Неточные совпадения
— Но я не негр, я вымоюсь — буду похож на человека, — сказал Катавасов с своею
обычною шутливостию, подавая руку и улыбаясь особенно блестящими из-за
черного лица зубами.
Около хвоста беспокойно плавали взад и вперед
обычные спутники акулы, две желтые, с
черными полосами, небольшие рыбы, прозванные лоцманами.
Однажды Вихров, идя по Невскому, увидел, что навстречу ему идут какие-то две не совсем
обычные для Петербурга фигуры, мужчина в фуражке с кокардой и в
черном, нескладном, чиновничьем, с светлыми пуговицами, пальто, и женщина в сером и тоже нескладном бурнусе, в маленькой пастушечьей соломенной шляпе и с короткими волосами.
Однако я успел осмотреться вокруг себя. Большую часть избы занимала огромная облупившаяся печка. Образов в переднем углу не было. По стенам, вместо
обычных охотников с зелеными усами и фиолетовыми собаками и портретов никому не ведомых генералов, висели пучки засушенных трав, связки сморщенных корешков и кухонная посуда. Ни совы, ни
черного кота я не заметил, но зато с печки два рябых солидных скворца глядели на меня с удивленным и недоверчивым видом.
Сама госпожа Жиглинская, разодетая в
черное шелковое платье и в модный, с пунцовыми лентами чепец, сидела на
обычном своем месте с вязаньем в руках и надменно надсматривала за Марфушей, приготовлявшей на столе чайный прибор.
Домой пошел только Штемберг, а остальные отправились на
обычное место, на Банную гору, и долго сидели там, утомленные бессонной ночью, зевающие, с серыми, внезапно похудевшими лицами.
Черный буксирный пароходик волок пустую, высоко поднявшуюся над водой баржу, и, казалось, никогда не дойти ему до заворота: как ни взглянешь, а он все на месте.
После события
обычное настроение — каковы бы ни были явные мысли — оставалось неизменно печальным, сурово безнадежным; и каждый раз, очнувшись от глубокой думы, он чувствовал так, как будто пережил он в эти часы бесконечно долгую и бесконечно
черную ночь.
Посредине большого двора, вымощенного гладким широким белым камнем, возвышалось куполообразное здание с ваннами и душами, и наши русские были очень удивлены, увидавши дам-европеек, которые выходили из своих номеров, направляясь в ванны, в легких кобайо, широких шароварах и в бабушах на босую ногу. Оказалось, что это
обычный костюм во все часы дня, кроме обеда, к которому мужчины являются в
черных сюртуках, а то и во фраках, а дамы — в роскошных туалетах и брильянтах.
Вдруг тихими, неслышными шагами вошла Анисья Терентьевна Красноглазиха, в
обычном темно-синем сарафане, в
черной душегрейке, повязанная по голове белым платком в знак похоронной печали, и с толстой книгой под мышкой. Помолилась она перед стоявшею в головах покойника иконой, поклонилась в землю Марку Данилычу, потом отвесила низкий поклон Патапу Максимычу.
В отношении Толстого к злу жизни есть одна поразительная особенность, которая резко выделяет его из сонма
обычных обличителей жизни. Для большинства их жизнь — это
черная, глубокая пропасть; в ней из века в век бьется и мучается страдалец-человечество; зло давит его мрачною, непроглядною тучею, кругом бури, отвесные скалы, мрак и только где-то
Меня с силою отрывает от
обычного, и каждое утро бывает один страшный момент, когда я вишу в воздухе над
черной пропастью безумия.
Так и поехал на бал нарумяненным; да и брови-то смыл не особенно тщательно, — были не
черные, а все-таки много темнее
обычного. Сначала все шло хорошо, — никто ничего не замечал. Но начались танцы. Было жарко, душно; я танцевал с упоением в своем суконном синем мундирчике с серебряными пуговицами. В антракте вошел в комнату для мальчиков. Гимназисты увидели меня и стали хохотать...
Мы пришли в деревню Суятунь. Она лежала за четверть версты на восток от станции. Деревня, по-обычному, была полуразрушена, но китайцев еще не выселили. Над низкими глиняными заборами повсюду мелькали плоские цепы и обмотанные
черными косами головы: китайцы спешно обмолачивали каолян и чумизу.
Но кроме этого интереса,
обычного для всех заграничных путешественников, пассажиры «Корнилова» были заинтересованы присутствием на их пароходе «невольного путешественника» в лице красивого, статного, атлетически сложенного и щегольски одетого пассажира, ехавшего из Константинополя в сопровождении каваса русского консульства — смуглого арнаута с ястребиным носом и необычайно длинными
черными усами.
Звук треска и гула заваливающихся стен и потолков, свиста и шипенья пламени и оживленных криков народа, вид колеблющихся, то насупливающихся густых
черных, то взмывающих, светлеющих облаков дыма с блестками искр и где сплошного, сноповидного, красного, где чешуйчато-золотого, перебирающегося по стенам пламени, ощущение жара и дыма и быстроты движения произвели на Пьера свое
обычное возбуждающее действие пожаров.