чем угодно, у вас до осени не
останется ни одного свободного клочка, все разберут. Одним словом, поздравляю, вы спасены. Местоположение чудесное, река глубокая. Только, конечно, нужно поубрать, почистить, например, скажем, снести все старые постройки, вот этот дом, который уже никуда не годится, вырубить старый вишневый сад…
К весне дядья разделились; Яков
остался в городе, Михаил уехал
за реку, а дед купил себе большой интересный дом на Полевой улице, с кабаком в нижнем каменном этаже, с
маленькой уютной комнаткой на чердаке и садом, который опускался в овраг, густо ощетинившийся голыми прутьями ивняка.
Они жили недалеко, в
маленьком домике;
маленькие дети, брат и сестра Ипполита, были по крайней мере тем рады даче, что спасались от больного в сад; бедная же капитанша
оставалась во всей его воле и вполне его жертвой; князь должен был их делить и мирить ежедневно, и больной продолжал называть его своею «нянькой», в то же время как бы не смея и не презирать его
за его роль примирителя.
Настоящими рабочими
оставались сам Кишкин, Яша
Малый, Матюшка, Турка и Мина Клейменый — последний в артели отвечал
за кашевара.
С Никитичем действительно торопливо семенила ножками
маленькая девочка с большими серыми глазами и серьезным не по летам личиком. Когда она уставала, Никитич вскидывал ее на одну руку и шел с своею живою ношей как ни в чем не бывало. Эта Оленка очень заинтересовала Нюрочку, и девочка долго оглядывалась назад, пока Никитич не
остался за поворотом дороги.
Барин наш терпел, терпел, — и только раз, когда к нему собралась великая компания гостей, ездили все они медведя поднимать, подняли его, убили, на радости, без сумнения, порядком выпили; наконец, после всего того, гости разъехались,
остался один хозяин дома, и скучно ему: разговоров иметь не с кем, да и голова с похмелья болит; только вдруг докладывают, что священник этот самый пришел там
за каким-то дельцем
маленьким…
Столько же, сколько шарманку, может быть, даже немного больше, он любил своих младших спутников в вечных скитаниях: пуделя Арто и
маленького Сергея. Мальчика он взял пять лет тому назад «напрокат» у забулдыги, вдового сапожника, обязавшись
за это уплачивать по два рубля в месяц. Но сапожник вскоре умер, и Сергей
остался навеки связанным с дедушкой и душою, и мелкими житейскими интересами.
— Нет,
за это я вам поручусь… Позвольте еще одну
маленькую откровенность: пожалуйста, когда будете у Раисы Павловны и у Нины Леонтьевны, держите себя так, как бы вы попали к самым молоденьким и красивым женщинам… Да, это первое условие, а то всю свою миссию погубите. Ведь женщина всегда
останется женщиной!
Оставшись одна, она подошла к окну и встала перед ним, глядя на улицу.
За окном было холодно и мутно. Играл ветер, сдувая снег с крыш
маленьких сонных домов, бился о стены и что-то торопливо шептал, падал на землю и гнал вдоль улицы белые облака сухих снежинок…
На будущий год доход увеличивается до трехсот рублей. Работал-работал, суетился-суетился, капитал растратил, труд положил, и все-таки
меньше рубля в день
осталось. Зато масло — свое, картофель — свой, живность — своя… А впрочем, ведь и это не так. По двойной бухгалтерии, и
за масло и
за живность деньги заплатили…
— Ну, мол, жаль или не жаль, а только я себя не продавал ни
за большие деньги, ни
за малые, и не продам, а потому все ремонтеровы тысячи пусть при нем
остаются, а твоя дочка при мне.
Наши дамы стеснились у самой решетки, весело и смешливо шушукая. Стоявших на коленях и всех других посетителей оттеснили или заслонили, кроме помещика, который упорно
остался на виду, ухватясь даже руками
за решетку. Веселые и жадно-любопытные взгляды устремились на Семена Яковлевича, равно как лорнеты, пенсне и даже бинокли; Лямшин по крайней мере рассматривал в бинокль. Семен Яковлевич спокойно и лениво окинул всех своими
маленькими глазками.
Катрин распорядилась, чтобы дали им тут же на
маленький стол ужин, и когда принесший вино и кушанье лакей хотел было, по обыкновению,
остаться служить у стола и встать
за стулом с тарелкой в руке и салфеткой, завязанной одним кончиком
за петлю фрака, так она ему сказала...
Часто, бывало, хозяин уходил из магазина в
маленькую комнатку
за прилавком и звал туда Сашу; приказчик
оставался глаз на глаз с покупательницей. Раз, коснувшись ноги рыжей женщины, он сложил пальцы щепотью и поцеловал их.
Старик Кокин увязался
за своей снохой и, не добившись от нее ничего, зверски убил ее ребенка, девочку лет четырех: старик завел
маленькую жертву в подполье и там отрезывал ей один палец
за другим, а мать в это время
оставалась наверху и должна была слушать отчаянные вопли четвертуемой дочери.
— Милостивые государыни и милостивые государи! — начал он и сделал внушительную паузу. — Я думаю, никто из вас не усомнится в том искреннем чувстве признательности, с которым я подымаю этот бокал) Я никогда не забуду сделанного мне в Иванкове радушного приема, и сегодняшний
маленький пикник благодаря очаровательной любезности посетивших его дам
останется для меня навсегда приятнейшим воспоминанием. Пью
за ваше здоровье, mesdames!
Утро, еще не совсем проснулось море, в небе не отцвели розовые краски восхода, но уже прошли остров Горгону — поросший лесом, суровый одинокий камень, с круглой серой башней на вершине и толпою белых домиков у заснувшей воды. Несколько
маленьких лодок стремительно проскользнули мимо бортов парохода, — это люди с острова идут
за сардинами. В памяти
остается мерный плеск длинных весел и тонкие фигуры рыбаков, — они гребут стоя и качаются, точно кланяясь солнцу.
Бабушка и для архиерейского служения не переменила своего места в церкви: она стояла слева
за клиросом, с ней же рядом
оставалась и maman, а сзади, у ее плеча, помещался приехавший на это торжество дядя, князь Яков Львович, бывший тогда уже губернским предводителем. Нас же,
маленьких детей, то есть меня с сестрою Nathalie и братьев Аркадия и Валерия, бабушка велела вывесть вперед, чтобы мы видели «церемонию».
Барон догадался, что разговор между ними будет происходить о предстоящей свадьбе, а потому тихими шагами тоже пошел
за ними. Комнаты в доме Анны Юрьевны были расположены таким образом: прямо из залы большая гостиная, где
остались вдвоем Жуквич и Елена; затем
малая гостиная, куда войдя, барон остановился и стал прислушиваться к начавшемуся в будуаре разговору между князем и Анной Юрьевной.
Мы с девочкой Кларой двое
оставались сторонними зрителями этой сцены, и на нас никто не обращал ровно никакого внимания. Маню обнимали, целовали, ощупывали ее платьице, волосы, трогали ее
за ручки,
за шейку, ласково трепали по щечкам и вообще как бы старались удостовериться, не сон ли все это? не привидение ли? действительно ли это она, живая Маня, с своей
маленькой и слабою плотью?
Он вышел. Он в
маленьком масштабе испытал все, что чувствует преступник, приговоренный к смертной, казни. Так же его вели, и он даже не помышлял о бегстве или о сопротивлении, так же он рассчитывал на чудо, на ангела божия с неба, так же он на своем длинном пути в спальню цеплялся душой
за каждую уходящую минуту,
за каждый сделанный шаг, и так же он думал о том, что вот сто человек
остались счастливыми, радостными, прежними мальчиками, а я один, один буду казнен.
Здесь были многие необходимые посетители аукционов, постановившие каждый день бывать в нем вместо завтрака; аристократы знатоки, почитавшие обязанностью не упустить случая умножить свою коллекцию и не находившие другого занятия от 12 до 1 часа; наконец те благородные господа, которых платья и карманы очень худы, которые являются ежедневно без всякой корыстолюбивой цели, но единственно, чтобы посмотреть, чем что кончится, кто будет давать больше, кто
меньше, кто кого перебьет и
за кем что
останется.
Когда же
остался я один в конторе, раскрылись предо мною все книги, планы, то, конечно, и при
малом разуме моём я сразу увидал, что всё в нашей экономии — ясный грабёж, мужики кругом обложены, все в долгу и работают не на себя, а на Титова. Сказать, что удивился я или стыдно стало мне, — не могу. И хоть понял,
за что Савёлка лается, но не счёл его правым, — ведь не я грабёж выдумал!
Так бежали все Аннушки и все Моськи, а
за ними, продолжая кричать от страха, пронесся и сам педагог, а мы с
маленьким братом
остались одни.
Казалось бы, всем житье бродяге —
оставалось только жениться; тут, конечно, встречалось
маленькое затруднение, так как бродяг обыкновенно не венчают, но в той стороне
за небольшие деньги,
за телку или хорошего жеребенка можно было устроить и это.
Послушай: я твои лечила раны,
Моя рука была в крови твоей,
Я над тобой сидела ночи, я старалась
Всем, чем могла, смягчить ту злую боль;
Старалась, как раба, чтоб даже
Малейший стук тебя не потревожил…
Послушай, я
за все мои старанья
Прошу одной, одной награды…
Она тебе не стоит ничего;
Исполни ж эту
малую награду!
Останься здесь еще неделю…
Для разъяснения и отчасти оправдания странного предубеждения, которое имела Анна Сидоровна против театра, я намерен здесь сказать несколько слов о прошедшем Рымовых: происхождение Виктора Павлыча было очень темное, и я знаю только то, что на семнадцатом году у него не было ни отца, ни матери, ни родных, и он с третьего класса гимназии содержал себя сам, учив,
за стол, квартиру и вицмундир,
маленького, но богатого гимназистика из первого класса, у которого и
оставался ментором до самого выпуска.
Далее дело идет о Филатке,
за которым числятся недоимки, потому что он сам хворал все лето и старший сын у него умер, а
остались малые ребятишки.
— Конечно, Танечка, конечно, пускай сыграет, — упрашивала она сестру, и вдруг со своей обычной стремительностью, схватив
за руку
маленького пианиста, она потащила его в залу, повторяя: — Ничего, ничего… Вы сыграете, и она
останется с носом… Ничего, ничего.
— Святокупец святокупцем и
остался, — слегка запинаясь, ответил Василий Борисыч. — Попа поставить — пятьсот целковых, одигон [Одигон — путевый престол, переносный антиминс, на котором во всяком месте можно совершать литургию.] — та же цена и выше; с поставленных попов
меньше ста рублей в месяц оброку не берет… Завел венечные пошлины, таковы-де при патриархе Иосифе бывали: пять целковых с венца, три
за погребенье, по три с крещения, со всего.
Спервоначалу девицы одна
за другой подходили к Параше и получали из рук ее: кто платок, кто ситцу на рукава аль на передник. После девиц молодицы подходили, потом холостые парни: их дарили платками, кушаками, опоясками. Не
остались без даров ни старики со старухами, ни подростки с
малыми ребятами. Всех одарила щедрая рука Патапа Максимыча: поминали б дорогую его Настеньку, молились бы Богу
за упокой души ее.
Проведал один ярмарочный торговец из-за Волги, что в Щепяном ряду выморочная лавка явилась и в ней один-одинешенек
малый ребенок
остался.
«
За эти девять лет, — рассказывает Кохер, — младшая сестра превратилась в цветущую, хорошенькую девушку, оперированная же
осталась маленькою и являет отвратительный вид полуидиотки».
— И хоть бы повернулся! — ворчал мой слуга, ворочая меня с боку на бок, как
маленькую куклу. — Завтра же расчет! Ни-ни… ни
за какие деньги! Будет с меня, дурака! Чтобы мне провалиться, ежели
останусь!
К вечеру «Коршун» снялся с якоря, имея на палубе нового и весьма забавного пассажира:
маленькую обезьяну из породы мартышек, которую купил Ашанин у торговца фруктами
за полфунта стерлингов. Кто-то из матросов окликнул ее «Сонькой». Так с тех пор
за нею и
осталась эта кличка, и Сонька сделалась общей любимицей.