Неточные совпадения
«Уже решила», — подумал Самгин. Ему не нравилось лицо дома, не нравились слишком светлые комнаты, возмущала Марина. И уже совсем плохо почувствовал он себя, когда прибежал, наклоня голову, точно бык, большой
человек в теплом пиджаке, подпоясанном широким ремнем, в валенках, облепленный с головы до ног перьями и сенной трухой. Он схватил руки Марины, сунул в ее ладони
лохматую голову и, целуя ладони ее, замычал.
Круг пошел медленнее, шум стал тише, но
люди падали на пол все чаще, осталось на ногах десятка два; седой, высокий
человек, пошатываясь, встал на колени, взмахнул
лохматой головою и дико, яростно закричал...
— Конечно, если это войдет в привычку — стрелять, ну, это — плохо, — говорил он, выкатив глаза. — Тут, я думаю, все-таки сокрыта опасность, хотя вся жизнь основана на опасностях. Однако ежели молодые
люди пылкого характера выламывают зубья из гребня — чем же мы причешемся? А нам, Варвара Кирилловна, причесаться надо, мы — народ растрепанный,
лохматый. Ах, господи! Уж я-то знаю, до чего растрепан
человек…
Самгин подвинулся к решетке сада как раз в тот момент, когда солнце, выскользнув из облаков, осветило на паперти собора фиолетовую фигуру протоиерея Славороссова и золотой крест на его широкой груди. Славороссов стоял, подняв левую руку в небо и простирая правую над толпой благословляющим жестом. Вокруг и ниже его копошились
люди, размахивая трехцветными флагами, поблескивая окладами икон, обнажив
лохматые и лысые головы. На минуту стало тихо, и зычный голос сказал, как в рупор...
Вошли двое: один широкоплечий,
лохматый, с курчавой бородой и застывшей в ней неопределенной улыбкой, не то пьяной, не то насмешливой. У печки остановился, греясь, кто-то высокий, с черными усами и острой бородой. Бесшумно явилась молодая женщина в платочке, надвинутом до бровей. Потом один за другим пришло еще
человека четыре, они столпились у печи, не подходя к столу, в сумраке трудно было различить их. Все молчали, постукивая и шаркая ногами по кирпичному полу, только улыбающийся
человек сказал кому-то...
«В московском шуме
человек слышней», — подумал Клим, и ему было приятно, что слова сложились как поговорка. Покачиваясь в трескучем экипаже
лохматого извозчика, он оглядывался, точно
человек, возвратившийся на родину из чужой страны.
Полежав немного, дядя приподнимается, весь оборванный,
лохматый, берет булыжник и мечет его в ворота; раздается гулкий удар, точно по дну бочки. Из кабака лезут темные
люди, орут, храпят, размахивают руками; из окон домов высовываются человечьи головы, — улица оживает, смеется, кричит. Всё это тоже как сказка, любопытная, но неприятная, пугающая.
Таков
человек, у которого сердце не на месте; а за ним следует целая свита
людей, у которых тоже сердце не на месте, у каждого по своему ведомству. И опять появляются на сцену
лохматые, опять слышатся слова: «противодействие», «ирония». Сколько тут жертв!
Пролежал он таким образом, покуда не почувствовал, что пальто на нем промокло. И все время, не переставая, мучительно спрашивал себя:"Что я теперь делать буду? как глаза в
люди покажу?"В сущности, ведь он и не любил Феклиньи, а только, наравне с другими, чувствовал себя неловко, когда она, проходя мимо, выступала задорною поступью, поводила глазами и сквозь зубы (острые, как у белки) цедила:"ишь, черт
лохматый, пялы-то выпучил!"
А он вдруг опять облаком сделался и сквозь себя показал мне и сам не знаю что: степь,
люди такие дикие, сарацины, как вот бывают при сказках в Еруслане и в Бове Королевиче; в больших шапках
лохматых и с стрелами, на страшных диких конях.
Убавив шагу, Николай Всеволодович принагнулся рассмотреть, насколько это возможно было в темноте:
человек росту невысокого и вроде как бы загулявшего мещанинишки; одет не тепло и неприглядно; на
лохматой, курчавой голове торчал суконный мокрый картуз с полуоторванным козырьком.
Я стал усердно искать книг, находил их и почти каждый вечер читал. Это были хорошие вечера; в мастерской тихо, как ночью, над столами висят стеклянные шары — белые, холодные звезды, их лучи освещают
лохматые и лысые головы, приникшие к столам; я вижу спокойные, задумчивые лица, иногда раздается возглас похвалы автору книги или герою.
Люди внимательны и кротки не похоже на себя; я очень люблю их в эти часы, и они тоже относятся ко мне хорошо; я чувствовал себя на месте.
— Ну, пожалуйста, не надо этого делать, — взмолился Берко, к имени которого теперь все приходилось прибавлять слово «мистер». — Мы уже скоро дойдем, уже совсем близко. А это они потому, что… как бы вам сказать… Им неприятно видеть таких очень
лохматых, таких шорстких, таких небритых
людей, как ваши милости. У меня есть тут поблизости цирюльник… Ну, он вас приведет в порядок за самую дешевую цену. Самый дешевый цирюльник в Нью-Йорке.
За Гопкинсом последовал его ближайший товарищ, а через несколько секунд огромный
человек, в невиданной одежде,
лохматый и свирепый, один опрокинул ближайшую цепь полицейских города Нью-Йорка…
Между крестами молча ходили
люди. Кожемякин издали увидал
лохматую голову Ключарева; певчий без шапки сидел на чьей-то могиле и тихонько тонким прутом раскачивал стебель цветка, точно заставляя его кланяться солнцу и земле.
И пора было уходить: уже кто-то высокий, в
лохматой шапке, размахивал рукою над головами
людей и орал...
Вдоль большого лба лежали глубокие морщины, красные в глубине, они были похожи на царапины, весь череп его, большой, гладко вытертый сверху,
лохматый снизу и боков, заставлял думать, что
человек этот несокрушимо упрям, но маленькие бойкие глаза блестели мягко, весело и несогласно с мыслью об упрямстве.
— Ну, будто не помните, что Гулливер видел? На которых лошади-то ездили? Ну,
люди такие, или нелюди такие:
лохматые, грязные?
Покрытый морозною пылью,
лохматый пес был так же немногоречив, как его хозяин; он не рычал при приближении
человека, а молча вскакивал во весь свой рост в санях, становился передними лапами на край и выжидал первого движения подходившего, чтобы броситься ему на грудь и перекусить горло.
И большой
человек в рваном овчинном тулупе, в
лохматой бараньей шапке, шагающий у руля, остановится недвижимо, заколдованный навеки, не будет рычать...
Петрович. И сам беру, и знаю, как
люди берут, ты мне не толкун. Попался тебе баран
лохматый, ну, и обстриги его. А ведь ты со шкурой норовишь. Ты у меня с деньгами-то полбока вырвал. Я барином зажил, а ты меня сразу в нищие разжаловал. Только одна своя душа осталась, а то все ты отнял. Ты из меня, как паук, всю кровь высосал.
Это был молодой
человек, лет двадцати, угреватый,
лохматый, с маленьким лбом и с необычайно длинным носом.
— Не может быть того, чтоб Трифонов сын воровскими делами стал заниматься, — молвил Михайло Васильич. — Я у Патапа Максимыча намедни на хозяйкиных именинах гостил. Хорошие
люди все собрались… Тогда впервые и видел я Алексея
Лохматого. С нами обедал и ужинал. В приближеньи его Патап Максимыч держит и доверье к нему имеет большое. Потому и не может того быть, чтоб Алексей
Лохматый на такие дела пошел. А впрочем, повижусь на днях с Патапом Максимычем, спрошу у него…
Раскидывает Трифон
Лохматый умом-разумом: «Отчего это Алексей до такой меры стал угоден спесивому, своеобычному Чапурину?» До сей поры у Трифона никаких дел с Патапом Максимычем не бывало, и видал-то его раз-другой мельком только издали, но от
людей знал по наслуху, что хоть он и справедлив, до рабочих
людей хоть и милостив, однако ж никого из них до близости с собой не допущает…
— В годы взял. В приказчики. На место Савельича к заведенью и к дому приставил, — отвечал Патап Максимыч. — Без такого
человека мне невозможно: перво дело, за работой глаз нужен, мне одному не углядеть; опять же по делам дом покидаю на месяц и на два, и больше: надо на кого заведенье оставить. Для того и взял молодого
Лохматого.
Дня через два после того к дому Сергея Андреича Колышкина подъехала извозчичья коляска, запряженная парой добрых коней. В ней сидел высокий молодой
человек в новеньком с иголочки пальто и в круглой шелковой шляпе. Если б коляска заехала в деревню Поромову да остановилась перед избой Трифона
Лохматого, не узнать бы ему родного детища.
— Ох, Пантелей Прохорыч! — вздохнул
Лохматый. — Всех моих дум не передумать. Мало ль заботы мне.
Люди мы разоренные, семья большая, родитель-батюшка совсем хизнул с тех пор, как Господь нас горем посетил… Поневоле крылья опустишь, поневоле в лице помутишься и сохнуть зачнешь: забота
людей не красит, печаль не цветит.
Когда пали слухи, что Алексей у Патапа Максимыча хорошо пристроился, что осиповский тысячник премного его жалует, сделал даже своим приказчиком, мирской захребетник задумался. Слышит от
людей, что Трифон
Лохматый нову токарню выстроил, лошадей купил и всем прочим по хозяйству справляется. Раза по два на неделе бегает к нему Паранька, говорит, что деньги на расходы Алексей приносил… Разобрало зло писаря пуще прежнего.
Лишь за три часа до полуночи спряталось солнышко в черной полосе темного леса. Вплоть до полунóчи и зá полночь светлынь на небе стояла — то белою ночью заря с зарей сходились. Трифон
Лохматый с Феклой Абрамовной чем Бог послал потрапезовали, но только вдвоем, ровно новобрачные: сыновья в
людях, дочери по грибы ушли, с полдён в лесу застряли.
Жил старый Трифон
Лохматый да Бога благодарил. Тихо жил, смирно, с соседями в любви да в совете; добрая слава шла про него далеко. Обиды от
Лохматого никто не видал, каждому
человеку он по силе своей рад был сделать добро. Пуще всего не любил мирских пересудов. Терпеть не мог, как иной раз дочери, набравшись вестей на супрядках аль у колодца, зачнут языками косточки кому-нибудь перемывать.
Поди, и не знает, каков есть на свете
человек Трифон
Лохматый.
В"кабине партикюлье"уже заседало
человека четыре. Пирожков оглядел их быстро. Фамилии были ему неизвестны. Один, белокурый,
лохматый, в красном галстуке, говорил сипло и поводил воспаленными глазами. Двое других смотрели выгнанными со службы мелкими чиновниками. Четвертый, толстенький и красный, коротко стриженный господин, подбадривал половых, составлял душу этого кружка.
Спускались сумерки. Мелкий, сухой снег суетливо падал с неба. Я остался один с собою, и в душе опять зашевелился притихший в разговорах ужас. На Большой Московской сияло электричество, толпы двигались мимо освещенных магазинов.
Люди для чего-то гуляли, покупали в магазинах, мчались куда-то в гудящих трамваях.
Лохматый часовщик, с лупою в глазу, сидел, наклонившись над столиком. Зачем все?
— Эк сказал. На медведей бы мы всем селом облавой пошли, нам же прибыль была б. В аптеке, сказывают, нынче за медвежье сало по полтиннику за фунт дают. Каки там медведи… И свои
лохматые, какие были, из лесу невесть куда ушли. Не то что
человек, зверь лесной и тот не выдержал.
И, передвигаясь дряхлыми ногами, словно на них были тяжелые гири, провел их дворник к Даше.
Лохматая Барбоска злобно лаяла на пришедших, теребила их за фалды кафтанов, точно чуяла в них недобрых
людей. Дворник сердито закричал на нее и пинком ноги угомонил ее злость.
Толпы
людей низкорослых,
лохматых, в шкурах звериных, глядят на него с товарищами, осыпают тучами стрел, он приказывает палить из пищалей и идет вперед, а кругом него все трупы валяются.