Неточные совпадения
Они вместе вышли. Вронский шел впереди с
матерью. Сзади шла Каренина с братом. У выхода к Вронскому
подошел догнавший его начальник станции.
— Да если тебе так хочется, я узнаю прежде о ней и сама
подойду, — отвечала
мать. — Что ты в ней нашла особенного? Компаньонка, должно быть. Если хочешь, я познакомлюсь с мадам Шталь. Я знала её belle-soeur, — прибавила княгиня, гордо поднимая голову.
Она тоже не спала всю ночь и всё утро ждала его.
Мать и отец были бесспорно согласны и счастливы ее счастьем. Она ждала его. Она первая хотела объявить ему свое и его счастье. Она готовилась одна встретить его, и радовалась этой мысли, и робела и стыдилась, и сама не знала, что она сделает. Она слышала его шаги и голос и ждала за дверью, пока уйдет mademoiselle Linon. Mademoiselle Linon ушла. Она, не думая, не спрашивая себя, как и что,
подошла к нему и сделала то, что она сделала.
Сообразив наконец то, что его обязанность состоит в том, чтобы поднимать Сережу в определенный час и что поэтому ему нечего разбирать, кто там сидит,
мать или другой кто, а нужно исполнять свою обязанность, он оделся,
подошел к двери и отворил ее.
Кити еще более стала умолять
мать позволить ей познакомиться с Варенькой. И, как ни неприятно было княгине как будто делать первый шаг в желании познакомиться с г-жею Шталь, позволявшею себе чем-то гордиться, она навела справки о Вареньке и, узнав о ней подробности, дававшие заключить, что не было ничего худого, хотя и хорошего мало, в этом знакомстве, сама первая
подошла к Вареньке и познакомилась с нею.
В это время, сияя радостью о том, что
мать её познакомилась с её неизвестным другом, от ключа
подходила Кити.
Но Каренина не дождалась брата, а, увидав его, решительным легким шагом вышла из вагона. И, как только брат
подошел к ней, она движением, поразившим Вронского своею решительностью и грацией, обхватила брата левою рукой за шею, быстро притянула к себе и крепко поцеловала. Вронский, не спуская глаз, смотрел на нее и, сам не зная чему, улыбался. Но вспомнив, что
мать ждала его, он опять вошел в вагон.
После вальса Кити
подошла к
матери и едва успела сказать несколько слов с Нордстон, как Вронский уже пришел за ней для первой кадрили.
Варенька, услыхав голос Кити и выговор ее
матери, быстро легкими шагами
подошла к Кити. Быстрота движений, краска, покрывавшая оживленное лицо, — всё показывало, что в ней происходило что-то необыкновенное. Кити знала, что̀ было это необыкновенное, и внимательно следила за ней. Она теперь позвала Вареньку только затем, чтобы мысленно благословить ее на то важное событие, которое, по мысли Кити, должно было совершиться нынче после обеда в лесу.
Княжна
подошла к своей
матери и рассказала ей все; та отыскала меня в толпе и благодарила. Она объявила мне, что знала мою
мать и была дружна с полдюжиной моих тетушек.
— Auf, Kinder, auf!.. s’ist Zeit. Die Mutter ist schon im Saal, [Вставать, дети, вставать!.. пора.
Мать уже в зале (нем.).] — крикнул он добрым немецким голосом, потом
подошел ко мне, сел у ног и достал из кармана табакерку. Я притворился, будто сплю. Карл Иваныч сначала понюхал, утер нос, щелкнул пальцами и тогда только принялся за меня. Он, посмеиваясь, начал щекотать мои пятки. — Nu, nun, Faulenzer! [Ну, ну, лентяй! (нем.).] — говорил он.
— Теперь благослови,
мать, детей своих! — сказал Бульба. — Моли Бога, чтобы они воевали храбро, защищали бы всегда честь лыцарскую, [Рыцарскую. (Прим. Н.В. Гоголя.)] чтобы стояли всегда за веру Христову, а не то — пусть лучше пропадут, чтобы и духу их не было на свете!
Подойдите, дети, к
матери: молитва материнская и на воде и на земле спасает.
В тот же день, но уже вечером, часу в седьмом, Раскольников
подходил к квартире
матери и сестры своей, — к той самой квартире в доме Бакалеева, где устроил их Разумихин.
Она вошла, едва переводя дух от скорого бега, сняла с себя платок, отыскала глазами
мать,
подошла к ней и сказала: «Идет! на улице встретила!»
Мать пригнула ее на колени и поставила подле себя.
Он внимательно и с напряжением посмотрел на сестру, но не расслышал или даже не понял ее слов. Потом, в глубокой задумчивости, встал,
подошел к
матери, поцеловал ее, воротился на место и сел.
Дуня
подошла и поцеловала
мать.
Давеча я
подошел и поцеловал
мать, я помню…
Кабанов (
подходя к
матери). Прощайте, маменька!
Он,
мать и Варавка сгрудились в дверях, как бы не решаясь войти в комнату; Макаров
подошел, выдернул папиросу из мундштука Лютова, сунул ее в угол своего рта и весело заговорил...
Но,
подойдя к двери спальной, он отшатнулся: огонь ночной лампы освещал лицо
матери и голую руку, рука обнимала волосатую шею Варавки, его растрепанная голова прижималась к плечу
матери.
Мать лежала вверх лицом, приоткрыв рот, и, должно быть, крепко спала; Варавка влажно всхрапывал и почему-то казался меньше, чем он был днем. Во всем этом было нечто стыдное, смущающее, но и трогательное.
Марфенька
подошла, и бабушка поправляла ей волосы, растрепавшиеся немного от беготни по саду, и глядела на нее, как
мать, любуясь ею.
Я думал о
матери и что так и не
подошел к ней.
Когда Верочке
подошел шестнадцатый год,
мать стала кричать на нее так: «отмывай рожу-то, что она у тебя, как у цыганки!
Как-то утром я взошел в комнату моей
матери; молодая горничная убирала ее; она была из новых, то есть из доставшихся моему отцу после Сенатора. Я ее почти совсем не знал. Я сел и взял какую-то книгу. Мне показалось, что девушка плачет; взглянул на нее — она в самом деле плакала и вдруг в страшном волнении
подошла ко мне и бросилась мне в ноги.
Дверь тихо отворилась, и взошла старушка,
мать Вадима; шаги ее были едва слышны, она
подошла устало, болезненно к креслам и сказала мне, садясь в них...
Тюрьма стояла на самом перевале, и от нее уже был виден город, крыши домов, улицы, сады и широкие сверкающие пятна прудов… Грузная коляска покатилась быстрее и остановилась у полосатой заставы шлагбаума. Инвалидный солдат
подошел к дверцам, взял у
матери подорожную и унес ее в маленький домик, стоявший на левой стороне у самой дороги. Оттуда вышел тотчас же высокий господин, «команду на заставе имеющий», в путейском мундире и с длинными офицерскими усами. Вежливо поклонившись
матери, он сказал...
Под конец вечера послышалось на дворе побрякивание бубенцов. Это за Линдгорстами приехали лошади. Младшая стала просить у
матери, чтобы еще остаться. Та не соглашалась, но когда
подошла Лена и, протянув руки на плечо
матери, сказала, ласкаясь: «Мамочка… Так хорошо!» — та сразу уступила и уехала с мальчиком, обещая прислать лошадь через полчаса.
Подошла осень. Выпал первый снег. Моя
мать и сестренка были у Линдгорстов и завязали знакомство. Ждали ответного посещения.
Матери условились, что это будет запросто, вечером.
В этот самый день или вообще в ближайшее время после происшествия мы с
матерью и с теткой шли по улице в праздничный день, и к нам
подошел пан Уляницкий.
Уговоры
матери тоже не производили никакого действия, как наговоры и нашептывания разных старушек, которых
подсылала Анфуса Гавриловна. Был даже выписан из скитов старец Анфим, который отчитывал Серафиму по какой-то старинной книге, но и это не помогло. Болезнь шла своим чередом. Она растолстела, опухла и ходила по дому, как тень. На нее было страшно смотреть, особенно по утрам, когда ломало тяжелое похмелье.
В зале и гостиной нет никого, кроме Любови Андреевны, которая сидит, сжалась вся и горько плачет. Тихо играет музыка. Быстро входят Аня и Трофимов. Аня
подходит к
матери и становится перед ней на колени. Трофимов остается у входа в залу.
Мать поглядела на нее, прошлась по кухне, снова
подошла ко мне.
— Поведете? — спросила
мать, вставая; лицо у нее побелело, глаза жутко сузились, она быстро стала срывать с себя кофту, юбку и, оставшись в одной рубахе,
подошла к деду: — Ведите!
Наконец
мать победила оковавшую ее члены неподвижность и,
подойдя к постели, положила руку на голову сына. Он вздрогнул и проснулся.
Удивленная
мать с каким-то странным чувством слушала этот полусонный, жалобный шепот… Ребенок говорил о своих сонных грезах с такою уверенностью, как будто это что-то реальное. Тем не менее
мать встала, наклонилась к мальчику, чтобы поцеловать его, и тихо вышла, решившись незаметно
подойти к открытому окну со стороны сада.
— Сироты, сироты! — таял он,
подходя. — И этот ребенок на руках ее — сирота, сестра ее, дочь Любовь, и рождена в наизаконнейшем браке от новопреставленной Елены, жены моей, умершей тому назад шесть недель, в родах, по соизволению господню… да-с… вместо
матери, хотя только сестра и не более, как сестра… не более, не более…
Когда свалка кончилась, бабы вышли из лесу и смотрели в сторону ключика. Первая насмелилась
подойти к Гермогену
мать Енафа. Наклонившись к старику, она проговорила...
— «Нет ее с тобою», — дребезжащим голосом подтянул Петр Лукич,
подходя к старому фортепьяно, над которым висел портрет, подтверждавший, что игуменья была совершенно права, находя Женни живым подобием своей
матери.
Энгельгардт вздумал продолжать шутку и на другой день, видя, что я не
подхожу к нему, сказал мне: «А, трусишка! ты боишься военной службы, так вот я тебя насильно возьму…» С этих пор я уж не
подходил к полковнику без особенного приказания
матери, и то со слезами.
Я сейчас попросился гулять в сад вместе с сестрой;
мать позволила, приказав не
подходить к реке, чего именно я желал, потому что отец часто разговаривал со мной о своем любезном Бугуруслане и мне хотелось посмотреть на него поближе.
Мелькнула было надежда, что нас с сестрицей не возьмут, но
мать сказала, что боится близости глубокой реки, боится, чтоб я не подбежал к берегу и не упал в воду, а как сестрица моя к реке не
подойдет, то приказала ей остаться, а мне переодеться в лучшее платье и отправляться в гости.
Отец все еще не возвращался, и
мать хотела уже послать за ним, но только что мы улеглись в карете, как
подошел отец к окну и тихо сказал: «Вы еще не спите?»
Мать попеняла ему, что он так долго не возвращался.
Целый день я чувствовал себя как-то неловко; к тетушке даже и не
подходил, да и с
матерью оставался мало, а все гулял с сестрицей или читал книжку.
Подойдя к карете, я увидел, что все было устроено:
мать расположилась в тени кудрявого осокоря, погребец был раскрыт, и самовар закипал.
Мать, которая страдала больше меня, беспрестанно
подходила к дверям, чтоб слышать, что я говорю, и смотреть на меня в дверную щель; она имела твердость не входить ко мне до обеда.
Что касается до вредного влияния чурасовской лакейской и девичьей, то
мать могла быть на этот счет совершенно спокойна: все как будто сговорились избегать нас и ничего при нас не говорить. Даже Иванушка-буфетчик перестал при нас
подходить к Евсеичу и болтать с ним, как бывало прежде, и Евсеич, добродушно смеясь, однажды сказал мне: «Вот так-то лучше! Стали нас побаиваться!»
Я спросил его о причине, и он, встав потихоньку, чтоб не разбудить мою
мать,
подошел ко мне, сел на диван, на котором я обыкновенно спал, и сказал вполголоса: «Я уж давно не сплю.
— А вот что такое военная служба!.. — воскликнул Александр Иванович, продолжая ходить и
подходя по временам к водке и выпивая по четверть рюмки. — Я-с был девятнадцати лет от роду, титулярный советник, чиновник министерства иностранных дел, но когда в двенадцатом году моей
матери объявили, что я поступил солдатом в полк, она встала и перекрестилась: «Благодарю тебя, боже, — сказала она, — я узнаю в нем сына моего!»
Мне показалось, что горькая усмешка промелькнула на губах Наташи. Она
подошла к фортепиано, взяла шляпку и надела ее; руки ее дрожали. Все движения ее были как будто бессознательны, точно она не понимала, что делала. Отец и
мать пристально в нее всматривались.