Неточные совпадения
Точно резиновый мяч, брошенный в ручей, в памяти
плыл, вращаясь, клубок спутанных
мыслей и слов.
По бокам дороги в тумане
плывут деревья, качаются черные ветки, оголенные осенним ветром, суетливо летают и трещат белобокие сороки, густой запах болотной гнили встречает и провожает гремучую бричку, сырость, всасываясь в кожу, вызывает тягостное уныние и необычные
мысли.
Кругом было темно. Вода в реке казалась бездонной пропастью. В ней отражались звезды. Там, наверху, они были неподвижны, а внизу
плыли с водой, дрожали и вдруг вновь появлялись на прежнем месте. Мне было особенно приятно, что ни с кем ничего не случилось. С этими радостными
мыслями я задремал.
Плыл он к Сахалину уже с предвзятою
мыслью, так как пользовался картою Лаперуза.
И вот — плечом к плечу, сплавленный с ними, захваченный стальным ритмом… Мерные движения: упруго-круглые, румяные щеки; зеркальные, не омраченные безумием
мыслей лбы. Я
плыл по зеркальному морю. Я отдыхал.
— Вот так-то, дорогой мой Георгий Алексеевич. Мимо нас
плывет огромная, сложная, вся кипящая жизнь, родятся божественные, пламенные
мысли, разрушаются старые позолоченные идолища. А мы стоим в наших стойлах, упершись кулаками в бока, и ржем: «Ах вы, идиоты! Шпаки! Дррать вас!» И этого жизнь нам никогда не простит…
Последние строчки особенно понятны, — постоянный сотрудник и редактор «Русской
мысли» М.Н. Ремезов занимал, кроме того, важный пост иностранного цензора, был в больших чинах и пользовался влиянием в управлении по делам печати, и часто, когда уж очень высоко ставил парус В.А. Гольцев, бурный вал со стороны цензуры налетал на ладью «Русской
мысли», и М.Н. Ремезов умело «отливал воду», и ладья благополучно миновала бури цензуры и продолжала
плыть дальше, несмотря на то, что, по словам М.Н. Ремезова...
«Не то, всё не то, не этими
мыслями я живу!» — внутренно воскликнул он и, отложив перо, долго сидел, опустошённый, наблюдая трепет звёзд над чёрными деревьями сада. Тихий шум ночи
плыл в открытое окно, на подоконнике чуть заметно вздрагивала листва цветов.
Он обещал. Когда Люба ушла, он тоже стал расхаживать по комнате, глядя в пол, как бы ища её следы, а в голове его быстро, точно белые облака весны,
плыли лёгкие
мысли...
Кончил я школу на тринадцатом году; задумался Ларион, что ему дальше делать со мной? Бывало,
плывём мы с ним в лодке, я — на вёслах, а он — на руле, и водит он меня в
мыслях своих по всем тропам судьбы человеческой, рассказывает разные планы жизни.
Слышно ему, как мимо его норы шмыгают другие рыбы — может быть, как и он, пискари, — и ни одна не поинтересуется им. Ни одной на
мысль не придет: «Дай-ка спрошу я у премудрого пискаря, каким он манером умудрился с лишком сто лет прожить, и ни щука его не заглотала, ни рак клешней не перешиб, ни рыболов на уду не поймал?»
Плывут себе мимо, а может быть, и не знают, что вот в этой норе премудрый пискарь свой жизненный процесс завершает!
Я начал с того замечания, что не следует порицать людей ни за что и ни в чем, потому что, сколько я видел, в самом умном человеке есть своя доля ограниченности, достаточная для того, чтобы он в своем образе
мыслей не мог далеко уйти от общества, в котором воспитался и живет, и в самом энергическом человеке есть своя доза апатии, достаточная для того, чтобы он в своих поступках не удалялся много от рутины и, как говорится,
плыл по течению реки, куда несет вода.
И они
плыли вперед, веселые и смеющиеся. Токарев с глухою враждою следил за ними. И вдруг ему пришла в голову
мысль: все, все различно у него и у них; души совсем разные — такие разные, что одна и та же жизнь должна откликаться в них совсем иначе. И так во всем — и в мелочах и в самой сути. И как можно здесь столковаться хоть в чем-нибудь, здесь, где различие — не во взглядах, не в логике, а в самом строе души?
«А может быть, у нас уже обедают! —
плывут мысли у защитника.
Чистота, пища легкая, ясные
мысли облаками
плывут, пей себе чай с просфоркой, будто ангел бестелесный, смотри на горы, ручки сложимши, — боле и ничего.