Неточные совпадения
Обедал почти всегда у коменданта, где обыкновенно проводил остаток дня и куда вечерком иногда являлся
отец Герасим
с женою Акулиной Памфиловной, первою вестовщицею [Вестовщица (устар.) — любительница рассказывать новости.] во всем околодке.
— В кои-то веки разик можно, — пробормотал старик. — Впрочем, я вас, господа, отыскал не
с тем, чтобы говорить вам комплименты; но
с тем, чтобы, во-первых, доложить вам, что мы скоро
обедать будем; а во-вторых, мне хотелось предварить тебя, Евгений… Ты умный человек, ты знаешь людей, и женщин знаешь, и, следовательно, извинишь… Твоя матушка молебен отслужить хотела по случаю твоего приезда. Ты не воображай, что я зову тебя присутствовать на этом молебне: уж он кончен; но
отец Алексей…
— Те-те-те, вознепщеваху! и прочая галиматья! Непщуйте,
отцы, а я пойду. А сына моего Алексея беру отселе родительскою властию моею навсегда. Иван Федорович, почтительнейший сын мой, позвольте вам приказать за мною следовать! Фон Зон, чего тебе тут оставаться! Приходи сейчас ко мне в город. У меня весело. Всего верстушка какая-нибудь, вместо постного-то масла подам поросенка
с кашей;
пообедаем; коньячку поставлю, потом ликерцу; мамуровка есть… Эй, фон Зон, не упускай своего счастия!
Обедали мы в четвертом часу. Обед длился долго и был очень скучен. Спиридон был отличный повар; но,
с одной стороны, экономия моего
отца, а
с другой — его собственная делали обед довольно тощим, несмотря на то что блюд было много. Возле моего
отца стоял красный глиняный таз, в который он сам клал разные куски для собак; сверх того, он их кормил
с своей вилки, что ужасно оскорбляло прислугу и, следовательно, меня. Почему? Трудно сказать…
— На что же это по трактирам-то, дорого стоит, да и так нехорошо женатому человеку. Если не скучно вам со старухой
обедать — приходите-ка, а я, право, очень рада, что познакомилась
с вами; спасибо вашему
отцу, что прислал вас ко мне, вы очень интересный молодой человек, хорошо понимаете вещи, даром что молоды, вот мы
с вами и потолкуем о том о сем, а то, знаете,
с этими куртизанами [царедворцами (от фр. courtisan).] скучно — все одно: об дворе да кому орден дали — все пустое.
Для пояснения супа
с мадерой необходимо сказать, что за год или больше до знаменитого пира четырех именинников мы на святой неделе отправлялись
с Огаревым гулять, и, чтоб отделаться от обеда дома, я сказал, что меня пригласил
обедать отец Огарева.
Он в продолжение нескольких лет постоянно через воскресенье
обедал у нас, и равно его аккуратность и неаккуратность, если он пропускал, сердили моего
отца, и он теснил его. А добрый Пименов все-таки ходил и ходил пешком от Красных ворот в Старую Конюшенную до тех пор, пока умер, и притом совсем не смешно. Одинокий, холостой старик, после долгой хворости, умирающими глазами видел, как его экономка забирала его вещи, платья, даже белье
с постели, оставляя его без всякого ухода.
По зимам охотники съезжались в Москву на собачью выставку отовсюду и уже обязательно бывали на Трубе. Это место встреч провинциалов
с москвичами.
С рынка они шли в «Эрмитаж»
обедать и заканчивать день или, вернее сказать, ночь у «Яра»
с цыганскими хорами, «по примеру своих
отцов».
Возвращаясь домой,
отец сразу слабел и, едва
пообедав, ложился спать. По вечерам опять занимался, а затем ходил, по совету врача, полчаса по комнате,
с трудом волоча ноги и постукивая палкой. Дослужить… дослужить во что бы то ни стало остающиеся несколько месяцев… На эту задачу свелась теперь вся жизненная энергия этого не совсем заурядного человека!
Поселились они
с матерью во флигеле, в саду, там и родился ты, как раз в полдень —
отец обедать идет, а ты ему встречу. То-то радовался он, то-то бесновался, а уж мать — замаял просто, дурачок, будто и невесть какое трудное дело ребенка родить! Посадил меня на плечо себе и понес через весь двор к дедушке докладывать ему, что еще внук явился, — дедушко даже смеяться стал: «Экой, говорит, леший ты, Максим!»
Вообще происходило что-то непонятное, странное, и Нюрочка даже поплакала, зарывшись
с головой под свое одеяло.
Отец несколько дней ходил грустный и ни о чем не говорил
с ней, а потом опять все пошло по-старому. Нюрочка теперь уже начала учиться, и в ее комнате стоял особенный стол
с ее книжками и тетрадками. Занимался
с ней по вечерам сам Петр Елисеич, — придет
с фабрики,
отобедает, отдохнет, напьется чаю и скажет Нюрочке...
Мы прежде никогда не
обедали розно
с отцом и матерью, кроме того времени, когда мать уезжала в Оренбург или когда была больна, и то мы
обедали не одни, а
с дедушкой, бабушкой и тетушкой, и мне такое отлучение и одиночество за обедом было очень грустно.
Вернувшись однажды к обеду
с довольно продолжительной прогулки, я
с удивлением узнал, что буду
обедать один, что
отец уехал, а матушка нездорова, не желает кушать и заперлась у себя в спальне.
Добродушный и всегда довольный Петр Михайлыч стал ее возмущать, особенно когда кого-нибудь хвалил из городских или рассказывал какие-нибудь происшествия, случавшиеся в городе, и даже когда он
с удовольствием
обедал — словом, она начала делаться для себя, для
отца и для прочих домашних какой-то маленькой тиранкой и
с каждым днем более и более обнаруживать странностей.
Отец Грап был обрусевший немец, невыносимо приторный, льстивый и весьма часто нетрезвый; он приходил к нам большею частью только для того, чтобы просить о чем-нибудь, и папа сажал его иногда у себя в кабинете, но
обедать его никогда не сажали
с нами.
— Одолжила, нечего сказать: я
с своей супругой… Ха-ха!.. Бабушка, да ты меня уморить хочешь. Слышишь, Вукол: мне приехать
с супругой!.. Нет, бабушка, мы сегодня все-таки будем
обедать с твоими красавицами… Нечего им взаперти сидеть. А что касается других дам, так вот
отец Крискент у нас пойдет за даму, пожалуй, и Липачек.
Своим институтским подругам и
отцу она пишет длинные письма на пяти листах, и находит же, о чем писать, а
с ним говорит только о погоде и о том, что пора
обедать или ужинать.
Дома Фому встретили торжественно:
отец подарил мальчику тяжелую серебряную ложку
с затейливым вензелем, а тетка — шарф своего вязанья. Его ждали
обедать, приготовили любимые им блюда и тотчас же, как только он разделся, усадили за стол и стали спрашивать.
Когда родоначальник известного ныне богатого дома, Николай Патрикеевич Сударичев, получив звание архитектора, приехал повидаться к
отцу, бабушка, разумеется, пожелала, чтобы «Николашу» ей представили, и, обласкав его, она подарила ему часы, сто рублей «на пару платья» и — о ужас! — велела ему прийти к столу
с нею
обедать…
Николя лучше, чем
отец его, понимал почтенного правителя дел и, догадываясь, что тот был дурак великий, нисколько
с ним не церемонился и даже, когда Феодосий Иваныч приходил к ним
обедать и, по обыкновению своему, в ожидании, пока сядут за стол, ходил, понурив голову, взад и вперед по зале, Николя вдруг налетал на него, схватывал его за плечи и перепрыгивал ему через голову: как гимнаст, Николя был превосходный!
Правда,
с тех пор француз и носу не смеет на улицу показывать; а барыня стала такая ласковая
с отцом Васильем: в неделю-то раз пять он
обедает на господском дворе.
Тюменев,
отобедав, вскоре собрался ехать на дачу: должно быть, его там что-то такое очень беспокоило. При прощании он взял
с Бегушева честное слово завтра приехать к нему в Петергоф на целый день. Бегушев обещал. Когда граф Хвостиков, уезжавший тоже
с Тюменевым вместе, садясь в коляску, пошатнулся немного — благодаря выпитому шампанскому, то Тюменев при этом толкнул еще его ногой: злясь на дочь, он вымещал свой гнев и на
отце.
Радостными восклицаниями приветствовал народ вырвавшуюся на волю из зимнего плена любимую им стихию; особенно кричали и взвизгивали женщины, — и все это, мешаясь
с шумом круто падающей воды,
с треском оседающего и ломающегося льда, представляло полную жизни картину… и если б не прислали из дому сказать, что давно пришла пора
обедать, то, кажется, мы
с отцом простояли бы тут до вечера.
Выйдя из Правоведения десятым классом и получив от
отца деньги на обмундировку, Иван Ильич заказал себе платье у Шармера, повесил на брелоки медальку
с надписью: respice finem, [Предвидь конец,] простился
с принцем и воспитателем,
пообедал с товарищами у Донона и
с новыми модными чемоданом, бельем, платьем, бритвенными и туалетными принадлежностями и пледом, заказанными и купленными в самых лучших магазинах, уехал в провинцию на место чиновника особых поручений губернатора, которое доставил ему
отец.
Дальнейшая беседа наша
с Василием Петровичем не ладилась.
Пообедав у стариков, я завез его в монастырь, простился
с отцом казначеем и уехал домой.
Когда семейство мое уехало и я остался служить в Петербурге, я продолжал посещать Рубановских и, согласно их требованию,
обедал у них каждое воскресенье. Я познакомился
с остальным семейством, которое состояло из двух сыновей и двух дочерей. Старший сын служил в лейб-гренадерском полку и был во всех отношениях совершенная противуположность своему суровому, но высоконравственному
отцу; он был убит в 1812 году.
Отец и мальчики посматривали на нее как-то особенно, как будто только что до ее прихода осуждали ее за то, что она вышла из-за денег, за нелюбимого, нудного, скучного человека; ее шуршащее платье, браслетки и вообще дамский вид стесняли, оскорбляли их; в ее присутствии они немножко конфузились и не знали, о чем говорить
с ней; но все же любили они ее по-прежнему и еще не привыкли
обедать без нее.
Только что
отобедали, раздача даров началась. Сначала в горницах заменявшая место сестры Параша раздала оставшиеся после покойницы наряды Фленушке, Марьюшке, крылошанкам и некоторым деревенским девицам. А затем вместе
с отцом, матерью и почетными гостями вышла она на улицу. На десяти больших подносах вынесли за Парашей дары. Устинья стала возле нее, и одна, без вопленниц, пропела к людям «причет...
Потом
отец сел за стол, посадил меня
с собой рядом и закричал: «Ну, теперь давай нам, мать,
с Федюшкой
обедать: мы есть хотим».
Отобедали и тотчас кто за карты, кто смотреть на хозяйство Андрея Александрыча. Иные по саду разошлись… И Дуня пошла в сад, одинокая, молчаливая. На одной из дорожек неожиданно встретилась она
с отцом Прохором. Залюбовался он на высокие густолистные каштаны и чуть слышно напевал какую-то церковную песнь. Сняв широкополую шляпу и низко поклонясь, завел он
с Дуней разговор, изредка поглядывал на нее
с жалобною улыбкой, будто угадывая душевное ее горе и бурю тревожных сомнений. Жаль стало ему бедную девушку.
«И последний дворянин находит удовольствие в том, чтобы есть всегда вместе
с его детьми и семейством; для чего же мне этого не делать? Я такой же
отец семейства и хочу также иметь удовольствие
обедать и ужинать вместе
с женою и детьми…»
Она и
обедала с Иваном Васильевичем, которого она называла «дядей», причем за стулом князя неизменно стоял его камердинер,
отец — Яков Никандрович. Мать ее, полная и далеко не старая женщина, была русской красавицей в полном смысле этого слова, она служила экономкой в доме князя и была полновластной распорядительницей над княжеским домом, имением и даже, прибавляли провинциальные сплетники, над самим «его сиятельством».
Шумский
пообедал с отцом-наместником.
Дети от первого брака не
обедали с ней и
отцом за общим столом; кушанья, и те в обрез, подавали в их отделение, как подачку со стола господ.
Услыхав, что он хорошо говорит и что опять согласен еще раз
обедать,
отец скоро из воды выскочил, и потекли оба
с прекраснейшим миром, который еще более установился оттого, что архиерей все снова ел, что перед ним поставляли, и между прочим весело шутил
с отцом, вспоминая о разных веселящих предметах, как-то о киевских пирогах в Каткоеском трактире и о поросячьей шкурке, а потом
отец, может быть чрез принятое в некотором излишестве питье, спросил вопрос щекотливого свойства...