Неточные совпадения
Когда он вошел в маленькую гостиную, где всегда пил
чай, и уселся в своем кресле с книгою, а Агафья Михайловна принесла ему
чаю и со своим
обычным: «А я сяду, батюшка», села на стул у окна, он почувствовал что, как ни странно это было, он не расстался с своими мечтами и что он без них жить не может.
Оглянув жену и Вронского, он подошел к хозяйке и, усевшись зa чашкой
чая, стал говорить своим неторопливым, всегда слышным голосом, в своем
обычном шуточном тоне, подтрунивая над кем-то.
— Даже
чаем напою, — сказала Никонова, легко проведя ладонью по голове и щеке его. Она улыбнулась и не той
обычной, насильственной своей улыбкой, а — хорошей, и это тотчас же привело Клима в себя.
Варвара ставила термометр Любаше, Кумов встал и ушел, ступая на пальцы ног, покачиваясь, балансируя руками. Сидя с чашкой
чая в руке на ручке кресла, а другой рукой опираясь о плечо Любаши, Татьяна начала рассказывать невозмутимо и подробно, без
обычных попыток острить.
Торопливо погрыз сухарь, запил
чаем и
обычным, крепеньким голоском своим рассказал...
В
обычное время в остроге просвистели по коридорам свистки надзирателей; гремя железом, отворились двери коридоров и камер, зашлепали босые ноги и каблуки котов, по коридорам прошли парашечники, наполняя воздух отвратительною вонью; умылись, оделись арестанты и арестантки и вышли по коридорам на поверку, а после поверки пошли за кипятком для
чая.
Наконец чемодан и сак были готовы: было уже около девяти часов, когда Марфа Игнатьевна взошла к нему с
обычным ежедневным вопросом: «Где изволите
чай кушать, у себя аль сойдете вниз?» Иван Федорович сошел вниз, вид имел почти что веселый, хотя было в нем, в словах и в жестах его, нечто как бы раскидывающееся и торопливое.
Вечером я подсчитал броды. На протяжении 15 км мы сделали 32 брода, не считая сплошного хода по ущелью. Ночью небо опять затянуло тучами, а перед рассветом пошел мелкий и частый дождь. Утром мы встали раньше
обычного, поели немного, напились
чаю и тронулись в путь. Первые 6 км мы шли больше по воде, чем по суше.
Мои спутники убивали время разговорами, спали или пили
чай, а я занимался своей
обычной работой.
Аудиенция кончена. Деловой день в самом разгаре, весь дом приходит в
обычный порядок. Василий Порфирыч роздал детям по микроскопическому кусочку просфоры, напился
чаю и засел в кабинет. Дети зубрят уроки. Анна Павловна тоже удалилась в спальню, забыв, что голова у нее осталась нечесаною.
Пошли
обычные при подобном случае сцены. Люди ставили самовар, бегали, суетились. Евгения Петровна тоже суетилась и летала из кабинета в девичью и из девичьей в кабинет, где переодевался Николай Степанович, собиравшийся тотчас после
чая к своему начальнику.
— Буду-с, — отвечал капитан и уходил, а вечером действительно являлся к самому
чаю с своими
обычными атрибутами: кисетом, трубкой и Дианкой.
Чай был подан с
обычною церемонностью Антипом Ильичом.
Утром же следующего дня, когда gnadige Frau, успевшая еще в Ревеле отучить мужа от
чаю и приучить пить кофе, принесла к нему в спальню кофейник, чашку и баранки, он пригласил ее сесть на
обычное место около стола и с некоторою торжественностью объявил...
— Князь, — сказал Перстень, — должно быть, близко стан; я
чаю, за этим пригорком и огни будут видны. Дозволь, я пойду повысмотрю, что и как; мне это дело
обычное, довольно я их за Волгой встречал; а ты бы пока ребятам дал вздохнуть да осмотреться.
Вставая утром, он не находил на
обычном месте своего платья и должен был вести продолжительные переговоры, чтобы получить чистое белье,
чай и обед ему подавали то спозаранку, то слишком поздно, причем прислуживал полупьяный лакей Прохор, который являлся к столу в запятнанном сюртуке и от которого вечно воняло какою-то противной смесью рыбы и водки.
Вечером, после
чаю, который, в первый раз в жизни, прошел совершенно безмолвно, он встал, по обыкновению, на молитву; но напрасно губы его шептали
обычное последование на сон грядущий: возбужденная мысль даже внешним образом отказывалась следить за молитвой.
Арина Петровна сидит уже за столом, и Евпраксеюшка делает все приготовления к
чаю. Старуха задумчива, молчалива и даже как будто стыдится Петеньки. Иудушка, по обычаю, подходит к ее ручке, и, по обычаю же, она машинально крестит его. Потом, по обычаю, идут вопросы, все ли здоровы, хорошо ли почивали, на что следуют
обычные односложные ответы.
По-русски он говорил мало и довольно плохо, одевался в звериные шкуры, носил на ногах торбаса [Торбаса — мягкие оленьи сапоги мехом наружу.], питался в
обычное время одною лепешкой с настоем кирпичного
чая, а в праздники и в других экстренных случаях съедал топленого масла именно столько, сколько стояло перед ним на столе.
При этом как-то неожиданно вышло, что разверстка запуталась. Общество находило, что везти нас было выгоднее
обычных очередей. Мы не пользовались продовольствием очередного станочника и, сколько могли, платили на
чай везшим нас ямщикам. Таким образом «равнение» нарушалось, очередь становилась слишком легкой, и другим казалось обидно. Очередной ямщик горячился и спорил, находя, что это уже его «фарт», но кто-то вдруг предложил исход...
Обыкновенно утром, однако не слишком рано, часов в десять, Борис Андреич еще сидел возле окна, в красивом шлафроке нараспашку, причесанный, вымытый и в белой как снег рубашке, с книжкой и чашкой
чаю; дверь отворялась, и входил Петр Васильич с
обычным своим небрежным видом.
После
обычных приветствий и расспросов, после длинного разговора о кладях на низовых пристанях, о том, где больше оказалось пшеницы на свале: в Баронске аль в Балакове, о том, каково будет летом на Харчевинском перекате да на Телячьем Броде, о краснораменских мельницах и горянщине, после
чая и плотной закуски Патап Максимыч молвил Колышкину...
Скромно пообедав
обычным образом за четвертак в кухмистерской на Московской улице, но невольно найдя все три блюда какими-то пресными, безвкусными, Андрей Павлович Устинов отправился восвояси напиться
чаю да отдохнуть часок-другой пока до вечера.
Теперь уже палуба ничем не напоминала о беспорядке, бывшем на ней десять дней тому назад. На ней царила тишина,
обычная на военном судне после спуска флага и раздачи коек. И только из чуть-чуть приподнятого, ярко освещенного люка кают-компании доносился говор и смех офицеров, сидевших за
чаем.
Начались
обычные утренние рапорты начальников отдельных частей о благополучии корвета по вверенным им частям, и все затем спустились в кают-компанию пить
чай.
Радостно отдавались эти удары в его сердце и далеко не так радостно для матросов: они стояли шестичасовые вахты, и смена им была в шесть часов утра. Да и подвахтенным оставалось недолго спать. В пять часов вся команда вставала и должна была после утренней молитвы и
чая начать
обычную утреннюю чистку и уборку корвета.
Выйдя из спальни, Патап Максимыч с Груней и с Дарьей Сергевной сел в той горнице, где в
обычное время хозяева
чай пили и обедали. Оттуда Марку Данилычу не слышно было их разговоров.
Девочки ходили торжественные и притихшие, зная, что это совещание является неспроста, и что их ждет что-нибудь, новое и необычайное. Наконец, ровно в девять часов вечера, когда большой колокол ударил свой
обычный призыв к
чаю, двери директорской комнаты распахнулись, и господин Орлик вышел в столовую, где находились пансионерки. В руках он нес большой темный мешок, перевязанный бечевкой. Лицо директора было сухо и серьезно.
Кучер в синей рубахе и бархатной безрукавке подкатил к крыльцу. Токарев слез, дал ему рубль на
чай и вошел в дом. В передней накидок и шляпок на вешалке было больше
обычного. Дашка сообщила, что на два дня праздника приехала из Томилинска Катя, а с нею — Таня и Шеметов.
Рассудив все таким образом, князь начал свой день
обычным образом, отдав приказание людям приготовить к пяти часам вечера
чай на террасе.
Во время ее
обычной прогулки, между вечерним
чаем и ужином, по задним аллеям «старого парка», на дорожке, ведущей к «проклятому дубу», показался Николай Леопольдович.
Войдя в кабинет, он сел на свое
обычное место и принялся за поданный ему вчерашний разогретый
чай.
Проснулся он в
обычный час и наскоро, как обыкновенно, выпив
чаю, уехал на службу.
Он совершил
обычный прием клиентов, поехал затем в суд и по другим делам, приказав приготовить к вечеру роскошный ужин и кофе с ликерами, сервировать его на две персоны в кабинете, а к семи часам туда же подать
чай.
Остальное время года шла ненарушимо правильная жизнь с
обычными занятиями,
чаями, завтраками, обедами, ужинами из домашней провизии.
«Когда его преосвященство изъявил согласие пить
чай, то я, испросив у него благословение, пустился во всю прыть в Фасову, а за мною в погоню дьяконы и певчие в двух экипажах, за
обычным ялмужным (нищенским) побором, которое и получили от меня».
За
чаем все сидели на
обычных местах...