Неточные совпадения
У суда стоять —
Ломит ноженьки,
Под венцом стоять —
Голова болит,
Голова болит,
Вспоминается
Песня старая,
Песня грозная.
На широкий двор
Гости въехали,
Молоду жену
Муж домой привез,
А роденька-то
Как набросится!
Деверек ее —
Расточихою,
А золовушка —
Щеголихою,
Свекор-батюшка —
Тот медведицей,
А свекровушка —
Людоедицей,
Кто неряхою,
Кто непряхою…
Оба осторожно вышли и притворили дверь. Прошло еще с полчаса. Раскольников открыл глаза и вскинулся опять навзничь,
заломив руки за
голову…
Он был болен уже давно; но не ужасы каторжной жизни, не работы, не пища, не бритая
голова, не лоскутное платье
сломили его: о! что ему было до всех этих мук и истязаний!
— Я тоже не могла уснуть, — начала она рассказывать. — Я никогда не слышала такой мертвой тишины. Ночью по саду ходила женщина из флигеля, вся в белом,
заломив руки за
голову. Потом вышла в сад Вера Петровна, тоже в белом, и они долго стояли на одном месте… как Парки.
— Вы хотели немножко революции? Ну, так вы будете иметь очень много революции, когда поставите мужиков на ноги и они побегут до самых крайних крайностей и
сломит вам
голову и себе тоже.
Нет, так и
ломят эти невежи, так и напирают на то, что у них положено, что заберут себе в
голову, готовы хоть стену пробить лбом, лишь бы поступить по правилам.
Моргач иногда по целым неделям обдумывает какое-нибудь, по-видимому простое, предприятие, а то вдруг решится на отчаянно смелое дело, — кажется, тут ему и
голову сломить… смотришь — все удалось, все как по маслу пошло.
После полудня там, где река Вангоу принимает в себя сразу 3 притока, мы нашли еще 1 зверовую фанзу. Дальше идти было нельзя: у Дерсу болела
голова и
ломило спину.
…Когда я пришел в себя, я лежал на полу,
голову ломило страшно. Высокий, седой жандарм стоял, сложа руки, и смотрел на меня бессмысленно-внимательно, в том роде, как в известных бронзовых статуэтках собака смотрит на черепаху.
Молодые люди оставались в саду. Студент, подостлав под себя свитку и
заломив смушковую шапку, разлегся на траве с несколько тенденциозною непринужденностью. Его старший брат сидел на завалинке рядом с Эвелиной. Кадет в аккуратно застегнутом мундире помещался с ним рядом, а несколько в стороне, опершись на подоконник, сидел, опустив
голову, слепой; он обдумывал только что смолкшие и глубоко взволновавшие его споры.
«Неужели я трус и тряпка?! — внутренне кричал Лихонин и
заламывал пальцы. — Чего я боюсь, перед кем стесняюсь? Не гордился ли я всегда тем, что я один хозяин своей жизни? Предположим даже, что мне пришла в
голову фантазия, блажь сделать психологический опыт над человеческой душой, опыт редкий, на девяносто девять шансов неудачный. Неужели я должен отдавать кому-нибудь в этом отчет или бояться чьего-либо мнения? Лихонин! Погляди на человечество сверху вниз!»
— Да хоть
голову сломить, а ехать надо! — сказал ему Вихров.
Придя к себе, Ромашов, как был, в пальто, не сняв даже шашки, лег на кровать и долго лежал, не двигаясь, тупо и пристально глядя в потолок. У него болела
голова и
ломило спину, а в душе была такая пустота, точно там никогда не рождалось ни мыслей, ни вспоминаний, ни чувств; не ощущалось даже ни раздражения, ни скуки, а просто лежало что-то большое, темное и равнодушное.
Как кончится день в глазах рябит, грудь
ломит,
голова идет кругом — ну, и выходишь из присутствия, словно пьяный шатаешься.
Даже теперь
голову ломит и в ушах звон стоит, коли к погоде…
— И-их! — визжала Власьевна, отчаянно
заламывая руки над
головой.
Один заседатель, лет десять тому назад служивший в военной службе, собирался
сломить кий об спину хозяина и до того оскорблялся, что логически присовокуплял к ряду энергических выражений: «Я сам дворянин; ну, черт его возьми, отдал бы генералу какому-нибудь, — что тут делать станешь, — а то молокососу, видите, из Парижа приехал; да позвольте спросить, чем я хуже его, я сам дворянин, старший в роде, медаль тысяча восемьсот двенадцатого…» — «Да полно ты, полно, горячая
голова!» — говорил ему корнет Дрягалов, имевший свои виды насчет Бельтова.
Это кувшин, который уже
сломил себе
голову.
Бубнов. Ваську ждешь? Гляди —
сломит тебе
голову Васька…
На дворе происходила страшная суматоха. Жена Петра бегала как полоумная из угла в угол без всякой видимой цели; старуха Анна лежала распростертая посредь двора и,
заломив руки за
голову, рыдала приговаривая...
Дымов лежал на животе, молчал и жевал соломинку; выражение лица у него было брезгливое, точно от соломинки дурно пахло, злое и утомленное… Вася жаловался, что у него
ломит челюсть, и пророчил непогоду; Емельян не махал руками, а сидел неподвижно и угрюмо глядел на огонь. Томился и Егорушка. Езда шагом утомила его, а от дневного зноя у него болела
голова.
И точно: Васька прыгает через камень, и совсем было перескочил, да каблуком задел и
голову себе
сломил.
Забил заряд я в пушку туго
И думал: угощу я друга!
Постой-ка, брат мусью!
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
Уж мы пойдем
ломить стеною,
Уж постоим мы
головоюЗа родину свою!
Вероятно, оттого, что я выбегал на улицу без шапки и калош, у меня поднялся сильный жар. Горело лицо,
ломило ноги… Тяжелую
голову клонило к столу, а в мыслях было какое-то раздвоение, когда кажется, что за каждою мыслью в мозгу движется ее тень.
Если тебе прямо говорят: не езди туда-то, ты подвергнешь себя опасности, — так кто же виноват, если ты не послушаешь благого совета и
сломишь себе
голову?
— Ну, эти львы ваши, кузина, вам
сломят когда-нибудь
голову, — заметил ей князь.
Бакин. А мы-то желаем счастливого пути госпоже Негиной! Да чего уж счастливее. Ну, если бы я знал это, я бы от души пожелал Великатову
голову сломить. А ведь бывает же, князь, что иногда стрелочник пьян напьется… Вот теперь встречный поезд проходит; вдруг на разъезде трах!
— Слышу. Давно уж зеват, — спокойно подтверждает Тюлин. — Сговорись там. Может, еще и не надо ему… Может, еще и не поедет… Отчего бы такое
голову ломит? — обращается он опять ко мне тоном самого трогательного доверия.
Ноги
ломило, все тело было разбито, но
голова горела, и физическая усталость не подавляла лихорадочно работавшей мысли.
— В драме есть единство, — заговорил критик,
заламывая еще более назад свою
голову. — Единство времени, места и действия, — дообъяснил он.
— Но вороные, — возразил было Бегушев, — ужасно резвы: на них того и гляди или себе
голову сломишь, или задавишь кого-нибудь. Я хочу велеть их продать.
Ой, свату великому,
Да Илье-то бы Васильевичу,
На ступень ступить — нога
сломить,
На другу ступить — друга
сломить,
А на третью —
голова свернуть.
С момента, когда он велел Гавриле грести тише, Гаврилу снова охватило острое выжидательное напряжение. Он весь подался вперед, во тьму, и ему казалось, что он растет, — кости и жилы вытягивались в нем с тупой болью,
голова, заполненная одной мыслью, болела, кожа на спине вздрагивала, а в ноги вонзались маленькие, острые и холодные иглы. Глаза
ломило от напряженного рассматриванья тьмы, из которой — он ждал — вот-вот встанет нечто и гаркнет на них: «Стой, воры!..»
— Верьте Маргарите, — захрипел старик. — Ей известно всё, что будет. Она ежедневно уверяет меня в этом. Ты, говорит, умрёшь, а Варьку ограбят и
сломят ей
голову… видите? Я спорю: — дочь полковника Олесова не позволит кому-нибудь
сломить ей
голову, — она сама это сделает! А что я умру — это правда… так должно быть. А вы, господин учёный, как себя здесь чувствуете? Тощища в кубе, не правда ли?
Заломив высокую свою шапку в три деньги, запрокинув
голову, выделывал он с самою серьезною миною свои па, между тем как господские люди разносили обступившим его подносы с штофами пенника и ломтиками хлеба; ребятишки и девчонки бегали кругом балкона и с визгом кидались наземь каждый раз, как барин или барыня бросали в них пригоршню жемков и орехов.
Скача через бел-горюч камень Латырь — тот самый, на котором преобразился Иисус Христос, новгородский революционер
сломил себе
голову — убился до смерти.
— Ну хорошо, на жеребцах поедем, — говорю я, — только уговор лучше денег: в сарае не изволь их муштровать и хлестать, а то они у тебя выскакивают, как бешеные, и, подъезжая к приходу, не скакать благим матом, а то, пожалуй, или себе
голову сломишь или задавишь кого-нибудь.
Потом я проревел ей над ухом что-то о здоровье ее внучат, она ласково закивала
головой и сказала участливо: «Да, да, да, бывает, бывает, у меня у самой к дождю поясницу
ломит», — и достала из мешочка какое-то вязанье.
В
голове у Василия шумело, на сердце было тяжело, спину
ломила ноющая боль.
— Здесь управитель персона важная-с, — отвечал исправник, — бывший камердинер господина и вступивший в законный брак с мамзелью, исправлявшей некоторое время при барине должность мадамы, а потом прибыл сюда отращивать себе брюхо и набивать карман; не знаю, чем кончится, а я его поймал на одну штуку — кажется, что
сломлю ему
голову. Не могу, сударь, видеть этого лакейства, особенно когда они в управители попадут.
Голова болела от вчерашнего пьянства, тело всё
ломило, словно в горячке…
Сидит Жилин за татарином, покачивается, тычется лицом в вонючую татарскую спину. Только и видит перед собой здоровенную татарскую спину, да шею жилистую, да бритый затылок из-под шапки синеется.
Голова у Жилина разбита, кровь запеклась над глазами. И нельзя ему ни поправиться на лошади, ни кровь обтереть. Руки так закручены, что в ключице
ломит.
Голову-то теперь как
заломит, чертова плешь; рукой не достанешь…
— Что-то
голову ломит… С дороги, должно быть… — сказала Дуня.
— Мишу-то возьмем… С ним-то вот неловко встречаться… Ну, что я с ним буду говорить? О чем? И ему неловко, и мне неловко… Встречаться не следует. Будем переговоры вести, если нужно будет, через прислугу… У меня, Лизочка, ужасно
голова болит… Руки и ноги…
Ломит всё.
Голова у меня горячая?
Я чувствовал себя еще более разбитым и усталым, чем вчера: кружилась
голова, болели ноги,
ломило спину. Однако утренний мороз подбадривал нас и заставлял двигаться скорее.
Этот восьмиверстный переезд на возу, который чуть волокла управляемая бабой крестьянская кляча, показался Форову за большой путь. С седой
головы майора обильно катились на его загорелое лицо капли пота и, смешиваясь с пылью, ползли по его щекам грязными потоками. Толстое, коренастое тело Форова давило на его согнутые колена, и ноги его ныли, руки отекали, а поясницу
ломило и гнуло. Но всего труднее было переносить пожилому майору то, что совершалось в его
голове.
Орловский. Я и сам, душа моя, что-то не совсем здоров. Вот уж два дня
голова болит и все тело
ломит…
Голова девочки по-прежнему ныла, и точно железные молоты ударяли по ней. Все тело
ломило, и она едва сознавала действительность. И только когда свет и тепло охватили ее, Тася впервые вполне сознательно поняла, где она находилась.