Неточные совпадения
В минуты унынья, о Родина-мать!
Я мыслью вперед улетаю,
Еще суждено тебе много страдать,
Но ты не
погибнешь, я знаю.
Завет отца и
матери, о милый,
Не смею я нарушить. Вещим сердцем
Прочуяли они беду, — таить
Велели мне мою любовь от Солнца.
Погибну я. Спаси мою любовь,
Спаси мое сердечко! Пожалей
Снегурочку!
В два года она лишилась трех старших сыновей. Один умер блестяще, окруженный признанием врагов, середь успехов, славы, хотя и не за свое дело сложил голову. Это был молодой генерал, убитый черкесами под Дарго. Лавры не лечат сердца
матери… Другим даже не удалось хорошо
погибнуть; тяжелая русская жизнь давила их, давила — пока продавила грудь.
К сожалению, пьяная
мать оказалась права. Несомненно, что Клавденька у всех на глазах сгорала. Еще когда ей было не больше четырнадцати лет, показались подозрительные припадки кашля, которые с каждым годом усиливались. Наследственность брала свое, и так как помощи ниоткуда ждать было нельзя, то девушка неминуемо должна была
погибнуть.
Не лучше ли объяснить это странное обстоятельство тем, что выводка, у которой
мать как-нибудь
погибла, разбегается и присоединяется к другим выводкам, старшим или младшим, как случится?
И Митя отходит, зная, что «Любови Гордеевне за Коршуновым не иначе как
погибать надобно»; и она это знает, и
мать знает — и все тоскливо и тупо покоряются своей судьбе…
А ведь в каждой из них
погибает и прекрасная сестра и святая
мать.
— Голубчик! — воскликнула она. — Дети, самые дорогие нам куски сердца, волю и жизнь свою отдают,
погибают без жалости к себе, — а что же я,
мать?
— Вы не беспокойтесь! — бормотала
мать. — Это святое дело… Вы подумайте — ведь и Христа не было бы, если бы его ради люди не
погибали!
Ответить мне легко: Юлия Матвеевна сделалась умна и предусмотрительна, потому что она была
мать, и ей пришлось спасать готовую совсем
погибнуть дочь…
Женевец привязался к своему ученику почти так же, как
мать; он иногда, долго смотрев на него, опускал глаза, полные слез, думая: «И моя жизнь не
погибла; довольно, довольно сознания, что я способствовал развитию такого юноши, — меня совесть не упрекнет!»
Судьба Зотушки, любимого сына Татьяны Власьевны, повторяла собой судьбу многих других любимых детей — он
погиб именно потому, что
мать не могла выдержать с ним характера и часто строжила без пути, а еще чаще миловала.
Шабалин на этот раз не лгал. Действительно, Гордей Евстратыч сейчас после удаления ругавшегося старика Колобова получил от Головинского такую телеграмму: «Нужно пятьдесят тысяч. Иначе мы
погибли». Достать такую сумму нечего было и думать, и Гордей Евстратыч понял, что он теперь разорился в пух и прах. Он показал телеграмму
матери и торопливо начал одеваться.
А не всем рекам такая слава.
Вот Стугна, худой имея нрав,
Разлилась близ устья величаво,
Все ручьи соседние пожрав.
И закрыла Днепр от Ростислава,
И
погиб в пучине Ростислав.
Плачет
мать над темною рекою,
Кличет сына-юношу во мгле,
И цветы поникли, и с тоскою
Приклонилось дерево к земле».
Жадов (один). Что у меня за характер! Куда он годится? С женой и то ужиться не мог! Что ж мне делать теперь? Господи Боже мой! Я с ума сойду. Без нее мне незачем на свете жить. Как это сделалось, я, право, не понимаю. Как же это я мог ее отпустить от себя! Что она будет делать у
матери? Там она
погибнет совсем. Марья! Марья!
Если б я знал, я бы раздавил вас… и вдруг, в одну ночь всё
погибло…
мать… отец… имущество, — родная кровля… всё отнято… здесь ждет голод, холод, жизнь нищего — а там виселица, пытки, позор… боже!
— Да и нет его — бога для бедных — нет! Когда мы за Зелёный Клин, на Амур-реку, собирались — как молебны служили, и просили, и плакали о помощи, — помог он нам? Маялись там три года, и которые не
погибли от лихорадки, воротились нищие. И батька мой помер, а
матери по дороге туда колесом ногу сломало, браты оба в Сибири потерялись…
Ваш отец… (отец! что бы сказать батенька? да он и маменьку нашу величал просто —
матерью) ваш отец был мне друг, и я, умирающему ему, дал слово спасти вас от праздной и развратной жизни, в которую вы уже вдались и от которой
погибли бы.
И она думала также, что ей уже поздно мечтать о счастье, что всё уже для нее
погибло и вернуться к той жизни, когда она спала с
матерью под одним одеялом, или выдумать какую-нибудь новую, особенную жизнь уже невозможно.
— На миру душу спасти, — проговорил он задумчиво, — и нет того лучше… Да трудно. Осилит, осилит мир-от тебя. Не те времена ноне… Ноне вместе жить, так отец с сыном, обнявши,
погибнет, и
мать с дочерью… А душу не соблюсти. Ох, и тут трудно, и одному-те… ах, не легко! Лукавый путает, искушает… ироды смущают… Хладом, гладом морят. «Отрекись от бога, от великого государя»… Скорбит душа-те, — ох, скорбит тяжко!.. Плоть немощная прискорбна до смерти.
Мать и сын
погибали вдвоем на морозе и питались сомнительными матерьялами.
— Ох, матушка! В таком горе будь семи пядей во лбу, ничего полезного не выдумаешь…
Погибать так уж, видно,
погибать, — зарыдала
мать Есфирь, игуменья Напольной обители.
Плачется Мать-Сыра Земля: «О ветре-ветрило!.. Зачем дышишь на меня постылою стужей?.. Око Ярилино — красное солнышко!.. Зачем греешь и светишь ты не по-прежнему?.. Разлюбил меня Ярило-бог — лишиться мне красоты своей,
погибать моим детушкам, и опять мне во мраке и стуже лежать!.. И зачем узнавала я свет, зачем узнавала жизнь и любовь?.. Зачем спознавалась с лучами ясными, с поцелуями бога Ярилы горячими?..»
— То подумай,
мать Августа, — продолжала Фелицата, — чтоб нам от твоего упрямства всем не
погибнуть… Не видишь разве, что общим советом всех скитов и обителей соборне приговорили мы вывезти твою Владычицу в надежное место. Значит, ты и должна исполнять общую волю.
У роженицы узкий таз, она не может разродиться; и она сама и ребенок должны
погибнуть; медицина спасает
мать и ребенка и таким образом дает возможность размножаться людям с узким, негодным для деторождения тазом.
Впрочем, сегодня и я, переживая потерю Смелого, все-таки чувствую себя неожиданно счастливой… Я испытала грозу в горах, такую же грозу, от которой
погибли мои отец и
мать… Я была на краю гибели и видела Керима… Жаль Смелого!.. Жаль бесконечно, но без жертв обойтись нельзя… Чтобы видеть Керима, этого страшного для всех удальца-душмана, можно пожертвовать конем…
Великая
Матерь, земля сырая! в тебе мы родимся, тобою кормимся, тебя осязаем ногами своими, в тебя возвращаемся. Дети земли, любите
матерь свою, целуйте ее исступленно, обливайте ее слезами своими, орошайте потом, напойте кровью, насыщайте ее костями своими! Ибо ничто не
погибает в ней, все хранит она в себе, немая память мира, всему дает жизнь и плод. Кто не любит землю, не чувствует ее материнства, тот — раб и изгой, жалкий бунтовщик против
матери, исчадие небытия.
Вспыхнувши гневом, коню отвечал Ахиллес быстроногий:
«Что ты, о конь мой, пророчишь мне смерть? Не твоя то забота!
Знаю я сам хорошо, что судьбой суждено мне
погибнутьЗдесь, далеко от отца и от
матери. Но не сойду я
С боя, доколе троян не насыщу кровавою бранью!»
Молвил, — и с криком вперед устремил он коней звуконогих.
Он
погибал не один, но предавал с собою других таких же, как он, молодых людей, в которых гибли лучшие надежды несчастных отцов,
матерей, сестер и мне подобных невест.
И я взял из его рук письмо maman от довольно давней уже даты и прочел весть, которая меня ошеломила. Maman, после кратких выражений согласия с Кольбергом, что «не все в жизни можно подчинить себе», справедливость этого вывода применяет к Христе, которая просто захотела
погибнуть, и
погибла. Суть дела была в том, что у Христи явилось дитя, рождение его было неблагополучно — и
мать и ребенок отдали богу свои чистые души.
— Restauratio est mater studiosoram [Ресторация —
мать студентов (лат.).], — рассмеялся учитель. Его маленькие хохлацкие глаза искрились и слезились против ветра. — Автомедон, пошел! — крикнул он извозчику. — Pereat [Да
погибнет (лат.).] классический обскурантизм!
Остался один, сиротой, без отца, без
матери, может в одиночестве
погибнуть… начнет ходить в крестьянских хороводах, ездить на тройках с бубенчиками, стегать арапником по дороге встречных и поперечных… пропадет ни за что!..
Убитого Ушакова хоронил весь город с музыкой и венками. Общественное мнение было возбуждено против убийцы до такой степени, что народ толпами ходил к тюрьме, чтобы поглядеть на стены, за которыми томился Винкель, и уже через два-три дня после похорон на могиле убитого стоял крест с мстительною надписью: „
Погиб от руки убийцы“. Но ни на кого так не подействовала смерть Ушакова, как на его
мать. Несчастная старуха, узнав о смерти своего единственного сына, едва не сошла с ума…»
Законоположение, по которому требуется, чтобы у
матери ребенка, требуемого из воспитательного, были «свои средства» для жизни, без сомнения, вытекало из похвальной заботы, чтобы ребенок не
погиб на руках неимущей
матери.