Неточные совпадения
Он догнал жизнь, то есть усвоил опять все, от чего отстал давно; знал, зачем французский посланник выехал из Рима, зачем англичане посылают корабли с войском на
Восток; интересовался, когда проложат
новую дорогу в Германии или Франции. Но насчет дороги через Обломовку в большое село не помышлял, в палате доверенность не засвидетельствовал и Штольцу ответа на письма не послал.
Горит
восток зарею
новой.
Восток по-новому должен стать равноценным Западу.
На
Востоке должна быть пробуждена самобытная творческая активность, созидающая
новую культуру, и это возможно лишь на религиозной почве.
А это значит, что мировая война вплотную ставит перед Россией и перед Европой вековечную тему о
Востоке и Западе в
новой конкретной форме.
— Что? Московским архитекторам строить бани? А почему Хлудовы этого не сделали? Почему они выписали из Вены строителя… Эйбушиц, кажется? А он вовсе не из крупных архитекторов… Там есть знаменитости покрупней. С московскими архитекторами я и работать не буду. Надо создать нечто
новое, великое, слить
Восток и Запад в этом дворце!..
Прощайте, Петр Николаевич, обнимаю вас дружески. Поздравляю с
новым неожиданным гостем, на этот раз не завидую вам. Если что узнаете об наших от Ив. Сем., расскажите: мысленно часто переношусь на
восток. Имел известия от Волконских и Юшневских — вы больше теперь знаете. Я давно порадовался за Сутгофа — это Ребиндер устроил, объяснив матери обстоятельства, как они были.
С
востока тоже было известие мрачное. У Казимирского был удар… Думает ехать в Москву после
Нового года…
Из комнат, расположенных под углом к
востоку и югу, весь день не уходили солнечные лучи, отчего этот ветхозаветный покой был полон светлого примирения давно прошедших лет с неиссякаемым, вечно
новым солнечным пульсом.
Старые наши выдумки к нам приползли с
Востока,
новые мы с грехом пополам с Запада перетащили, а мы все продолжаем толковать о русском самостоятельном искусстве!
Чудесные дела Екатерины могли быть увенчаны
новым чудом; война Персидская могла иметь предмет важный; могла открыть путь в Россию несметным богатствам
Востока; могла успокоить народы мятежные, которые под влиянием счастливейшего неба служат примером бедствий; могла…
Какие степи, горы и моря
Оружию славян сопротивлялись?
И где веленью русского царя
Измена и вражда не покорялись?
Смирись, черкес! и запад и
восток,
Быть может, скоро твой разделит рок.
Настанет час — и скажешь сам надменно
Пускай я раб, но раб царя вселенной!
Настанет час — и
новый грозный Рим
Украсит Север Августом другим!
Они, во-первых, приписывают его почему-то древней Руси преимущественно пред
новою; во-вторых, кроме христианства, примешивают еще к делу Византию и
Восток в противоположность Западу; в-третьих, формальное принятие веры смешивают с действительным водворением ее начал в сердцах народа.
Мысли, изложенные выше, разумеется, не представляют
нового: непримиримость мироощущений
Востока и Запада подчеркивалась не однажды и гораздо более резко, более ярко.
Каждый раз, когда Западная Европа, утомленная непрерывным строительством
новых форм жизни, переживает годы усталости, — она черпает реакционные идеи и настроения от
Востока. «С
Востока свет!»
Касим Амин [Амин Касим (1865–1908) — египетский писатель; его книга"
Новая женщина"переведена на русский язык И. Ю. Крачковским в 1912 г.], прозванный «Лютером
Востока», говорит в своей книге «
Новая женщина»: «Происхождение разногласия между нами и западными объясняется тем, что они поняли природу человека, уважают его личность».
Программная статья Горького, постулирующая принципы его «западничества» и поясняющая его «этнологические» мотивы в произведениях конца 10-х гг. ХХ в. («окуровский цикл», «По Руси»). Идеи Горького любопытно сопоставить с концепцией «духовного Китая» Д. С. Мережковского («Грядущий Хам»), а также с позднейшим культом «
нового Средневековья» Н. А. Бердяева, восходящими к противопоставлению «деятельной личности» Запада — «пассивному фатализму»
Востока.
Романтиков с великой силою привлекал к себе
Восток. Историк немецкой литературы Гетнер [Гетнер Генрих (1821–1882) — немецкий историк литературы, искусствовед и философ-фейербахианец.] объясняет это так: „Романтик хочет старого, потому что готовые, вполне законченные и чувственно осязаемые образы и формы отжившего прошлого кажутся ему более приятными и поэтичными, чем создающееся
новое, которое не может представить для беспомощной фантазии осязательных и крепких точек опоры“.
Карета въехала во двор и остановилась у подъезда. Мы вышли из нее. Дождь уже прошел. Громовая туча, сверкая молниями и издавая сердитый ропот, спешила на северо-восток, всё более и более открывая голубое, звездное небо. Казалось, тяжело вооруженная сила, произведя опустошения и взявши страшную дань, стремилась к
новым победам… Отставшие тучки гнались за ней и спешили, словно боялись не догнать… Природа получала обратно свой мир…
Именно с севера, из Фракии, — по крайней мере, по мнению многих исследователей, — вступил в Элладу этот
новый, дотоле неведомый эллинам бог. Но царствовал он не в одной Фракии. И к югу, и к
востоку от Эллады, среди богов мрачных и грозных, жил этот же таинственный, вечно страдающий бог. У вавилонян имя ему было Таммуз, у лидийцев — Аттис, у финикиян — Адонис.
Когда он ощутил прикосновение свежего воздуха и когда потом вдруг брызнуло светом с
востока и — купола, и кресты, и роса, и даль, и река — все заиграло в радостном свете, — «Пьер почувствовал
новое, неиспытанное им чувство радости и крепости жизни.
A
восток побелел еще заметнее… Через несколько часов должен был наступит рассвет
нового утра и вместе с ним
новый день с его
новыми случайностями, с его радостями и печалями, так неизбежно чередующимися на войне.
Историю сотворения мира я знала отлично. Я часто рассказывала ее Барбале, не знавшей ни Ветхого, ни
Нового Завета. Моя речь, всегда немного образная, как и все речи на милом
Востоке, понравилась батюшке. Понравилось, должно быть, толковое изложение и моим товаркам, но они, казалось, не хотели выказывать этого и продолжали поглядывать на меня косо и недружелюбно.
Если бы за все пять лет забыть о том, что там, к
востоку, есть обширная родиной что в ее центрах и даже в провинции началась работа общественного роста, что оживились литература и пресса, что множество
новых идей, упований, протестов подталкивало поступательное движение России в ожидании великих реформ, забыть и не знать ничего, кроме своих немецких книг, лекций, кабинетов, клиник, то вы не услыхали бы с кафедры ни единого звука, говорившего о связи «Ливонских Афин» с общим отечеством Обособленность, исключительное тяготение к тому, что делается на немецком Западе и в Прибалтийском крае, вот какая нота слышалась всегда и везде.
Но таким же непонятным для рациональной теологии и онтологии языком говорил и величайший мистик христианского
Востока св. Симеон
Новый Богослов.
Даже св. Симеон
Новый Богослов, величайший мистик православного
Востока, у которого есть очень смелые мысли, говорит: «Даже глотка воды проглотить не проси, хотя бы случалось тебе быть палимому жаждой, пока духовный отец твой, сам в себе подвинуть будучи, не велит тебе этого сделать».
С
востока приходили все
новые известия о крупных успехах японцев и о лихих разведках русских сотников и поручиков.
Еще через несколько дней пришла
новая телеграмма: в Харбин Мутину не ехать, он снова назначается младшим врачом своего полка, какой и должен сопровождать на Дальний
Восток; по приезде же с эшелоном в Харбин ему предписывалось приступить к формированию запасного госпиталя.
Каждую ночь проходившие мимо японские полки штурмовали сопку, а утром уходили дальше на запад; с
востока же подходили
новые полки.
Но тут вмешался в разговор человек, уже десять лет изучающий положение на Дальнем
Востоке, отношения России к Китаю и Японию, а также политические взгляды других правительств на этот «
новый восточный вопрос».
Великий мистик православного
Востока св. Симеон
Новый Богослов красиво говорит: «Все твари, когда увидели, что Адам изгнан из рая, не хотели более повиноваться ему, ни луна, ни прочие звезды не хотели показываться ему; источники не хотели источать воду, и реки продолжать течение свое; воздух думал не дуть более, чтобы не давать дышать Адаму, согрешившему; звери и все животные земные, когда увидели, что он обнажился от первой славы, стали презирать его, и все тотчас готовы были напасть на него; небо устремлялось было пасть на него, и земля не хотела носить его более.
— Скажу еще более: Нордоулат, вот этот седовласый, что так горько смотрит на великого князя, служил ему в войне против царя Большой, или Золотой, орды, Ахмата, в войне, которою решено: быть или не быть Руси рабою
Востока, нахлынуть ли через нее
новому потоку варваров на Европу. Но…
На рикше я проехал, получив пропускной билет, в старый китайский город, —
новый, где сосредоточено всё русское военно-гражданское управление и где живёт в настоящее время наместник Дальнего
Востока, расположен около самой станции железной дороги.
Новое отделение,
новые знаменитые пленники. И опять татаре, опять живое свидетельство Иоаннова ума и воли, смиривших
Восток. Заключенные были два брата, один седой старик, другой в летах, подвигающих к старости. Сидя рядом и перекинув друг другу руки около шеи, они молча, грустно смотрели друг другу в глаза. В них видели они свое отечество, свое небо, своих родичей и друзей, все бесценное и утраченное для них. В таком положении застал их великий князь. Смущенные, они расплелись и остались сидя.
Несмотря на то, что дипломаты еще твердо верили в возможность мира и усердно работали с этою целью, несмотря на то. что император Наполеон сам писал письмо императору Александру, называя его Monsieur mon frère [Государь брат мой] и искренно уверяя, что он не желает войны, и что всегда будет любить и уважать его — он ехал к армии и отдавал на каждой станции
новые приказания, имевшие целью торопить движение армии от запада к
востоку.
Весь мир обернулся лицом к
востоку, откуда должно взойти
новое солнце, и страстно ждал его восхода, а русский писатель все еще созерцал гаснущие краски заката Здесь еще плохую службу сослужил нашей литературе ее ограниченный, почти кастовый „реализм“, тот, что синицу в руках предпочитает журавлю в небе и порою самым добросовестным образом смешивает себя с простою фотографией.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Новодевичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с
востока и торжественно выплыл край солнца из-за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, всё заиграло в радостном свете, — Пьер почувствовал
новое, неиспытанное чувство радости и крепости жизни.
Газеты называют это «
новым миссионерским приемом» и говорят («
Новое время», № 340), что «люди, от которых зависит отдача сукна, подметок, овса и сена, у нас могут быть миссионерами гораздо счастливее тех наших миссионеров, которые так неуспешно действуют на Дальнем
Востоке». Газета находит возможным, что «наши великосветские старухи воспользуются счастливою мыслию обращать в православие за небольшую поставку сапожного товара».
За движением народов с запада на
восток, должно было последовать движение народов с
востока на запад, и для этой
новой войны нужен был
новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.