Вальпургиево проклятие

Яна Сова, 2020

Вальпургиева ночь – это дивный праздник весны и плодородия. Во все времена его праздничные гуляния сопровождались веселыми играми, магическими церемониями и холодящими кровь легендами. Любознательная Элизабет проникается ежегодными традициями до глубины души. Она готова пойти на что угодно, лишь бы выведать очередную интересную историю. На этот раз, девочке сопутствует удача – ей удается услышать историю из уст самого Фрэнка Шульца – обожаемого, но уж очень упрямого дедушки. Спустя долгие годы настойчивых вопросов внучки, Фрэнк все же решается приподнять завесу тайны. Наконец, Элизабет предстоит столкнуться не с очередной выдуманной сказкой, а с реальной историей, произошедшей с дедушкой в канун праздника. Но все ли легенды такие безобидные, какими кажутся на первый взгляд? Быть может, иногда неведение – это наша единственная защита?

3

На заходе солнца, тридцатого апреля, я прибыл в Восточную Румынию, оказавшись в одном заурядном портовом городе, название которого сейчас даже и не вспомню.

Как только я сошел на берег с двумя большими дорожными сумками наперевес, то холод вмиг заставил меня пожалеть о том, что я беззаботно вышел на улицу в легком фланелевом костюме и тонком бутафорном плаще, который едва ли мог принести хоть малейшую пользу.

Не прошло и нескольких минут, как я во всей красе ощутил последствия своей легкомысленности: мгновенно закоченевшее тело начала пробивать дрожь, а налетавший с бухты прохладный ветерок то и дело заставлял содрогаться и ежиться при каждом дуновении. Мысленно перебрав свой скудный гардероб, я осознал неприятную истину, что теплее пиджака у меня с собой ничего нет.

— Вот же болван! — шепотом обругал я себя, неловко стискивая на груди полы тонкого плаща. — Отправиться в такую даль и даже не взять про запас одного теплого свитера! Ты, Фрэнк, просто сказочный идиот!

Я не на шутку разозлился, но, понимая, что время неумолимо движется вперед, а срочные дела не ждут, запасся мужеством и двинулся в путь. Прошагав несколько десятков футов от корабельного трапа и немного отвлекшись от пронизывающего холода, стал оглядываться по сторонам и изучать тусклый, погруженный в стремительно сгущающиеся сумерки пейзаж и сопутствующую ему унылую обстановку. Где-то в отдалении надсадно галдели чайки. Улицу пропитал едкий запах морской соли, залежавшейся рыбы и еще какой-то гадости, а непримечательные промышленные здания из серого камня и замызганные деревянные лачуги непонятного назначения стремительно поглощал густой сизый туман.

Признаться честно, внезапный штиль, не пойми откуда взявшийся туман, да и вообще сам факт столь переменчивой погоды — показался явлением очень странным. Из-за этих происходящих на моих глазах метаморфоз в голове возникла абсурдная и по-своему мистическая мысль, отозвавшаяся в груди тревогой. Мне почудилось, будто сам дух этого города по какой-то причине не хочет, чтобы я всматривался в его владения и запоминал детали. Не помню, какой вывод я сделал из этого злоключения в итоге, но охватившая меня тогда жуть отзывается в сердце и по сей день, когда я это вспоминаю.

Я видел снующих по территории порта рабочих в несвежих одеждах, слушал их громкую тарабарщину и ясно осознавал, что я здесь самый что ни на есть чужак. Словом, нетрудно догадаться, что первое впечатление о городе сложилось неважное.

Прошагав по грязной мостовой еще с минуту, я повстречал ватагу местных детей-оборванцев, занимавшихся обыденным для них делом — попрошайничеством. Пребывая в неприятном смятении, думал было пройти мимо, оставив их неразборчивую речь и заискивающие взгляды без внимания. Но стоило разглядеть детей внимательнее, и я ужаснулся, осознав, что они — бездомные. Семи-девяти лет, ребятишки были болезненно тощие и грязные, а их одежда скорее походила на изъеденные молью лохмотья, защищавшие их хрупкие тельца не лучше моего бесполезного плаща.

Из-за плохого освещения и налипшего на белесую детскую кожицу слоя грязи и пыли я мог видеть лишь их жалобные взгляды, исполненные благоговейной надежды.

Сжалившись над толпой изголодавшейся детворы, принял решение, о котором впоследствии очень пожалел: отдал им свою дорожную сумку, до отказа набитую продуктами, средствами гигиены и прочими полезными вещами, которые, рассудил я, в перспективе пригодятся им куда больше. От удивления на их лицах и радостных улыбок у меня потеплело на сердце. Я игриво подмигнул маленькому белобрысому мальчику, который обеими руками пытался удержать мой увесистый саквояж, после чего двинулся дальше.

Времени было в обрез, и, приняв решение не терять ни минуты, я отправился в путь. Меня подгоняло не только ограниченное время, но и сильное желание как можно скорее покинуть этот ужасный портовый район с его липкими от грязи тротуарами, несносным зловонием морепродуктов, уродливыми судами и громкоголосыми обрюзгшими моряками.

Накануне мне удалось обзавестись картой городка, и, принявшись за ее изучение еще в поезде, я увидел запутанную систему узких переулков, наводящую меня на ассоциацию с ужасающими парижскими катакомбами.

Очень некстати темные улицы атаковал клубящийся влажный туман, пришедший, по-видимому, прямиком из замызганного порта. Движущаяся за мной по пятам густая белая масса напомнила живой хищный организм, вознамерившийся выследить и загнать меня в смертельную ловушку.

Я проходил мимо обшарпанных многоквартирных домов старого архитектурного стиля с осыпавшейся штукатуркой и узкими деревянными окнами с решетками на них. Уродливые металлические прутья с заметными следами ржавчины были в основном у жильцов первых этажей и служили своего рода защитой от потенциальных грабителей и бандитов. От мысли, что прямо сейчас я нахожусь в одном из неблагополучных районов города, да еще и в темное время суток, меня передернуло.

Пока я миновал одну страшную пятиэтажку за другой, прошел, как мне показалось, целый час. За это время мне удалось не только испугаться перспективы стать жертвой бандитов, но и увидеть упадническое состояние городка: сваленные прямо на тротуарах горы смердящего мусора, неправильно припаркованные авто с очевидными следами коррозии на тусклом металле, оббитые фасады зданий, свисающие над переулками мотки проводов и — что самое страшное — устроенные прямо во дворах импровизированные кладбища.

Пока продолжалась моя пешая «прогулка», я насчитал по меньшей мере пять крестов с табличками на румынском. Уж не знаю, чьи это были захоронения — животных или людей, потому что останавливаться и выяснять я не стал. Однако от зрелища этой невиданной дикости меня пробрало до дрожи.

Дополнительной жути нагоняло и то, что за время моего променада по изворотливым пыльным тротуарам я не встретил ни одной живой души и, кажется, заблудился. Сворачивая с одной улицы на другую, забредая из одного переулка в следующий, я либо упирался в тупик, либо выходил на ничем не отличающуюся от предыдущей локацию. Мной овладела чудовищная паника, а расползшийся со всех сторон туман будто бы злорадно вторил моим мыслям, сообщая, что я попался в ловушку. Помню, что в тот момент в душу закрался страх навсегда потеряться в этих катакомбах.

* * *

Уйдя на приличное расстояние от шумного порта и — слава Всевышнему! — отыскав выход из коварных городских катакомб, я по-прежнему слышал тоскливые крики чаек и звон корабельных колоколов, придававшие общей картине весьма траурное настроение.

Ощущая неумолимое приближение ночи, подумал: самое время для того, чтобы разыскать водителя.

Под конец нашего разговора с Кроули я получил ободряющее напутствие, что отыскать автомобиль в этих краях не составит никакого труда, так как в таких городах туристическое передвижение отнюдь не проблема: легкие деньги и сравнительно небольшие расстояния обеспечивают местному населению хлеб и кров.

Минуя несколько поредевших многоэтажных трущоб, я только и делал, что с тревогой оглядывался по сторонам. По своему горькому опыту знал, что в подобных местах нужно быть предельно осторожным: случай в моем рабочем квартале постоянно всплывал в памяти.

Примерно через десять минут я набрел на стоянку, где смог подыскать себе более-менее приемлемый автомобиль. Водитель, согласившийся меня везти, был не очень-то разговорчив и не отличался учтивостью. Без лишних слов он загрузил мой чемодан в багажник, и мы отбыли из города. Во время поездки мужчина не обмолвился со мной ни одним словечком и уж тем более не пытался поддержать разговор. Окажись я в похожей ситуации раньше, нерушимая тишина и скверный настрой водителя показались бы мне чем-то необычно странным, но сейчас мне было все равно, потому что длительная дорога, стресс и блуждания по темным катакомбам очень меня изнурили. Хотелось только одного: остаться наедине со своими мыслями. Мы ехали через окутанный ночными тенями лес, я смотрел в окно и наслаждался предвкушением от надвигающейся сделки.

По прошествии получаса я почувствовал, как резко остановились колеса, а двигатель прискорбно заглох. В течение последующих десяти минут мужчина тщетно пытался спасти ситуацию и приложил не одну попытку, чтобы вернуть упрямую технику к жизни. Он выходил на улицу, поднимал капот и с помощью нескольких допотопных металлических ключей усердно устранял неполадку, после чего возвращался обратно в салон, проворачивал ключ и пытался завести машину.

«Неужели сломались?» — опечаленно подумал я и в этот момент будто бы глядел в воду.

Выругавшись на непонятном мне языке, в конце концов не выдержавший водитель со злостью ударил по рулю, снова открыл водительскую дверцу и вышел. Обойдя автомобиль быстрым шагом, он отворил заднюю дверцу своего довоенного форда и вежливым жестом руки дал понять, что «увлекательное» путешествие подошло к концу и что мне немедленно нужно покинуть транспорт. Мой недоумевающий взгляд так и застыл при виде его надменного лица.

Не в силах понять, что происходит, я негодующе уставился на мужчину, переполненный злостью и непониманием. Когда до водителя наконец-таки дошло, что язык его неоднозначных (он, наверное, считал, что интернациональных) жестов не сработал и уж точно не прояснил мне ситуацию, то с чудовищным акцентом он пробормотал одну-единственную фразу на английском: «Дальше не ехать».

— А мне-то что делать? — спросил я, глядя в его непонимающее морщинистое лицо и бесстрастные темные глаза. — Куда мне идти?

— Дальше не ехать, — повторил он, словно заевшая пластинка. — Выходи.

— Но мы же в лесу! — воскликнул я, предчувствуя надвигающийся кошмар. — Здесь темно, холодно и опасно! Что мне делать?

Конец ознакомительного фрагмента.