Неточные совпадения
Русская народная жизнь с ее
мистическими сектами, и русская литература, и русская
мысль, и жуткая судьба русских писателей, и судьба русской интеллигенции, оторвавшейся от почвы и в то же время столь характерно национальной, все, все дает нам право утверждать тот тезис, что Россия — страна бесконечной свободы и духовных далей, страна странников, скитальцев и искателей, страна мятежная и жуткая в своей стихийности, в своем народном дионисизме, не желающем знать формы.
Без естественных наук нет спасения современному человеку, без этой здоровой пищи, без этого строгого воспитания
мысли фактами, без этой близости к окружающей нас жизни, без смирения перед ее независимостью — где-нибудь в душе остается монашеская келья и в ней
мистическое зерно, которое может разлиться темной водой по всему разумению.
В общем беседа стояла на довольно высоком уровне, была
мистическая напряженность, сложная и углубленная религиозная
мысль, было страстное искание правды.
Гюисманс замечателен как исследователь католического культа и католической мистики, книги его наполнены глубокими
мыслями о готике, о литургике, о примитивах, о
мистических книгах и ценными замечаниями по истории искусства и литературы.
Что именно было в этой
мысли такого захватывающего, он не мог бы и разъяснить себе: он только чувствовал, что поражен до сердца, и стоял в испуге, чуть не
мистическом.
— Они объясняли это, что меня проклял не Фотий, а митрополит Серафим […митрополит Серафим (в миру Стефан Васильевич Глаголевский, 1763—1843) — видный церковный деятель, боровшийся с
мистическими течениями в русской религиозной
мысли.], который немедля же прислал благословение Фотию на это проклятие, говоря, что изменить того, что сделано, невозможно, и что из этого даже может произойти добро, ибо ежели царь, ради правды, не хочет любимца своего низвергнуть, то теперь, ради стыда, как проклятого, он должен будет удалить.
— Вот что, — понимаю! — произнесла Людмила и затем мельком взглянула на Ченцова, словно бы душа ее была с ним, а не с Марфиным, который ничего этого не подметил и хотел было снова заговорить: он никому так много не высказывал своих
мистических взглядов и
мыслей, как сей прелестной, но далеко не глубоко-мыслящей девушке, и явно, что более, чем кого-либо, желал посвятить ее в таинства герметической философии.
Мало того, мы старались до сих пор придавать особенное, какое-то
мистическое значение всякому действию Петра, доводя до смешной точности
мысль, что вся жизнь Петра была посвящена заботе о благе его подданных.
Все это наделала продолжительная заграничная жизнь вне отечества, вне круга приятелей и литераторов, людей свободного образа
мыслей, чуждых ханжества, богомольства и всяких
мистических суеверий.
Ломая голову, как бы мне отбиться от докук старика, я напал на
мысль: сочинить какой-нибудь вздор, разумеется в темных,
мистических выражениях, и выдать этот вздор за сочинение Вольфа.
Т. 2. С. 207–380).] или кантианцы (как бы ни была скудна их догматика), но и как будто антидогматические «мистики»: об этом свидетельствуют их писания, в которых обычно мы находим более или менее выявленную
мистическую систему, т. е. совокупность «догматов», да и возможно ли передать словом то, что совершенно чуждо
мысли?
В нем действительно не дается еще ответа на религиозную проблему общественности, в которой речь идет столько же о равенстве, сколько и об иерархическом различии человечества, или, иначе выражая ту же
мысль, не только о духовном, но и о душевном человеке, в состав которого входит и его
мистическая органичность.
Бог, как Трансцендентное, бесконечно, абсолютно далек и чужд миру, к Нему нет и не может быть никаких закономерных, методических путей, но именно поэтому Он в снисхождении Своем становится бесконечно близок нам, есть самое близкое, самое интимное, самое внутреннее, самое имманентное в нас, находится ближе к нам, чем мы сами [Эту
мысль с особенной яркостью в
мистической литературе из восточных церковных писателей выражает Николай Кавасила (XIV век), из западных Фома Кемпийский (О подражании Христу).
Эта
мысль неоднократно выражалась в различении двоякого или даже троякого смысла священного писания:. буквального (что, собственно, и соответствует предмету научного изучения), аллегорического (смысл коего хотя и прикрыт, но видим человеческому глазу) и таинственного,
мистического, который открывается лишь при благодатном просветлении.
Непреодолимую
мистическую жуть и отвращение наводит
мысль, что мы можем встретиться с какими-то автоматическими двойниками, подделками своих любимых, которые во всем будут подобны им; что мы можем их ласкать, любить, целовать: все это соответствует лишь самой мрачной и причудливой фантазии Эдг.
Герои Достоевского не «новые люди». Мы видели,
мысль о смерти пробуждает в них тяжелый,
мистический ужас; они не могут без содрогания думать «об этом мраке». Если нет личного бессмертия, то жизнь человека превращается в непрерывное, сосредоточенное ожидание смертной казни.
Висленев, узнав об этом чрез слуг, был чрезвычайно рад, что его принимают за коровью смерть: это, с одной стороны, возвышало в его глазах его
мистическое значение, а с другой — он набрел на
мысль: нельзя ли взбудоражить мужиков, что скотский падеж пошел по селам от скота, нагнанного Бодростиным на его невиданную и неслыханную консервную фабрику?
Если в греческой
мысли, у Плотина, в идеалистической философии интеллектуальный элемент, признанный духовным по преимуществу, вытесняет элемент сердечный, душевно-эмоциональный, то в аскетической святоотеческой литературе и в литературе
мистической нередко интеллектуальный элемент отнесен к душевному, а не духовному, и вытесняется.
Но это только свидетельствует о беспомощности
мысли перед тайной отношения между человеком и Богом, раскрывающейся в
мистическом опыте.
Эта упадочность души, к добру и злу постыдно равнодушной, ныне доходит до
мистического упоения пассивностью и покорностью, до игры в двойные
мысли.
Я никогда не могла понять страсть, которую имеют некоторые особы, путать себе
мысли, пристращаясь к
мистическим книгам, которые возбуждают только сомнения в их умах, раздражают их воображение и дают им характер преувеличения, совершенно противный простоте христианской.