Неточные совпадения
На бюре, выложенном перламутною мозаикой, которая
местами уже выпала и оставила после себя одни желтенькие желобки, наполненные клеем, лежало множество всякой всячины: куча исписанных мелко бумажек, накрытых мраморным позеленевшим прессом с яичком наверху, какая-то старинная книга в кожаном переплете с красным обрезом, лимон, весь высохший, ростом не более лесного ореха, отломленная ручка кресел, рюмка с какою-то жидкостью и тремя мухами, накрытая письмом, кусочек сургучика, кусочек где-то поднятой тряпки, два пера, запачканные чернилами, высохшие, как в чахотке, зубочистка, совершенно пожелтевшая, которою хозяин, может быть, ковырял в зубах своих еще до нашествия
на Москву
французов.
Вечером я предложил в своей коляске
место французу, живущему в отели, и мы отправились далеко в поле, через С.-Мигель, оттуда заехали
на Эскольту, в наше вечернее собрание, а потом к губернаторскому дому
на музыку.
На площади, кругом сквера, стояли экипажи. В них сидели гуляющие. Здесь большею частью гуляют сидя. Я не последовал этому примеру, вышел из коляски и пошел бродить по площади.
Отель был единственное сборное
место в Маниле для путешественников, купцов, шкиперов. Беспрестанно по комнатам проходят испанцы, американцы, французские офицеры, об одном эполете, и наши.
Французы, по обыкновению, кланяются всем и каждому; англичане, по такому же обыкновению, стараются ни
на кого не смотреть; наши делают и то и другое, смотря по надобности, и в этом случае они лучше всех.
— В ближний город, — отвечал
француз, — оттуда отправляюсь к одному помещику, который нанял меня за глаза в учители. Я думал сегодня быть уже
на месте, но господин смотритель, кажется, судил иначе. В этой земле трудно достать лошадей, господин офицер.
Кирила Петрович с великим удовольствием стал рассказывать подвиг своего
француза, ибо имел счастливую способность тщеславиться всем, что только ни окружало его. Гости со вниманием слушали повесть о Мишиной смерти и с изумлением посматривали
на Дефоржа, который, не подозревая, что разговор шел о его храбрости, спокойно сидел
на своем
месте и делал нравственные замечания резвому своему воспитаннику.
Он не обращал внимания, так, как это делает большая часть
французов,
на то, что истина только дается методе, да и то остается неотъемлемой от нее; истина же как результат — битая фраза, общее
место.
Вообще француз-буржуа как нельзя больше доволен, что он занял"надлежащее"
место в концерте европейских держав, и не нарадуется
на своих дипломатов.
Что-то в шинели ничком лежало
на том
месте, где стоял Володя, и всё это пространство было уже занято
французами, стрелявшими в наших.
А всё те же звуки раздаются с бастионов, всё так же — с невольным трепетом и суеверным страхом, — смотрят в ясный вечер
французы из своего лагеря
на черную изрытую землю бастионов Севастополя,
на черные движущиеся по ним фигуры наших матросов и считают амбразуры, из которых сердито торчат чугунные пушки; всё так же в трубу рассматривает, с вышки телеграфа, штурманский унтер-офицер пестрые фигуры
французов, их батареи, палатки, колонны, движущиеся по Зеленой горе, и дымки, вспыхивающие в траншеях, и всё с тем же жаром стремятся с различных сторон света разнородные толпы людей, с еще более разнородными желаниями, к этому роковому
месту.
— Как они подскочили, братцы мои, — говорил басом один высокий солдат, несший два ружья за плечами, — как подскочили, как крикнут: Алла, Алла! [Наши солдаты, воюя с турками, так привыкли к этому крику врагов, что теперь всегда рассказывают, что
французы тоже кричат «Алла!»] так так друг
на друга и лезут. Одних бьешь, а другие лезут — ничего не сделаешь. Видимо невидимо… — Но в этом
месте рассказа Гальцин остановил его.
— Как знать, милый друг маменька! А вдруг полки идут! Может быть, война или возмущение — чтоб были полки в срок
на местах! Вон, намеднись, становой сказывал мне, Наполеон III помер, — наверное, теперь
французы куролесить начнут! Натурально, наши сейчас вперед — ну, и давай, мужичок, подводку! Да в стыть, да в метель, да в бездорожицу — ни
на что не посмотрят: поезжай, мужичок, коли начальство велит! А нас с вами покамест еще поберегут, с подводой не выгонят!
Настя(крепко прижимая руки ко груди). Дедушка! Ей-богу… было это! Всё было!.. Студент он…
француз был… Гастошей звали… с черной бородкой… в лаковых сапогах ходил… разрази меня гром
на этом
месте! И так он меня любил… так любил!
Он взял за руку
француза и, отойдя к окну, сказал ему вполголоса несколько слов.
На лице офицера не заметно было ни малейшей перемены; можно было подумать, что он разговаривает с знакомым человеком о хорошей погоде или дожде. Но пылающие щеки защитника европейского образа войны, его беспокойный, хотя гордый и решительный вид — все доказывало, что дело идет о назначении
места и времени для объяснения, в котором красноречивые фразы и логика ни к чему не служат.
С четверть часа, окруженные со всех сторон,
французы упорно защищались; наконец, более половины неприятельской пехоты и почти вся конница легли
на месте, остальные положили оружие.
В продолжение этого короткого, но жаркого дела Рославлев заметил одного русского офицера, который, по-видимому, командовал всем отрядом; он летал и крутился как вихрь впереди своих наездников: лихой горской конь его перепрыгивал через кучи убитых, топтал в ногах
французов и с быстротою молнии переносил его с одного
места на другое.
Я подъехал ближе, остановился; драгун начал опять трубить; звуки трубы сливались по-прежнему с воем ветра; а проклятый
француз, как
на смех, не подымал головы и, остановясь
на одном
месте, принялся чертить штыком по песку, вероятно, вензель какой-нибудь парижской красавицы.
— А если это
французы? Нет, брат, в военное время дремать не надобно. Ефрейтор! скажи также дежурному по роте, чтоб люди были
на всякой случай в готовности и при первой тревоге выходили бы все
на сборное
место.
На плане значился громадный город — правда, в проекте — с внушительными зданиями, похожими
на дворцы, с собором, с широкими улицами и площадями, носящими громкие названия, в числе которых чаще всего встречалось имя Наполеона, тогдашнего императора
французов, с казармами, театром и разными присутственными
местами, — и вместо всего этого Ашанин увидел большую, широко раскинувшуюся деревню с анамитскими домиками и хижинами, из которых многие были окружены широкой листвой тропических деревьев.
Все пассажиры первого класса были
на своих
местах за двумя столами, и оживленные разговоры, шутки, смех и остроты не прекращались, особенно среди
французов, составлявших большинство.
Француз отпустил
на место девочку, читавшую ему все ту же басню, и, переговорив с классной дамой по поводу «новенькой», вызвал наконец и меня, велев прочесть по книге.
И ему было неловко. Приглашение Анны Серафимовны походило
на вызов. В ней заговорило женское чувство, очень близкое к ревности. Ни за что он не воспользуется им. Конечно, другой
на его
месте сейчас же бы начал действовать… Взял бы за руку, подсел бы близко-близко и заговорил
на нетрудную тему. Ведь она такая красивая — эта Анна Серафимовна, по-своему не хуже той девицы… Не виновата она, что у ней нет чего-то высшего, того, что
французы называют"fion" [лоск (фр.).].
Лессинг был не охотник до
французов и в особенности до Вольтера, а загляните в его «Гамбургскую драматургию», и вы найдете там в одном
месте его жалобы, как немца,
на низменное положение литературы в Германии.
Их чувства, надо полагать, были еще тоньше, а понимание острее, а потому они сделают, что им следовало сделать, т. е. они сначала избавят свое образцовое воспитательное заведение от
француза, который вместо того, чтобы приготовлять из питомцев «русских людей», учил их, что называется, «
на собак лаять», а потом поставят
на его
место лучшего воспитателя.
Мальчик знал даже, где в Париже можно провести весело время, но вовсе не знал России и с Петербургом знаком был мало. Его познания о России ограничивались начальными уроками географии и грузинской усадьбой, куда он летом ездил
на праздники, да и там он более занимался изучением лошадей, собак и
мест, удобных для охоты. Гувернер-француз был страстный охотник, во время прогулок он обращал внимание своего воспитанника лишь
на места, удобные для охоты, и
на разные породы догов.
Курган,
на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи или батареи Раевского, а у
французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre) [большого редута, рокового редута, центрального редута]
место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое
французы считали важнейшим пунктом позиции.
Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно
место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт,
на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были
на маневрах именно
на тех полях,
на которых теперь предстояло сразиться с
французом); до малейших подробностей была известна и передана
на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались
на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали
на том, что
французы из разных домов свезли вещи в одно
место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дòма те вещи, которые у него найдены.
«Они вероятно думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтоб они остались
на своих
местах и сама уеду, бросив их
на произвол
французов», думала княжна Марья. «Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что André еще больше бы сделал
на моем
месте», думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей
на выгоне у амбара.
В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел
на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном
на том
месте, о вое собаки, о преступных лицах двух
французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева
на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись Бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом,
на балконе его киевского дома.
Кутузов долго внимательно поглядел
на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом
месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу
француза, что-то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе 3000, теперь, в числе 900 человек, пришел одним из первых
на назначенное
место ночлега, в деревню
на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми
французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
С того
места,
на котором остановился мужик, были видны
французы.
Смотреть в цепи нечего было, так как и с того
места,
на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что
французы обходят левое крыло.
Раевский доносил, что войска твердо стоят
на своих
местах, и что
французы не смеют атаковать более.
Пока происходят споры и интриги о будущем поле сражения, пока мы отыскивали
французов, ошибаясь в их
месте нахождения,
французы натыкаются
на дивизию Неверовского и подходят к самым стенам Смоленска.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение, и что противно тому, что́ происходило в полосе Лысых Гор
на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни) в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с
французами, получали какие-то бумаги, ходившие между ними, и оставались
на местах.
Сам же Денисов с эсаулом и Петей намеревался подъехать к опушке леса, выходившей к Шамшеву, с тем чтобы взглянуть
на то
место расположения
французов,
на которое должно было быть направлено завтрашнее нападение.
Обетованная земля при наступлении
французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего 1000 верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели, «нынче я приду за 40 верст
на место отдыха и ночлега», и в первый переход это
место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает
на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные
места, то выдавал никуда негодное оружие пьяному сброду, то поднимал образà, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то
на 136 подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал
на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию
французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех
французов из Москвы, то оставлял в городе г-жу Обер-Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт-директора Ключарева; то сбирал народ
на Три Горы, чтобы драться с
французами, то, чтоб отделаться от этого народа, отдавал ему
на убийство человека, и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по-французски стихи о своем участии в этом деле, [Je suis né Tartare. Je voulus être Romain. Les Français m’appelèrent barbare. Les Russes — Georges Dandin.
Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без имени, даже не
француз, самыми, кажется, странными случайностями, продвигается между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них, выносится
на заметное
место.
Но ежели бы даже цель русских состояла в том, чтобы сбить
французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войска, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь
на своих
местах, потеряли ПОЛОВИНУ своего войска.
— Кабы я был
на месте Николушки, я бы еще больше этих
французов убил, — сказал он, — такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, — продолжал Петя.