Неточные совпадения
Пускай муж
опозорит и выгонит ее, пускай Вронский охладеет к ней и продолжает вести свою независимую жизнь (она опять с желчью и упреком подумала о нем), она не может оставить сына.
— В «Кафе де Пари», во время ми-карем великий князь Борис Владимирович за ужином с кокотками сидел опутанный серпантином, и кокотки привязали к его уху пузырь, изображавший свинью. Вы — подумайте, дорогая моя, это — представитель царствующей династии, а? Вот как они
позорят Россию! Заметьте: это рассказывал Рейнбот, московский градоначальник.
Усердием горя,
С врагами белого царя
Умом и саблей рад был спорить,
Трудов и жизни не жалел,
И ныне злобный недруг смел
Его седины
опозорить!
— Как могли вы это сделать? Как могли вы так исказить, так
опозорить!.. С таким коварством!
Итак, пусть же знают, что не для того я хотел ее
опозорить и собирался быть свидетелем того, как она даст выкуп Ламберту (о, низость!), — не для того, чтобы спасти безумного Версилова и возвратить его маме, а для того… что, может быть, сам был влюблен в нее, влюблен и ревновал!
— Да ведь меня же
опозорили… при ней! при ней! Меня осмеяли в ее глазах, а он… толкнул меня! — вскричал я вне себя.
И никому из присутствующих, начиная с священника и смотрителя и кончая Масловой, не приходило в голову, что тот самый Иисус, имя которого со свистом такое бесчисленное число раз повторял священник, всякими странными словами восхваляя его, запретил именно всё то, что делалось здесь; запретил не только такое бессмысленное многоглаголание и кощунственное волхвование священников-учителей над хлебом и вином, но самым определенным образом запретил одним людям называть учителями других людей, запретил молитвы в храмах, а велел молиться каждому в уединении, запретил самые храмы, сказав, что пришел разрушить их, и что молиться надо не в храмах, а в духе и истине; главное же, запретил не только судить людей и держать их в заточении, мучать,
позорить, казнить, как это делалось здесь, а запретил всякое насилие над людьми, сказав, что он пришел выпустить плененных на свободу.
Сколько, например, надо было погубить душ и
опозорить честных репутаций, чтобы получить одного только праведного Иова, на котором меня так зло поддели во время оно!
Та кричит: «Как вы смеете мою репутацию
позорить?» — «Я, говорит, вашей репутации моей бурой кобыле не желаю».
Или вы думаете, что после взятия Бастилии, после террора, после войны и голода, после короля-мещанина и мещанской республики я поверю вам, что Ромео не имел прав любить Джульетту за то, что старые дураки Монтекки и Капулетти длили вековую ссору и что я ни в тридцать, ни в сорок лет не могу выбрать себе подруги без позволения отца, что изменившую женщину нужно казнить,
позорить?
Разорив,
опозорив А. Л. Витберга, Николай его сослал в Вятку. Там мы встретились с ним.
Один только каторжный Созин, бывший на воле фельдшером, видимо, знаком с русскими порядками, и, кажется, во всей этой больничной толпе это единственный человек, который своим отношением к делу не
позорит бога Эскулапа.
Она в истерике и плачет, и говорит, что нас осрамили и
опозорили.
— Ты. Она тебя тогда, с тех самых пор, с именин-то, и полюбила. Только она думает, что выйти ей за тебя невозможно, потому что она тебя будто бы
опозорит и всю судьбу твою сгубит. «Я, говорит, известно какая». До сих пор про это сама утверждает. Она все это мне сама так прямо в лицо и говорила. Тебя сгубить и
опозорить боится, а за меня, значит, ничего, можно выйти, — вот каково она меня почитает, это тоже заметь!
А тут приедет вот этот: месяца по два гостил в году,
опозорит, разобидит, распалит, развратит, уедет, — так тысячу раз в пруд хотела кинуться, да подла была, души не хватало, ну, а теперь…
Случился странный анекдот с одним из отпрысков миновавшего помещичьего нашего барства (de profundis!), из тех, впрочем, отпрысков, которых еще деды проигрались окончательно на рулетках, отцы принуждены были служить в юнкерах и поручиках и, по обыкновению, умирали под судом за какой-нибудь невинный прочет в казенной сумме, а дети которых, подобно герою нашего рассказа, или растут идиотами, или попадаются даже в уголовных делах, за что, впрочем, в видах назидания и исправления, оправдываются присяжными; или, наконец, кончают тем, что отпускают один из тех анекдотов, которые дивят публику и
позорят и без того уже довольно зазорное время наше.
Когда же мать померла, то пастор в церкви не постыдился всенародно
опозорить Мари.
Но ради сострадания и ради ее удовольствия разве можно было
опозорить другую, высокую и чистую девушку, унизить ее в тех надменных, в тех ненавистных глазах?
Диким и бесчеловечным общество признают, за то что оно
позорит обольщенную девушку.
— А потому… Известно,
позорили. Лесообъездчики с Кукарских заводов наехали этак на один скит и
позорили. Меду одного, слышь, пудов с пять увезли, воску, крупчатки, денег… Много добра в скитах лежит, вот и покорыстовались. Ну, поглянулось им, лесообъездчикам, они и давай другие скиты зорить… Большие деньги, сказывают, добыли и теперь в купцы вышли. Дома какие понастроили, одежу завели, коней…
— Ну, а ты как жить-то думаешь? — спрашивал Основа. — Хозяйство
позорил, снова начинать придется… Углепоставщиком сколько лет был?
— А дальше дома были обмороки, стенания, крики «
опозорила», «осрамила», «обесчестила» и тому подобное. Даже отец закричал и даже…
— А плевать на все светские мнения, вот как она должна думать! Она должна сознать, что главнейший позор заключается для нее в этом браке, именно в связи с этими подлыми людьми, с этим жалким светом. Благородная гордость — вот ответ ее свету. Тогда, может быть, и я соглашусь протянуть ей руку, и увидим, кто тогда осмелится
опозорить дитя мое!
«Не
позорь сына-то! Никто не боится».
— Сами
позорите полк! Не смейте ничего говорить. Вы — и разные Назанские! Без году неделя!..
— Ах он, мерзавец! Негодяй! Дочь мою осмелился
позорить! Я сейчас пойду к городничему… к губернатору сейчас поеду… Я здесь честней всех… К городничему! — говорил старик и, как его ни отговаривали, начал торопливо одеваться.
Гнев и ожесточение Флегонта Михайлыча были совершенно законны: по уездным нравам, вымарать дегтем ворота в доме, где живет молодая женщина или молодая девушка, значит публично ее
опозорить, и к этому средству обыкновенно прибегают между мещанами, а пожалуй, и купечеством оставленные любовники.
Аграфена Кондратьевна. За что ж вы это, душегубцы, девку-то
опозорили?
— О, не говорите мне, ma tante, — возражал он, — я не хочу
позорить святого имени любви, называя так наши отношения с этой…
— Но вы понимаете ли, что говорить такие вещи о девушке значит
позорить, убивать ее, и я не позволю того никому и всем рот зажму! — продолжал кричать Егор Егорыч.
— Цо пани робит? Пани мне компрометует! [Что вы делаете? Вы меня
позорите! (Прим. автора.).]
— Он-с, — начал Аггей Никитич, —
опозорил тот полк, в котором я служил, и сверх того оскорбил и меня.
Ты начал знаменитых людей в монахи постригать, а жен и дочерей их себе на потеху
позорить.
Ненавистник он мне, всю жизнь он меня казнил да
позорил, а наконец и над родительским благословением моим надругался, а все-таки, если ты его за порог выгонишь или в люди заставишь идти — нет тебе моего благословения!
— Да как же, говорит Анкудим-то, ты смеешь
позорить честного отца, честную дочь? Когда ты с ней спал, змеиное ты сало, щучья ты кровь? — а сам и затрясся весь. Сам Филька рассказывал.
Досаждал ли кто Михайлу Максимовичу непокорным словом или поступком, например даже хотя тем, что не приехал в назначенное время на его пьяные пиры, — сейчас, по знаку своего барина, скакали они к провинившемуся, хватали его тайно или явно, где бы он ни попался, привозили к Михайлу Максимовичу,
позорили, сажали в подвал в кандалы или секли по его приказанию.
Он долго старался о том, чтоб она полюбила его, но не имел успеха и решил
опозорить девушку, рассчитав, что Карлоне Гальярди откажется от порочной и тогда ему легко будет взять ее.
Оказалось, по его соображениям, что Островский в «Грозе» вывел на смех Катерину, желая в ее лице
опозорить русский мистицизм.
А западники разве не кричали: следует научать в комедии, что суеверие вредно, а Островский колокольным звоном спасает от погибели одного из своих героев; следует вразумлять всех, что истинное благо состоит в образованности, а Островский в своей комедии
позорит образованного Вихорева перед неучем Бородкиным; ясно, что «Не в свои сани не садись» и «Не так живи, как хочется» — плохие пьесы.
Благоговейные рассказы старых лакеев о том, как их вельможные бары травили мелких помещиков, надругались над чужими, женами и невинными девушками, секли на конюшне присланных к ним чиновников, и т. п., — рассказы военных историков о величии какого-нибудь Наполеона, бесстрашно жертвовавшего сотнями тысяч людей для забавы своего гения, воспоминания галантных стариков о каком-нибудь Дон-Жуане их времени, который «никому спуску не давал» и умел
опозорить всякую девушку и перессорить всякое семейство, — все подобные рассказы доказывают, что еще и не очень далеко от нас это патриархальное время.
— Эх, Фомка! — заговорил Маякин. — Опять ты
позоришь старость мою…
— Вот то-то, дурень!
Позоришь и себя и меня…
— Уж очень ты разошелся! — сказал он наконец смущенно и недовольно. — Ведь одним тем, что
опозорить человека умеешь, перед богом не выслужишься…
Да ты знаешь ли, как он меня
позорил!
В Буинске судят уже не Прокопа, а мирового судью Травина (надоел он, должно быть, местным Прокопам!) за то, что не по чину весело время проводит; в Белозерске по-прежнему
позорят заблудших снетков!
«Да, оскорбить, унизить,
опозорить и поставить меня же в виноватых», сказал я себе, и вдруг меня охватила такая страшная злоба к ней, какой я никогда еще не испытывал.
Ну меня
позорить; а я себе и в ус не дую — еду себе шажком да посвистываю.
Все наши дамы в таком порядке, что любо посмотреть: с утра до вечера готовят для нас корпию и перевязки; по-французски не говорят, и даже родственница твоя, княгиня Радугина, — поверишь ли, братец? — прескверным русским языком вот так французов и
позорит.
Васса. Не ври, Сергей, это тебе не поможет. И — кому врешь? Самому себе. Не ври, противно слушать. (Подошла к мужу, уперлась ладонью в лоб его, подняла голову, смотрит в лицо.) Прошу тебя, не доводи дело до суда, не
позорь семью. Мало о чем просила я тебя за всю мою жизнь с тобой, за тяжелую, постыдную жизнь с пьяницей, с распутником. И сейчас прошу не за себя — за детей.
— Что ж ты делаешь, Пётр Ильич, что ты —
опозорить хочешь меня и дочь мою? Ведь утро наступает, скоро будить вас придут, надо девичью рубаху людям показать, чтобы видели: дочь моя — честная!