Остальные жители поголовно на берегу: старики, женщины, дети, и оба толстых трактирщика, и седой кофейщик Иван Адамович, и аптекарь, занятой человек, прибежавший впопыхах на минутку, и добродушный фельдшер Евсей Маркович, и оба
местных доктора.
Неточные совпадения
К Елизавете Спивак
доктор относился, точно к дочери, говорил ей — ты, она заведовала его хозяйством. Самгин догадывался, что она — секретарствует в
местном комитете и вообще играет большую роль. Узнал, что Саша, нянька ее сына, племянница Дунаева, что Дунаев служит машинистом на бочарной фабрике Трешера, а его мрачный товарищ Вараксин — весовщиком на товарной станции.
Все это приняло в глазах Самгина определенно трагикомический характер, когда он убедился, что верхний этаж дома, где жил овдовевший
доктор Любомудров, — гнездо людей другого типа и, очевидно, явочная квартира
местных большевиков.
По-французски он не знал ни слова. Пришел зять его, молодой
доктор, очень любезный и разговорчивый. Он говорил по-английски и по-немецки; ему отвечали и на том и на другом языке. Он изъявил, как и все почти встречавшиеся с нами иностранцы, удивление, что русские говорят на всех языках. Эту песню мы слышали везде. «Вы не русский, — сказали мы ему, — однако ж вот говорите же по-немецки, по-английски и по-голландски, да еще, вероятно, на каком-нибудь из здешних
местных наречий».
Много тогда поработал по холере
доктор и писатель С.Я. Елпатьевский, который своей неутомимостью, знанием
местных условий и народа спас тысячи людей.
«Вчера ночью, в 3-й камере
местного тюремного замка, повесился на отдушине печи мещанин города Мурома Александр Иванович Коновалов, 40 лет. Самоубийца был арестован в Пскове за бродяжничество и пересылался этапным порядком на родину. По отзыву тюремного начальства, это был человек всегда тихий, молчаливый и задумчивый. Причиной, побудившей Коновалова к самоубийству, как заключил тюремный
доктор, следует считать меланхолию».
Проводником был
местный штатский
доктор, он же служил нам и переводчиком…
На Поречной стройно вытянулись лучшие дома, — голубые, красные, зеленые, почти все с палисадниками, — белый дом председателя земской управы Фогеля, с башенкой на крыше; краснокирпичный с желтыми ставнями — головы; розоватый — отца протоиерея Исаии Кудрявского и еще длинный ряд хвастливых уютных домиков — в них квартировали власти: войсковой начальник Покивайко, страстный любитель пения, — прозван Мазепой за большие усы и толщину; податной инспектор Жуков, хмурый человек, страдавший запоем; земский начальник Штрехель, театрал и драматург; исправник Карл Игнатьевич Вормс и развеселый
доктор Ряхин, лучший артист
местного кружка любителей комедии и драмы.
Этот-то подцентральный центр служит для двух посвященных низшей степени осязаемым центром, и эти двое (
доктор и другой учитель) почитают его в убеждении своем, как
местный и притом единственный центр, облеченный самостоятельностью и независимостью.
Но Теркин уже вскочил и сейчас все вспомнил. Лег он, дождавшись Калерии, в большом волнении. Она его успокоила, сказала, что мальчик еще жив, а остальные дети с слабыми формами поветрия. Серафима прошла прямо к себе из лесу. Он ее не стал ждать и ушел наверх, и как только разделся, так и заснул крепко. Не хотел он новых сцен и решил утром рано уехать в посад, искать
доктора и побывать у
местных властей.
Домашний
доктор князя Владимира Яковлевича на вопрос
местного частного пристава о причинах такой внезапной смерти промычал в ответ что-то чрезвычайно неопределенное, а на просьбу княжны, сестры покойного, выдать свидетельство о смерти, несмотря на то, что ощутил в своей руке пачку крупных ассигнаций, только замахал руками, разжав из них даже ту, в которую он взял деньги.