Неточные совпадения
Запущенный под
облака,
Бумажный Змей, приметя свысока
В долине мотылька,
«Поверишь ли!» кричит: «чуть-чуть тебя мне видно;
Признайся, что тебе завидно
Смотреть на мой высокий столь полёт». —
«Завидно? Право, нет!
Напрасно о себе ты много так мечтаешь!
Хоть высоко, но ты на привязи летаешь.
Такая жизнь, мой свет,
От счастия весьма далёко;
А я, хоть, правда, невысоко,
Зато
лечу,
Куда хочу;
Да я же так, как ты,
в забаву для другого,
Пустого,
Век целый не трещу».
…
В Москву я из деревни приехал
в Великий пост; снег почти сошел, полозья режут по камням, фонари тускло отсвечиваются
в темных лужах, и пристяжная бросает прямо
в лицо мороженую грязь огромными кусками. А ведь престранное дело:
в Москве только что весна установится, дней пять пройдут сухих, и вместо грязи какие-то
облака пыли
летят в глаза, першит, и полицмейстер, стоя озабоченно на дрожках, показывает с неудовольствием на пыль — а полицейские суетятся и посыпают каким-то толченым кирпичом от пыли!»
Все было видно, и даже можно было заметить, как вихрем пронесся мимо их, сидя
в горшке, колдун; как звезды, собравшись
в кучу, играли
в жмурки; как клубился
в стороне
облаком целый рой духов; как плясавший при месяце черт снял шапку, увидавши кузнеца, скачущего верхом; как
летела возвращавшаяся назад метла, на которой, видно, только что съездила куда нужно ведьма… много еще дряни встречали они.
А по оврагу езды не было, и
летит тройка прямо
в пруд, снежным
облаком прикрыта.
И прежде изредка, понемногу, показывались гуси и лебеди, больше по парочке, и высоко проносились
в серых
облаках: теперь они
летят огромными вереницами.
Осенью озеро ничего красивого не представляло. Почерневшая холодная вода била пенившеюся волной
в песчаный берег с жалобным стоном, дул сильный ветер; низкие серые
облака сползали непрерывною грядой с Рябиновых гор. По берегу ходили белые чайки. Когда экипаж подъезжал ближе, они поднимались с жалобным криком и уносились кверху. Вдали от берега сторожились утки целыми стаями.
В осенний перелет озеро Черчеж было любимым становищем для уток и гусей, — они здесь отдыхали, кормились и
летели дальше.
За день лошадь совсем отдохнула, и сани бойко
полетели обратно, к могилке о. Спиридона, а от нее свернули на дорогу к Талому. Небо обложили низкие зимние
облака, и опять начал падать мягкий снежок… Это было на руку беглецам. Скоро показался и Талый, то есть свежие пеньки, кучи куренных дров-долготья, и где-то
в чаще мелькнул огонек. Старец Кирилл молча добыл откуда-то мужицкую ушастую шапку и велел Аграфене надеть ее.
По небу, бледно-голубому, быстро плыла белая и розовая стая легких
облаков, точно большие птицы
летели, испуганные гулким ревом пара. Мать смотрела на
облака и прислушивалась к себе. Голова у нее была тяжелая, и глаза, воспаленные бессонной ночью, сухи. Странное спокойствие было
в груди, сердце билось ровно, и думалось о простых вещах…
Там, наверху, над головами, над всеми — я увидел ее. Солнце прямо
в глаза, по ту сторону, и от этого вся она — на синем полотне неба — резкая, угольно-черная, угольный силуэт на синем. Чуть выше
летят облака, и так, будто не
облака, а камень, и она сама на камне, и за нею толпа, и поляна — неслышно скользят, как корабль, и легкая — уплывает земля под ногами…
«Вот, — думал Матвей, —
полетит это
облако над землей, над морем, пронесется над Лозищами, заглянет
в светлую воду Лозовой речки, увидит лозищанские дома, и поле, и людей, которые едут
в поле и с поля, как бог велел,
в пароконных телегах и с драбинами.
Ветер лениво гнал с поля сухой снег, мимо окон
летели белые
облака, острые редкие снежинки шаркали по стёклам. Потом как-то вдруг всё прекратилось,
в крайнее окно глянул луч луны, лёг на пол под ноги женщине светлым пятном, а переплёт рамы
в пятне этом был точно чёрный крест.
— И вот, вижу я — море! — вытаращив глаза и широко разводя руками, гудел он. — Океан!
В одном месте — гора, прямо под
облака. Я тут,
в полугоре, притулился и сижу с ружьём, будто на охоте. Вдруг подходит ко мне некое человечище, как бы без лица,
в лохмотье одето, плачет и говорит: гора эта — мои грехи, а сатане — трон! Упёрся плечом
в гору, наддал и опрокинул её. Ну, и я
полетел!
По временам какая-нибудь тройка выезжала из ряда и стремглав неслась по самой середке улицы, подымая целые
облака снежной пыли; за нею вдогонку
летело несколько охотницких саней, перегоняя друг друга; слышался смех и визг; нарумяненные морозом молодые женские лица суетливо оборачивались назад и
в то же время нетерпеливо понукали кучера; тройка неслась сильнее и сильнее; догоняющие сзади наездники приходили
в азарт и ничего не видели.
Без шуток говорю: было живое предание, что они поднимались со всем экипажем и пассажирами под
облака и
летели в вихре, пока наступало время пасть на землю, чтобы дать Дон-Кихоту случай защитить обиженного или самому спрятаться от суда и следствия.
Приветствую тебя, Кавказ седой!
Твоим горам я путник не чужой:
Они меня
в младенчестве носили
И к небесам пустыни приучили.
И долго мне мечталось с этих пор
Всё небо юга да утесы гор.
Прекрасен ты, суровый край свободы,
И вы, престолы вечные природы,
Когда, как дым синея,
облакаПод вечер к вам
летят издалека,
Над вами вьются, шепчутся как тени,
Как над главой огромных привидений
Колеблемые перья, — и луна
По синим сводам странствует одна.
Зима проходит;
облакаСветлей
летят по дальним сводам,
В реке глядятся мимоходом...
— Вот так штука! — сказал мельник
в раздумьи и со страхом поглядел на небо, с которого месяц действительно светил изо всей мочи. Небо было чисто, и только между луною и лесом, что чернелся вдали за речкой, проворно
летело небольшое облачко, как темная пушинка.
Облако, как
облако, но вот что показалось мельнику немного странно: кажись, и ветру нет, и лист на кустах стоит — не шелохнется, как заколдованный, а
облако летит, как птица и прямо к городу.
Он стоял так, с задранною головой, а по воздуху уже, как орел,
летело, кружась,
облако и опускалось книзу; а из того
облака что-то жужжало так, как
в хорошем пчелином рою, когда рой вылетит из пасеки поверх саду…
Аул обстрелян. Снова подъезжает полковник Хасанов и, по приказанию генерала,
летит в аул. Крик войны снова раздается, и конница исчезает
в поднятом ею
облаке пыли.
А они-то важничают, а они-то величаются! И опять волк для красоты папиросу
в зубы взял, но так как настоящей папиросы с огнем боялся, то взял шоколадную. Только вдруг откуда ни возьмись поднялась сильнейшая буря, прямо ураган, и такой подул ветер, что закружились по земле пыль, сухие листья и бумага. И как подул ветер под большой зонтик, так
полетел зонтик вверх и волка за собой потащил через крышу, прямо к
облакам.
Бегать бы да беззаботно резвиться, а если бы крылья —
лететь бы,
лететь в синее небо, подняться б выше
облака ходячего, выше тучи гремучей, к солнышку красному, к месяцу ясному, к частым звездочкам рассыпчатым…
Алиса Осиповна явилась однажды на урок
в нарядном розовом платье, с маленьким декольте, и от нее шел такой аромат, что казалось, будто она окутана
облаком, будто стоит только дунуть на нее, как она
полетит или рассеется, как дым. Она извинилась и сказала, что может заниматься только полчаса, так как с урока пойдет прямо на бал.
Вдали увеличивалось и, уносясь по ветру, поднималось голубоватое
облако дыма. Когда я понял, что это был против нас выстрел неприятеля, все, что было на моих глазах
в эту минуту, все вдруг приняло какой-то новый величественный характер. И козлы ружей, и дым костров, и голубое небо, и зеленые лафеты, и загорелое усатое лицо Николаева — все это как будто говорило мне, что ядро, которое вылетело уже из дула и
летит в это мгновение
в пространстве, может быть, направлено прямо
в мою грудь.
Хорошо бы всю жизнь сидеть здесь на скамье и сквозь стволы берез смотреть, как внизу под горой клочьями бродит вечерний туман, как далеко-далеко над лесом черным
облаком, похожим на вуаль,
летят на ночлег грачи, как два послушника — один верхом на пегой лошади, другой пешком — гонят лошадей на ночное и, обрадовавшись свободе, шалят, как малые дети; их молодые голоса звонко раздаются
в неподвижном воздухе, и можно разобрать каждое слово.
Тогда, не переставая петь, крылатые дети
полетели высоко за
облака и через минуту вернулись снова, ведя за руку высокую женщину
в белой одежде, кроткую и прекрасную, как голубка.
Только видел
в облаке пыли, как разметались люди по сторонам, будто
полетели щепки…
— Что однако? Куда ни глянь — все чудо: вода ходит
в облаке, воздух землю держит, как перышко; вот мы с тобою прах и пепел, а движемся и мыслим, и то мне чудесно; а умрем, и прах рассыпется, а дух пойдет к тому, кто его
в нас заключил. И то мне чудно: как он наг безо всего пойдет? кто ему крыла даст, яко голубице, да
полетит и почиет?