Неточные совпадения
В конце мая, когда уже всё более или менее устроилось, она получила ответ мужа на свои жалобы о деревенских неустройствах. Он
писал ей, прося прощения
в том, что не обдумал всего, и обещал приехать при первой возможности. Возможность эта не представилась, и до начала июня Дарья Александровна жила одна
в деревне.
Анна
написала письмо мужу, прося его о разводе, и
в конце ноября, расставшись с княжной Варварой, которой надо было ехать
в Петербург, вместе с Вронским переехала
в Москву. Ожидая каждый день ответа Алексея Александровича и вслед затем развода, они поселились теперь супружески вместе.
И опять по обеим сторонам столбового пути пошли вновь
писать версты, станционные смотрители, колодцы, обозы, серые деревни с самоварами, бабами и бойким бородатым хозяином, бегущим из постоялого двора с овсом
в руке, пешеход
в протертых лаптях, плетущийся за восемьсот верст, городишки, выстроенные живьем, с деревянными лавчонками, мучными бочками, лаптями, калачами и прочей мелюзгой, рябые шлагбаумы, чинимые мосты, поля неоглядные и по ту сторону и по другую, помещичьи рыдваны, [Рыдван —
в старину: большая дорожная карета.] солдат верхом на лошади, везущий зеленый ящик с свинцовым горохом и подписью: такой-то артиллерийской батареи, зеленые, желтые и свежеразрытые черные полосы, мелькающие по степям, затянутая вдали песня, сосновые верхушки
в тумане, пропадающий далече колокольный звон, вороны как мухи и горизонт без
конца…
Конечно, вы не раз видали
Уездной барышни альбом,
Что все подружки измарали
С
конца, с начала и кругом.
Сюда, назло правописанью,
Стихи без меры, по преданью,
В знак дружбы верной внесены,
Уменьшены, продолжены.
На первом листике встречаешь
Qu’écrirez-vous sur ces tablettes;
И подпись: t. á. v. Annette;
А на последнем прочитаешь:
«Кто любит более тебя,
Пусть
пишет далее меня».
Соня прямо
писала, что он, особенно вначале, не только не интересовался ее посещениями, но даже почти досадовал на нее, был несловоохотлив и даже груб с нею, но что под
конец эти свидания обратились у него
в привычку и даже чуть не
в потребность, так что он очень даже тосковал, когда она несколько дней была больна и не могла посещать его.
—
В бреду? Нет… Ты выходишь за Лужина для меня. А я жертвы не принимаю. И потому, к завтраму,
напиши письмо… с отказом… Утром дай мне прочесть, и
конец!
Письма Сони казались сперва Дуне и Разумихину как-то сухими и неудовлетворительными; но под
конец оба они нашли, что и
писать лучше невозможно, потому что и из этих писем
в результате получалось все-таки самое полное и точное представление о судьбе их несчастного брата.
Это приуготовило меня к чему-то важному, ибо обыкновенно письма
писала ко мне матушка, а он
в конце приписывал несколько строк.
Не без труда и не скоро он распутал тугой клубок этих чувств: тоскливое ощущение утраты чего-то очень важного, острое недовольство собою, желание отомстить Лидии за обиду, половое любопытство к ней и рядом со всем этим напряженное желание убедить девушку
в его значительности, а за всем этим явилась уверенность, что
в конце концов он любит Лидию настоящей любовью, именно той, о которой
пишут стихами и прозой и
в которой нет ничего мальчишеского, смешного, выдуманного.
В самом деле, пора было ехать домой. Мать
писала письма, необычно для нее длинные, осторожно похвалила деловитость и энергию Спивак, сообщала, что Варавка очень занят организацией газеты. И
в конце письма еще раз пожаловалась...
Еще более призадумался Обломов, когда замелькали у него
в глазах пакеты с надписью нужное и весьма нужное, когда его заставляли делать разные справки, выписки, рыться
в делах,
писать тетради
в два пальца толщиной, которые, точно на смех, называли записками; притом всё требовали скоро, все куда-то торопились, ни на чем не останавливались: не успеют спустить с рук одно дело, как уж опять с яростью хватаются за другое, как будто
в нем вся сила и есть, и, кончив, забудут его и кидаются на третье — и
конца этому никогда нет!
Тушин опять покачал ель, но молчал. Он входил
в положение Марка и понимал, какое чувство горечи или бешенства должно волновать его, и потому не отвечал злым чувством на злобные выходки, сдерживая себя, а только тревожился тем, что Марк, из гордого упрямства, чтоб не быть принуждену уйти, или по остатку раздраженной страсти, еще сделает попытку
написать или видеться и встревожит Веру. Ему хотелось положить совсем
конец этим покушениям.
Жаль, что ей понадобилась комедия,
в которой нужны и начало и
конец, и завязка и развязка, а если б она
писала роман, то, может быть, и не бросила бы.
Писал Макар Иванович из разных
концов России, из городов и монастырей,
в которых подолгу иногда проживал.
Я записываю лишь события, уклоняясь всеми силами от всего постороннего, а главное — от литературных красот; литератор
пишет тридцать лет и
в конце совсем не знает, для чего он
писал столько лет.
Обязанность — изложить событие
в донесении — лежала бы на мне, по моей должности секретаря при адмирале, если б я продолжал плавание до
конца. Но я не жалею, что не мне пришлось
писать рапорт: у меня не вышло бы такого капитального произведения, как рапорт адмирала («Морской сборник», июль,1855).
И тогда может наступить
конец Европы не
в том смысле,
в каком я
писал о нем
в одной из статей этой книги, а
в более страшном и исключительно отрицательном смысле слова.
Изволил выразить мысль, что если я-де не соглашусь на карьеру архимандрита
в весьма недалеком будущем и не решусь постричься, то непременно уеду
в Петербург и примкну к толстому журналу, непременно к отделению критики, буду
писать лет десяток и
в конце концов переведу журнал на себя.
Надобно было положить этому
конец. Я решился выступить прямо на сцену и
написал моему отцу длинное, спокойное, искреннее письмо. Я говорил ему о моей любви и, предвидя его ответ, прибавлял, что я вовсе его не тороплю, что я даю ему время вглядеться, мимолетное это чувство или нет, и прошу его об одном, чтоб он и Сенатор взошли
в положение несчастной девушки, чтоб они вспомнили, что они имеют на нее столько же права, сколько и сама княгиня.
Пока еще не разразилась над нами гроза, мой курс пришел к
концу. Обыкновенные хлопоты, неспаные ночи для бесполезных мнемонических пыток, поверхностное учение на скорую руку и мысль об экзамене, побеждающая научный интерес, все это — как всегда. Я
писал астрономическую диссертацию на золотую медаль и получил серебряную. Я уверен, что я теперь не
в состоянии был бы понять того, что тогда
писал и что стоило вес серебра.
Я давно любил, и любил страстно, Ника, но не решался назвать его «другом», и когда он жил летом
в Кунцеве, я
писал ему
в конце письма: «Друг ваш или нет, еще не знаю». Он первый стал мне
писать ты и называл меня своим Агатоном по Карамзину, а я звал его моим Рафаилом по Шиллеру. [«Philosophische Briefe» — «Философские письма» (нем.) (Прим. А. И. Герцена.)]
Блудов, известный как продолжатель истории Карамзина, не написавший ни строки далее, и как сочинитель «Доклада следственной комиссии» после 14 декабря, которого было бы лучше совсем не
писать, принадлежал к числу государственных доктринеров, явившихся
в конце александровского царствования.
Не одни железные цепи перетирают жизнь; Чаадаев
в единственном письме, которое он мне
писал за границу (20 июля 1851), говорит о том, что он гибнет, слабеет и быстрыми шагами приближается к
концу — «не от того угнетения, против которого восстают люди, а того, которое они сносят с каким-то трогательным умилением и которое по этому самому пагубнее первого».
И вот мы опять едем тем же проселком; открывается знакомый бор и гора, покрытая орешником, а тут и брод через реку, этот брод, приводивший меня двадцать лет тому назад
в восторг, — вода брызжет, мелкие камни хрустят, кучера кричат, лошади упираются… ну вот и село, и дом священника, где он сиживал на лавочке
в буром подряснике, простодушный, добрый, рыжеватый, вечно
в поту, всегда что-нибудь прикусывавший и постоянно одержимый икотой; вот и канцелярия, где земский Василий Епифанов, никогда не бывавший трезвым,
писал свои отчеты, скорчившись над бумагой и держа перо у самого
конца, круто подогнувши третий палец под него.
— И на третий закон можно объясненьице
написать или и так устроить, что прошенье с третьим-то законом с надписью возвратят. Был бы царь
в голове, да перо, да чернила, а прочее само собой придет. Главное дело, торопиться не надо, а вести дело потихоньку, чтобы только сроки не пропускать. Увидит противник, что дело тянется без
конца, а со временем, пожалуй, и самому дороже будет стоить — ну, и спутается. Тогда из него хоть веревки вей. Либо срок пропустит, либо на сделку пойдет.
В конце XIX и начале XX века считали огромным достижением
в познании человека,
в понимании писателей и разгадки написанных ими книг, когда открыли, что человек может скрывать себя
в своей мысли и
писать обратное тому, что он
в действительности есть.
Уже
в конце восьмидесятых годов он появился
в Москве и сделался постоянным сотрудником «Русских ведомостей» как переводчик, кроме того,
писал в «Русской мысли».
В Москве ему жить было рискованно, и он ютился по маленьким ближайшим городкам, но часто наезжал
в Москву, останавливаясь у друзей.
В редакции, кроме самых близких людей, мало кто знал его прошлое, но с друзьями он делился своими воспоминаниями.
Потом, уже перед
концом своей жизни, Чаадаев, видимо, нуждаясь
в деньгах,
пишет своей кузине Щербатовой...
В конце концов Банькевич потерял самообладание и стал
писать доносы
в высшие инстанции на самих судей, чинящих одному Курцевичу толеранцию и потакательство, а ему, сироте — дворянину, — импертыненцию и несправедливость.
…Читал «Пахарь» Григоровича. Пожалуйста, прочти его
в мартовской книге «Современника» и скажи мне, какое на тебя сделает впечатление эта душевная повесть. По-моему, она — быль; я уже просил благодарить Григоровича — особенно за начало.
В конце немного мелодрама. Григорович — племянник Камиллы Петровны Ивашевой.
В эту же ночь
написал к М. П. Ледантю, его бабушке…
В конце второй недели после переезда к Нечаям доктор, рывшийся каждый день
в своих книгах и записках, сшил из бумаги большую тетрадь и стал
писать психиатрическую диссертацию.
Она
в самом деле любила Клеопатру Петровну больше всех подруг своих. После той размолвки с нею, о которой когда-то Катишь
писала Вихрову, она сама, первая, пришла к ней и попросила у ней прощения.
В Горохове их ожидала уже вырытая могила; опустили туда гроб, священники отслужили панихиду — и Вихров с Катишь поехали назад домой. Всю дорогу они, исполненные своих собственных мыслей, молчали, и только при самом
конце их пути Катишь заговорила...
Мне сейчас стыдно
писать об этом, но я обещал
в этих записках быть откровенным до
конца. Так вот: я нагнулся — и поцеловал заросший, мягкий, моховой рот. Старуха утерлась, засмеялась…
Вскоре и Адуев стал одною из пружин машины. Он
писал,
писал,
писал без
конца и удивлялся уже, что по утрам можно делать что-нибудь другое; а когда вспоминал о своих проектах, краска бросалась ему
в лицо.
При упорном труде Н.И. Пастухов выучился сам
в конце концов писать заметки о происшествиях, добывая их у полиции и у трущобников, и вскоре сделался первым и единственным московским репортером, которому можно было верить безусловно.
Наша правдивая история близится к
концу. Через некоторое время, когда Матвей несколько узнал язык, он перешел работать на ферму к дюжему немцу, который, сам страшный силач, ценил и
в Матвее его силу. Здесь Матвей ознакомился с машинами, и уже на следующую весну Нилов, перед своим отъездом, пристроил его
в еврейской колонии инструктором. Сам Нилов уехал, обещав
написать Матвею после приезда.
В письме Петрухиной матери было писано, во-первых, благословение, во-вторых, поклоны всех, известие о смерти крестного и под
конец известие о том, что Аксинья (жена Петра) «не захотела с нами жить и пошла
в люди. Слышно, что живет хорошо и честно». Упоминалось о гостинце, рубле, и прибавлялось то, что уже прямо от себя, и слово
в слово, пригорюнившаяся старуха, со слезами на глазах, велела
написать дьяку...
Всю зиму, не слушая её печальных вьюг, он заглядывал
в будущее через могилу у своих ног,
писал свои покаяния и гимны, как бы прося прощения у людей, мимо которых прошел, — прощения себе и всем, кто бесцветной жизнью обездолил землю; а
в конце весны земля позвала его.
Потом он проворно вскочил с постели, босиком подошел к шкафу, торопливо вытащил известную нам родословную, взял из чернильницы перо, провел черту от кружка с именем «Алексей», сделал кружок на
конце своей черты и
в середине его
написал: «Сергей».
— Вот то-то, любезнейший; с
конца добрые люди не начинают. Прежде, нежели цидулки
писать да сбивать с толку, надобно бы подумать, что вперед; если вы
в самом деле ее любите да хотите руки просить, отчего же вы не позаботились о будущем устройстве?
— Я
написала бы, что думает и чувствует одинокая женщина… Ведь все женщины
в конце концов остаются одинокими. Вот вы этого-то, главного, и не понимаете, Василий Иваныч…
Мне ничего не оставалось, как признаться, хотя мне
писала не «одна добрая мать», а «один добрый отец». У меня лежало только что вчера полученное письмо,
в таком же конверте и с такой же печатью, хотя оно пришло из противоположного
конца России. И Пепко и я были далекими провинциалами.
Так,
в одной жалобе, посланной им
в Петербург на местного губернатора, он
писал без запятых и точек: «
в бытность мою
в губернском городе на выборах я однажды встретился с господином начальником губернии и был изруган им подлецом и мошенником», а
в другой раз,
в просьбе, поданной
в уголовную палату, устроил, конечно с умыслом,
в разных местах подчистки некоторых слов
в таком порядке, что получил возможность
в конце прошения
написать следующую оговорку: «а что
в сем прошении по почищенному написано, что судившие меня, члены, уголовной, палаты, все, до, одного, взяточники, подлецы, и, дураки, то это все верно и прошу
в том не сомневаться…»
И
в конце концов, иногда при круглых пятерках по предметам, стояло три с минусом за поведение. Да еще на грех стал я стихи
писать. И немало пострадал за это…
На полянке, с которой был виден другой
конец пруда, стоял мольберт, за ним сидел
в белом пиджаке высокий, величественный старец, с седой бородой, и
писал картину. Я видел только часть его профиля.
Итак, повторяю: тихо везде, скромно, но притом — свободно. Вот нынче какое правило! Встанешь утром, просмотришь газеты — благородно."Из Белебея
пишут","из Конотопа
пишут"… Не горит Конотоп, да и шабаш! А прежде — помните, когда мы с вами, тетенька,"бредили", — сколько раз он от этих наших бредней из
конца в конец выгорал! Даже"Правительственный вестник" — и тот
в этом отличнейшем газетном хоре каким-то горьким диссонансом звучит. Все что-то о хлебах публикует: не поймешь, произрастают или не произрастают.
Кочкарев (
в сторону).Как это угораздило его подвернуться? (Агафье Тихоновне, вполголоса.)Смотрите, смотрите: на ногах не держится. Эдакое мыслете он всякий день
пишет. Прогоните его, да и
концы в воду! (
В сторону.)А Подколесина нет как нет. Экой мерзавец! Уж я ж вымещу на нем! (Уходит.)
— Позвольте!.. Позвольте!.. — воскликнул барон, все время стоявший за плечом у Анны Юрьевны и смотревший, что она
пишет. — Так
писать нельзя, что вы
в конце приписываете.
Поэтому проводится множество бессонных ночей, портится громада бумаги, для того только, чтобы
в конце концов вышло: на последнем я листочке
напишу четыре строчки.
Чебутыкин. Ничего. Глупости. Соленый стал придираться к барону, а тот вспылил и оскорбил его, и вышло так
в конце концов, что Соленый обязан был вызвать его на дуэль. (Смотрит на часы.) Пора бы, кажется, уж…
В половине первого,
в казенной роще, вот
в той, что отсюда видать за рекой… Пиф-паф. (Смеется.) Соленый воображает, что он Лермонтов, и даже стихи
пишет. Вот шутки шутками, а уж у него третья дуэль.