Неточные совпадения
Дамы раскрыли зонтики и вышли
на боковую дорожку. Пройдя несколько поворотов и выйдя из калитки, Дарья Александровна увидала пред собой
на высоком
месте большое, красное, затейливой формы, уже почти оконченное строение. Еще не окрашенная железная крыша ослепительно блестела
на ярком солнце. Подле оконченного строения выкладывалось другое, окруженное
лесами, и рабочие в фартуках
на подмостках клали кирпичи и заливали из шаек кладку и равняли правилами.
Место тяги было недалеко над речкой в мелком осиннике. Подъехав к
лесу, Левин слез и провел Облонского
на угол мшистой и топкой полянки, уже освободившейся от снега. Сам он вернулся
на другой край к двойняшке-березе и, прислонив ружье к развилине сухого нижнего сучка, снял кафтан, перепоясался и попробовал свободы движений рук.
Перед лётками ульев рябили в глазах кружащиеся и толкущиеся
на одном
месте, играющие пчелы и трутни, и среди их, всё в одном направлении, туда в
лес на цветущую липу и назад к ульям, пролетали рабочие пчелы с взяткой и за взяткой.
Когда дорога понеслась узким оврагом в чащу огромного заглохнувшего
леса и он увидел вверху, внизу, над собой и под собой трехсотлетние дубы, трем человекам в обхват, вперемежку с пихтой, вязом и осокором, перераставшим вершину тополя, и когда
на вопрос: «Чей
лес?» — ему сказали: «Тентетникова»; когда, выбравшись из
леса, понеслась дорога лугами, мимо осиновых рощ, молодых и старых ив и лоз, в виду тянувшихся вдали возвышений, и перелетела мостами в разных
местах одну и ту же реку, оставляя ее то вправо, то влево от себя, и когда
на вопрос: «Чьи луга и поемные
места?» — отвечали ему: «Тентетникова»; когда поднялась потом дорога
на гору и пошла по ровной возвышенности с одной стороны мимо неснятых хлебов: пшеницы, ржи и ячменя, с другой же стороны мимо всех прежде проеханных им
мест, которые все вдруг показались в картинном отдалении, и когда, постепенно темнея, входила и вошла потом дорога под тень широких развилистых дерев, разместившихся врассыпку по зеленому ковру до самой деревни, и замелькали кирченые избы мужиков и крытые красными крышами господские строения; когда пылко забившееся сердце и без вопроса знало, куды приехало, — ощущенья, непрестанно накоплявшиеся, исторгнулись наконец почти такими словами: «Ну, не дурак ли я был доселе?
— Вот смотрите, в этом
месте уже начинаются его земли, — говорил Платонов, указывая
на поля. — Вы увидите тотчас отличье от других. Кучер, здесь возьмешь дорогу налево. Видите ли этот молодник-лес? Это — сеяный. У другого в пятнадцать лет не поднялся <бы> так, а у него в восемь вырос. Смотрите, вот
лес и кончился. Начались уже хлеба; а через пятьдесят десятин опять будет
лес, тоже сеяный, а там опять. Смотрите
на хлеба, во сколько раз они гуще, чем у другого.
Им овладело беспокойство,
Охота к перемене
мест(Весьма мучительное свойство,
Немногих добровольный крест).
Оставил он свое селенье,
Лесов и нив уединенье,
Где окровавленная тень
Ему являлась каждый день,
И начал странствия без цели,
Доступный чувству одному;
И путешествия ему,
Как всё
на свете, надоели;
Он возвратился и попал,
Как Чацкий, с корабля
на бал.
Подъехав к Калиновому
лесу, мы нашли линейку уже там и, сверх всякого ожидания, еще телегу в одну лошадь,
на середине которой сидел буфетчик. Из-под сена виднелись: самовар, кадка с мороженой формой и еще кой-какие привлекательные узелки и коробочки. Нельзя было ошибиться: это был чай
на чистом воздухе, мороженое и фрукты. При виде телеги мы изъявили шумную радость, потому что пить чай в
лесу на траве и вообще
на таком
месте,
на котором никто и никогда не пивал чаю, считалось большим наслаждением.
Он пошел к Неве по В—му проспекту; но дорогою ему пришла вдруг еще мысль: «Зачем
на Неву? Зачем в воду? Не лучше ли уйти куда-нибудь очень далеко, опять хоть
на острова, и там где-нибудь, в одиноком
месте, в
лесу, под кустом, — зарыть все это и дерево, пожалуй, заметить?» И хотя он чувствовал, что не в состоянии всего ясно и здраво обсудить в эту минуту, но мысль ему показалась безошибочною.
В
лесу,
на холме, он выбрал
место, откуда хорошо видны были все дачи, берег реки, мельница, дорога в небольшое село Никоново, расположенное недалеко от Варавкиных дач, сел
на песок под березами и развернул книжку Брюнетьера «Символисты и декаденты». Но читать мешало солнце, а еще более — необходимость видеть, что творится там, внизу.
В одном
месте на песке идет борьба, как в цирке, в другом покрывают крышу барака зелеными ветвями, вдали, почти
на опушке
леса, разбирают барак, построенный из круглых жердей.
Запахло сыростью. Становилось все темнее и темнее. Деревья сгруппировались в каких-то чудовищ; в
лесу стало страшно: там кто-то вдруг заскрипит, точно одно из чудовищ переходит с своего
места на другое, и сухой сучок, кажется, хрустит под его ногой.
Райский вздрогнул и, взволнованный, грустный, воротился домой от проклятого
места. А между тем эта дичь
леса манила его к себе, в таинственную темноту, к обрыву, с которого вид был хорош
на Волгу и оба ее берега.
Пробыв неделю у Тушина в «Дымке», видя его у него, дома, в поле, в
лесу, в артели,
на заводе, беседуя с ним по ночам до света у камина, в его кабинете, — Райский понял вполне Тушина, многому дивился в нем, а еще более дивился глазу и чувству Веры, угадавшей эту простую, цельную фигуру и давшей ему в своих симпатиях
место рядом с бабушкой и с сестрой.
Вся Малиновка, слобода и дом Райских, и город были поражены ужасом. В народе, как всегда в таких случаях, возникли слухи, что самоубийца, весь в белом, блуждает по
лесу, взбирается иногда
на обрыв, смотрит
на жилые
места и исчезает. От суеверного страха ту часть сада, которая шла с обрыва по горе и отделялась плетнем от ельника и кустов шиповника, забросили.
Возвращение
на фрегат было самое приятное время в прогулке: было совершенно прохладно; ночь тиха; кругом,
на чистом горизонте, резко отделялись черные силуэты пиков и
лесов и ярко блистала зарница — вечное украшение небес в здешних
местах. Прямо
на голову текли лучи звезд, как серебряные нити. Но вода была лучше всего: весла с каждым ударом черпали чистейшее серебро, которое каскадом сыпалось и разбегалось искрами далеко вокруг шлюпки.
Сегодня я ночевал
на Ноктуйской станции; это центр жительства золотоприискателей. Тут и дорога получше, и все живее, потому что много проезжих. Лена делается уже; в ином
месте и версты нет, только здесь выдался плес, версты в две. Берега, крутые оба, сплошь покрыты
лесом.
В одном
месте кроется целый
лес в темноте, а тут вдруг обольется ярко лучами солнца, как золотом, крутая окраина с садами. Не знаешь,
на что смотреть, чем любоваться; бросаешь жадный взгляд всюду и не поспеваешь следить за этой игрой света, как в диораме.
Ни одна река так сильно не разбивается
на протоки, как Бикин. Удэгейцы говорят, что есть
места, где можно насчитать 22 протоки. Течение Бикина гораздо спокойнее, чем течение Имана, но русло его завалено топным
лесом, что очень затрудняет плавание
на лодках. От устья Бягаму до железной дороги около 350 км.
На карте крупного масштаба река Бикин рисуется в виде сплошного лабиринта проток. Некоторые из них имеют по нескольку километров длины и далеко отходят в сторону, образуя огромные острова, покрытые
лесом из ясеня, бархата, липы, тополя, клена, ореха и т.д. Одни протоки имеют удэгейские названия, другие — китайские, третьи — русские. Например, Маумаса, Агаму, Кагала-тун, Чинталу (большое чистое
место), Затяжная и другие.
На опушке лиственного
леса, что около болота, староверы часто находили неглубоко в земле бусы, серьги, браслеты, пуговицы, стрелы, копья и человеческие кости. Я осмотрел это
место и нашел следы жилищ.
На старинных морских картах при устье Амагу показаны многочисленные туземные юрты. Старик рассказывал мне, что лет 30 назад здесь действительно жило много удэгейцев, но все они погибли от оспы. В 1870 году, по словам Боголюбского,
на берегу моря, около реки Амагу, жило много туземцев.
Всюду в обнажениях я видел кристаллические сланцы и кварцы, окрашенные окисью меди. Китайцы говорят, что
на Сице есть золото, а в горах — горный хрусталь. В долине Сицы раньше были хорошие хвойные смешанные
леса, впоследствии выгоревшие. Теперь
на месте пожарища выросли березняки 25-летнего возраста.
Раньше, когда долина Кусуна была покрыта
лесом, здесь водилось много соболей. Теперь это пустыня.
На горах выросли осинники и березняки, а
места поемных
лесов заняли тонкоствольные тальники, ольшаники и молодая лиственница.
Вся долина реки Найны покрыта горелым
лесом — пожар был здесь несколько лет назад. Ныне
на месте хвойного
леса вырос молодняк, состоящий из березы, лиственницы и осины.
Шли мы теперь без проводника, по приметам, которые нам сообщил солон. Горы и речки так походили друг
на друга, что можно было легко ошибиться и пойти не по той дороге. Это больше всего меня беспокоило. Дерсу, наоборот, относился ко всему равнодушно. Он так привык к
лесу, что другой обстановки, видимо, не мог себе представить. Для него было совершенно безразлично, где ночевать — тут или в ином
месте…
Подъем у него был продолжительный, но некрутой. Внизу, у подножия хребта, растет смешанный
лес, который по мере приближения к гребню становится жидким и сорным. Лиственные породы скоро уступили
место хвойным, и
на смену кустарнику и травяному подлесью явились мхи и багульник.
В 1910 году, зимой, я вернулся в Хабаровск и тотчас поехал
на станцию Корфовскую, чтобы навестить дорогую могилку. Я не узнал
места — все изменилось: около станции возник целый поселок, в пригорьях Хехцира открыли ломки гранита, начались порубки
леса, заготовка шпал. Мы с А.И. Дзюлем несколько раз принимались искать могилу Дерсу, но напрасно. Приметные кедры исчезли, появились новые дороги, насыпи, выемки, бугры, рытвины и ямы…
Я измерил несколько елей. Из 40 измерений в 4
местах (по 10 измерений в каждом) я получил следующие цифры: 44, 80, 103 и 140 см. Цифры эти указывают
на лучшие качества
леса по мере удаления от Сихотэ-Алиня.
Выбор
места для бивака в таком
лесу всегда доставляет много затруднений: попадешь или
на камни, опутанные корнями деревьев, или
на валежник, скрытый под мхом.
Непогода совсем почти стихла. Вековые ели и кедры утратили свой белый наряд, зато
на земле во многих
местах намело большие сугробы. По ним скользили солнечные лучи, и от этого в
лесу было светло по-праздничному.
В то время когда мы сидели у костра и пили чай, из-за горы вдруг показался орлан белохвостый. Описав большой круг, он ловко, с налета, уселся
на сухоствольной лиственнице и стал оглядываться. Захаров выстрелил в него и промахнулся. Испуганная птица торопливо снялась с
места и полетела к
лесу.
Река Угрюмая течет в широтном направлении. Узкая долина ее покрыта густым хвойно-смешанным
лесом. Следы разрушительного действия воды видны
на каждом шагу. Лежащие
на земле деревья, занесенные галькой и песком, служат запрудами, пока какое-нибудь новое большое наводнение не перенесет их в другое
место.
Здесь,
на каменистых склонах, попутно я собрал колокольчик (платикодон крупноцветный), одно из самых обычных и красивых растений формации орешников и лугов
на местах выгоревшего
леса.
Река Бикин считается самой лесистой рекой.
Лесом покрыто все: горы, долины и острова. Бесконечная тайга тянется во все стороны
на сотни километров. Немудрено, что
места эти в бассейне Уссури считаются самыми зверовыми.
Любимым
местом пребывания козули являются лиственные болотистые
леса, и только вечером она выходит пастись
на поляны.
Выбрав
место для ночевки, я приказал Захарову и Аринину ставить палатку, а сам с Дерсу пошел
на охоту. Здесь по обоим берегам реки кое-где узкой полосой еще сохранился живой
лес, состоящий из осины, ольхи, кедра, тальника, березы, клена и лиственницы. Мы шли и тихонько разговаривали, он — впереди, а я — несколько сзади. Вдруг Дерсу сделал мне знак, чтобы я остановился. Я думал сначала, что он прислушивается, но скоро увидел другое: он поднимался
на носки, наклонялся в стороны и усиленно нюхал воздух.
В Уссурийском крае козуля обитает повсеместно, где только есть поляны и выгоревшие
места. Она не выносит высоких гор, покрытых осыпями, и густых хвойных
лесов. Охотятся
на нее ради мяса. Зимние шкурки идут
на устройство спальных мешков, кухлянок и дох; рога продаются по три рубля за пару.
19 декабря наш отряд достиг реки Бягаму, текущей с юго-востока, по которой можно выйти
на реку Кусун. Эта река и по величине, и по обилию воды раза в два больше Мыге. Близ своего устья она около 20 м шириной и 1–1,5 м глубиной. По словам удэгейцев, вся долина Бягаму покрыта гарью;
лес сохранился только около Бикина. Раньше Бягаму было одним из самых зверовых
мест; особенно много было здесь лосей. Ныне это пустыня. После пожаров все звери ушли
на Арму и Кулумбе, притоки Имана.
Подъем
на перевал со стороны моря довольно крутой. В этих
местах гребень Сихотэ-Алиня голый. Не без труда взобрались мы
на Хребет. Я хотел остановиться здесь и осмотреться, но за туманом ничего не было видно. Дав отдохнуть мулам, мы тронулись дальше. Редкий замшистый хвойный
лес, заросли багульника и густой ковер мхов покрывают западные склоны Сихотэ-Алиня.
— Я бы тебя свел, пожалуй,
на ссечки [Срубленное
место в
лесу. — Примеч. авт.]. Тут у нас купцы рощу купили, — Бог им судья, сводят рощу-то, и контору выстроили, Бог им судья. Там бы ты у них ось и заказал или готовую купил.
— Лучше… лучше. Там
места привольные, речные, гнездо наше; а здесь теснота, сухмень… Здесь мы осиротели. Там у нас,
на Красивой-то
на Мечи, взойдешь ты
на холм, взойдешь — и, Господи Боже мой, что это? а?.. И река-то, и луга, и
лес; а там церковь, а там опять пошли луга. Далече видно, далече. Вот как далеко видно… Смотришь, смотришь, ах ты, право! Ну, здесь точно земля лучше: суглинок, хороший суглинок, говорят крестьяне; да с меня хлебушка-то всюду вдоволь народится.
Около Черных скал тропа разделилась. Одна (правая) пошла в горы в обход опасного
места, а другая направилась куда-то через реку. Дерсу, хорошо знающий эти
места, указал
на правую тропу. Левая, по его словам, идет только до зверовой фанзы Цу-жун-гоу [Цун-жун-гоу — поляна в
лесу около реки.] и там кончается.
Я полагал провести в фанзе Иолайза 2 дня, но теперь это
место мне стало противным. Мы решили уйти подальше и где-нибудь в
лесу остановиться
на дневку.
В одном
месте было много плавникового
леса, принесенного сюда во время наводнений.
На Лефу этим пренебрегать нельзя, иначе рискуешь заночевать без дров. Через несколько минут стрелки разгружали лодку, а Дерсу раскладывал огонь и ставил палатку.
Покончив с шершнями, он побежал опять в
лес, нарвал какой-то травы и, растерев ее
на лезвии топора, приложил мне
на больные
места, а сверху прикрыл кусочками мягкой бересты и обвязал тряпицами.
В полдень мы были
на вершине Сихотэ-Алиня. Здесь я увидел знакомую картину: гарь — к востоку и замшистый хвойный
лес — к западу. Восточный склон Сихотэ-Алиня крутой, а западный — пологий. Дерсу нашел следы лося и сообщил мне, что сохатый в этих
местах встречается только до Ното. Ниже этой границы он не спускается.
Надо было дать вздохнуть лошадям. Их расседлали и пустили
на подножный корм. Казаки принялись варить чай, а Паначев и Гранатман полезли
на соседнюю сопку. Через полчаса они возвратились. Гранатман сообщил, что, кроме гор, покрытых
лесом, он ничего не видел. Паначев имел смущенный вид, и хотя уверял нас, что
место это ему знакомо, но в голосе его звучало сомнение.
С перевала мы спустились к реке Папигоузе, получившей свое название от двух китайских слов: «папи» — то есть береста, и «гоуз» — долинка [Или «река, по которой много
леса».]. Речка эта принимает в себя справа и слева два горных ручья. От
места слияния их начинается река Синанца, что значит — Юго-западный приток. Дальше долина заметно расширяется и идет по отношению к Сихотэ-Алиню под углом в 10°. Пройдя по ней 4 км, мы стали биваком
на берегу реки.
После полудня мы как-то сбились с дороги и попали
на зверовую тропу. Она завела нас далеко в сторону. Перейдя через горный отрог, покрытый осыпями и почти лишенный растительности, мы случайно вышли
на какую-то речку. Она оказалась притоком Мутухе. Русло ее во многих
местах было завалено буреломным
лесом. По этим завалам можно судить о размерах наводнений. Видно, что
на Мутухе они коротки, но чрезвычайно стремительны, что объясняется близостью гор и крутизной их склонов.
В одном
месте река делала изгиб, русло ее проходило у противоположного берега, а с нашей стороны вытянулась длинная коса.
На ней мы и расположились биваком; палатку поставили у края берегового обрыва лицом к реке и спиною к
лесу, а впереди развели большой огонь.
Следующий день был воскресный. Пользуясь тем, что вода в реке была только кое-где в углублениях, мы шли прямо по ее руслу. В средней части реки Сандагоу растут такие же хорошие
леса, как и
на реке Сыдагоу. Всюду виднелось множество звериных следов. В одном
месте река делает большую петлю.