Неточные совпадения
Поля совсем затоплены,
Навоз возить — дороги нет,
А время уж не раннее —
Подходит
месяц май!»
Нелюбо и на старые,
Больней того на
новыеДеревни им глядеть.
Вронский в эти три
месяца, которые он провел с Анной за границей, сходясь с
новыми людьми, всегда задавал себе вопрос о том, как это
новое лицо посмотрит на его отношения к Анне, и большею частью встречал в мужчинах какое должно понимание. Но если б его спросили и спросили тех, которые понимали «как должно», в чем состояло это понимание, и он и они были бы в большом затруднении.
Полный
месяц светил на камышовую крышу и белые стены моего
нового жилища; на дворе, обведенном оградой из булыжника, стояла избочась другая лачужка, менее и древнее первой.
Вдруг он вздрогнул: одна, тоже вчерашняя, мысль опять пронеслась в его голове. Но вздрогнул он не оттого, что пронеслась эта мысль. Он ведь знал, он предчувствовал, что она непременно «пронесется», и уже ждал ее; да и мысль эта была совсем не вчерашняя. Но разница была в том, что
месяц назад, и даже вчера еще, она была только мечтой, а теперь… теперь явилась вдруг не мечтой, а в каком-то
новом, грозном и совсем незнакомом ему виде, и он вдруг сам сознал это… Ему стукнуло в голову, и потемнело в глазах.
Раскольников не привык к толпе и, как уже сказано, бежал всякого общества, особенно в последнее время. Но теперь его вдруг что-то потянуло к людям. Что-то совершалось в нем как бы
новое, и вместе с тем ощутилась какая-то жажда людей. Он так устал от целого
месяца этой сосредоточенной тоски своей и мрачного возбуждения, что хотя одну минуту хотелось ему вздохнуть в другом мире, хотя бы в каком бы то ни было, и, несмотря на всю грязь обстановки, он с удовольствием оставался теперь в распивочной.
Кстати, заметим мимоходом, что Петр Петрович, в эти полторы недели, охотно принимал (особенно вначале) от Андрея Семеновича даже весьма странные похвалы, то есть не возражал, например, и промалчивал, если Андрей Семенович приписывал ему готовность способствовать будущему и скорому устройству
новой «коммуны», где-нибудь в Мещанской улице; или, например, не мешать Дунечке, если той, с первым же
месяцем брака, вздумается завести любовника; или не крестить своих будущих детей и проч. и проч. — все в этом роде.
Через
месяц Клим Самгин мог думать, что театральные слова эти были заключительными словами роли, которая надоела Варваре и от которой она отказалась, чтоб играть
новую роль — чуткой подруги, образцовой жены. Не впервые наблюдал он, как неузнаваемо меняются люди, эту ловкую их игру он считал нечестной, и Варвара, утверждая его недоверие к людям, усиливала презрение к ним. Себя он видел не способным притворяться и фальшивить, но не мог не испытывать зависти к уменью людей казаться такими, как они хотят.
Еще несколько недель,
месяцев покоя, забвения, дружеской ласки — и она встала бы мало-помалу на ноги и начала бы жить
новой жизнью. А между тем она медлит протянуть к ним доверчиво руки — не из гордости уже, а из пощады, из любви к ним.
— Пять тысяч рублей ассигнациями мой дед заплатил в приданое моей родительнице. Это хранилось до сих пор в моей вотчине, в спальне покойницы. Я в прошедшем
месяце под секретом велел доставить сюда; на руках несли полтораста верст; шесть человек попеременно, чтоб не разбилось. Я только
новую кисею велел сделать, а кружева — тоже старинные: изволите видеть — пожелтели. Это очень ценится дамами, тогда как… — добавил он с усмешкой, — в наших глазах не имеет никакой цены.
Он до того поверил своей к ней ненависти, что даже вдруг задумал влюбиться и жениться на ее падчерице, обманутой князем, совершенно уверил себя в своей
новой любви и неотразимо влюбил в себя бедную идиотку, доставив ей этою любовью, в последние
месяцы ее жизни, совершенное счастье.
По приходе в Англию забылись и страшные, и опасные минуты, головная и зубная боли прошли, благодаря неожиданно хорошей для тамошнего климата погоде, и мы, прожив там два
месяца, пустились далее. Я забыл и думать о своем намерении воротиться, хотя адмирал, узнав о моей болезни, соглашался было отпустить меня. Вперед, дальше манило
новое. Там, в заманчивой дали, было тепло и ревматизмы неведомы.
Сегодня, возвращаясь с прогулки, мы встретили молодую крестьянскую девушку, очень недурную собой, но с болезненной бледностью на лице. Она шла в пустую, вновь строящуюся избу. «Здравствуй! ты нездорова?» — спросили мы. «Была нездорова: голова с
месяц болела, теперь здорова», — бойко отвечала она. «Какая же ты красавица!» — сказал кто-то из нас. «Ишь что выдумали! — отвечала она, — вот войдите-ка лучше посмотреть, хорошо ли мы строим
новую избу?»
Как ни привыкнешь к морю, а всякий раз, как надо сниматься с якоря, переживаешь минуту скуки: недели, иногда
месяцы под парусами — не удовольствие, а необходимое зло. В продолжительном плавании и сны перестают сниться береговые. То снится, что лежишь на окне каюты, на аршин от кипучей бездны, и любуешься узорами пены, а другой бок судна поднялся сажени на три от воды; то видишь в тумане какой-нибудь
новый остров, хочется туда, да рифы мешают…
Вместе с Парижем пережило
новое человечество медовый
месяц свободной жизни и свободной мысли; великую революцию, социализм, эстетизм, последние плоды буржуазного атеизма и мещанства.
Значит,
месяц, целый
месяц это дело велось в глубокой от него тайне до самого теперешнего приезда этого
нового человека, а он-то и не думал о нем!
Брат, я в себе в эти два последние
месяца нового человека ощутил, воскрес во мне
новый человек!
— «И через
месяц!» — произнес он с
новой силой.
Но и на
новых местах их ожидали невзгоды. По неопытности они посеяли хлеб внизу, в долине; первым же наводнением его смыло, вторым — унесло все сено; тигры поели весь скот и стали нападать на людей. Ружье у крестьян было только одно, да и то пистонное. Чтобы не умереть с голода, они нанялись в работники к китайцам с поденной платой 400 г чумизы в день. Расчет производили раз в
месяц, и чумизу ту за 68 км должны были доставлять на себе в котомках.
Сказывали хозяевам, чтоб искали
новых жильцов: мы, говорит, через
месяц на свою квартиру съедем, а вами, значит хозяевами-то, очень благодарны за расположение; ну, и хозяева: и мы, говорят, вами тоже.
Рахель нашла, что за все, кроме хорошей шубы, которую она не советует продавать, потому что через три
месяца все равно же понадобилось бы делать
новую, — Вера Павловна согласилась, — так за все остальное можно дать 450 р., действительно, больше нельзя было и по внутреннему убеждению Мерцаловой; таким образом, часам к 10 торговая операция была кончена...
Мы переписывались, и очень, с 1824 года, но письма — это опять перо и бумага, опять учебный стол с чернильными пятнами и иллюстрациями, вырезанными перочинным ножом; мне хотелось ее видеть, говорить с ней о
новых идеях — и потому можно себе представить, с каким восторгом я услышал, что кузина приедет в феврале (1826) и будет у нас гостить несколько
месяцев.
Я его видел с тех пор один раз, ровно через шесть лет. Он угасал. Болезненное выражение, задумчивость и какая-то
новая угловатость лица поразили меня; он был печален, чувствовал свое разрушение, знал расстройство дел — и не видел выхода.
Месяца через два он умер; кровь свернулась в его жилах.
Ему был разрешен въезд в Москву за несколько
месяцев прежде меня. Дом его снова сделался средоточием, в котором встречались старые и
новые друзья. И, несмотря на то что прежнего единства не было, все симпатично окружало его.
Семидесятипятилетний Авраам, судившийся
месяца два тому назад за какие-то шашни с
новой Агарью, принес окончательно на жертву своего галифакского Исаака.
Месяца через четыре он был уже вынужден наведаться в губернский город, а невдолге после того на Щучью-Заводь произошел
новый чиновничий наезд.
Это был тоже «
новый», поступивший за несколько
месяцев до Авдиева, молодой человек невысокого роста с умным, энергичным лицом.
Наименьшее скопление каторжных в тюрьме бывает в летние
месяцы, когда они командируются в округ на дорожные и полевые работы, и наибольшее — осенью, когда они возвращаются с работ и «Доброволец» привозит
новую партию в 400–500 человек, которые живут в Александровской тюрьме впредь до распределения их по остальным тюрьмам.
О, много, много вынес он совсем для него
нового в эти шесть
месяцев, и негаданного, и неслыханного, и неожиданного!
— Я всё знаю! — вскричала она с
новым волнением. — Вы жили тогда в одних комнатах, целый
месяц, с этою мерзкою женщиной, с которою вы убежали…
Мыльников провел почти целых три
месяца в каком-то чаду, так что это вечное похмелье надоело наконец и ему самому. Главное, куда ни приди — везде на тебя смотрят как на свой карман. Это, в конце концов, было просто обидно. Правда, Мыльников успел поругаться по нескольку раз со своими благоприятелями, но каждое такое недоразумение заканчивалось
новой попойкой.
Старуха сдалась, потому что на Фотьянке деньги стоили дорого. Ястребов действительно дал пятнадцать рублей в
месяц да еще сказал, что будет жить только наездом. Приехал Ястребов на тройке в своем тарантасе и произвел на всю Фотьянку большое впечатление, точно этим приездом открывалась в истории кондового варнацкого гнезда
новая эра. Держал себя Ястребов настоящим барином и сыпал деньгами направо и налево.
Не могу тебе дать отчета в моих
новых ощущениях: большой беспорядок в мыслях до сих пор и жизнь кочевая. На днях я переехал к ксендзу Шейдевичу; от него, оставив вещи, отправлюсь в Урик пожить и полечиться; там пробуду дней десять и к 1 сентябрю отправлюсь в дальний путь; даст бог доберусь до места в
месяц, а что дальше — не знаю.
Он терпеливо выслушал меня и сказал, что несколько примирился в эти четыре
месяца с
новым своим бытом, вначале очень для него тягостным; что тут, хотя невольно, но все-таки отдыхает от прежнего шума и волнения; с Музой живет в ладу и трудится охотно и усердно.
Через два
месяца буду сам передавать вам мои мысли. Это первая приятная минута
нового, ожидающего меня положения. Будьте снисходительны ко всему вздору, который я вам буду говорить после принужденного 13-летнего молчания…
Этот пару в год отравит, а
новый с непривычки по паре в
месяц спустит.
В один
месяц возникло в городе несколько десятков
новых увеселительных заведений — шикарных Тиволи, Шато-де-Флеров, Олимпий, Альказаров и так далее, с хором и с опереткой, много ресторанов и портерных, с летними садиками, и простых кабачков — вблизи строящегося порта.
В этом роде жизнь, с мелкими изменениями, продолжалась с лишком два
месяца, и, несмотря на великолепный дом, каким он мне казался тогда, на разрисованные стены, которые нравились мне больше картин и на которые я не переставал любоваться; несмотря на старые и
новые песни, которые часто и очень хорошо певала вместе с другими Прасковья Ивановна и которые я слушал всегда с наслаждением; несмотря на множество
новых книг, читанных мною с увлечением, — эта жизнь мне очень надоела.
— А как там, Вихров, в моем
новом именьице, что мне досталось, — хорошо! — воскликнула Клеопатра Петровна. — Май
месяц всегда в Малороссии бывает превосходный; усадьба у меня на крутой горе — и прямо с этой горы в реку; вода в реке чудная — я стану купаться в ней, ах, отлично! Потом буду есть арбузы, вишни; жажда меня эта проклятая не будет мучить там, и как бы мне теперь пить хотелось!
Я сказал, что сдам ему, — и они, я убежден, через
месяц же выстроят из него себе где-нибудь в лесу
новую моленную; образов они тоже, вероятно, порастащили порядочно.
История Смита очень заинтересовала старика. Он сделался внимательнее. Узнав, что
новая моя квартира сыра и, может быть, еще хуже прежней, а стоит шесть рублей в
месяц, он даже разгорячился. Вообще он сделался чрезвычайно порывист и нетерпелив. Только Анна Андреевна умела еще ладить с ним в такие минуты, да и то не всегда.
Покупая платье для Николая, она жестоко торговалась с продавцами и, между прочим, ругала своего пьяницу мужа, которого ей приходится одевать чуть не каждый
месяц во все
новое.
Я пишу это и чувствую: у меня горят щеки. Вероятно, это похоже на то, что испытывает женщина, когда впервые услышит в себе пульс
нового, еще крошечного, слепого человечка. Это я и одновременно не я. И долгие
месяцы надо будет питать его своим соком, своей кровью, а потом — с болью оторвать его от себя и положить к ногам Единого Государства.
И точно, воротился я к Михайлову дню домой, и вижу, что там все
новое. Мужички в деревнишке смутились; стал я их расспрашивать — ничего и не поймешь. Только и слов, что, мол, генеральская дочь в два
месяца большущие хоромы верстах в пяти от деревни поставила. Стали было они ей говорить, что и без того народу много селится, так она как зарычит, да пальцы-то, знашь, рогулей изладила, и все вперед тычет, да бумагу каку-то указывает.
В прошлом
месяце, прибыв на ярмонку в село Березино, что на
Новом, сей лютый зверь, аки лев рыкаяй и преисполнившись вина и ярости, избил беспричинно всех торгующих, и дотоле не положил сокрушительной десницы своей, доколе не приобрел по полтине с каждого воза…
И действительно, через
месяц явилась
новая maman, и Лидия Степановна полюбила ее, как старую.
Шаг этот был важен для Люберцева в том отношении, что открывал ему настежь двери в будущее. Ему дали место помощника столоначальника. Это было первое звено той цепи, которую ему предстояло пройти. Сравнительно
новое его положение досталось ему довольно легко. Прошло лишь семь-восемь
месяцев по выходе из школы, и он, двадцатилетний юноша, уже находился в служебном круговороте, в качестве рычага государственной машины. Рычага маленького, почти незаметного, а все-таки…
Она все чего-то ждала, все думала: вот пройдет
месяц, другой, и она войдет в настоящую колею, устроится в
новом гнезде так, как мечтала о том, покидая Москву, будет ходить в деревню, наберет учениц и проч.
— И сколько с нас этих сборов сходит — страсть! И на думу, и на мирское управление, и на повинности, а потом пойдут портомойные, банные, мостовые, училищные, больничные. Да нынче еще мода на монаменты пошла…
Месяца не пройдет, чтоб мещанский староста не объявил, что копейки три-четыре в год
нового схода не прибавилось. Платишь-платишь — и вдруг: отдай два с полтиной!
"Вот Клеопатра Карловна добрая, — рассуждала она, — и при ней все девицы ведут себя отлично; а Катерина Петровна строгая — ей все стараются назло сделать. С
месяц назад
новое платье ей испортили, — так и не догадалась, кто сделал".
Впрочем, больше всех гроза разразилась над Экзархатовым, который крепился было
месяца четыре, но, получив январское жалованье, не вытерпел и выпил; домой пришел, однако, тихий и спокойный; но жена, по обыкновению, все-таки начала его бранить и стращать, что пойдет к
новому смотрителю жаловаться.