Задумался на этот раз помещик не на шутку. Вот уж третий человек его дураком чествует, третий человек посмотрит-посмотрит на него, плюнет и отойдет. Неужто он в самом деле дурак? неужто та непреклонность, которую он так
лелеял в душе своей, в переводе на обыкновенный язык означает только глупость и безумие? и неужто, вследствие одной его непреклонности, остановились и подати, и регалии и не стало возможности достать на базаре ни фунта муки, ни куска мяса?
О, это лицо! Я никогда не видела его таким. Сотни разнородных ощущений сменились одно за другим в этих, обычно как бы застывших чертах, в этих, постоянно полных юмора и веселых огоньков глазах. Как он
лелеял в душе свою грезу об Образцовой сцене, бедненький Боб! И неужели же уступить, уступить в пользу другого то, чего он так добивался, так горячо и так пламенно желал.
Неточные совпадения
Но это спокойствие часто признак великой, хотя скрытой силы; полнота и глубина чувств и мыслей не допускает бешеных порывов:
душа, страдая и наслаждаясь, дает во всем себе строгий отчет и убеждается
в том, что так должно; она знает, что без гроз постоянный зной солнца ее иссушит; она проникается своей собственной жизнью, —
лелеет и наказывает себя, как любимого ребенка.
Штольц был глубоко счастлив своей наполненной, волнующейся жизнью,
в которой цвела неувядаемая весна, и ревниво, деятельно, зорко возделывал, берег и
лелеял ее. Со дна
души поднимался ужас тогда только, когда он вспоминал, что Ольга была на волос от гибели, что эта угаданная дорога — их два существования, слившиеся
в одно, могли разойтись; что незнание путей жизни могло дать исполниться гибельной ошибке, что Обломов…
Издавна умысел ужасный
Взлелеял тайно злой старик
В душе своей. Но взор опасный,
Враждебный взор его проник.
В самом деле, — и «как ты смеешь?», и «я тебя растил и
лелеял», и «ты дура», и «нет тебе моего благословения» — все это градом сыплется на бедную девушку и доводит ее до того, что даже
в ее слабой и покорной
душе вдруг подымается кроткий протест, выражающийся невольным, бессознательным переломом прежнего чувства: отцовский приказ идти за Бородкина возбудил
в ней отвращение к нему.
Тем не менее я должен сознаться, что
в 1830 году мой отец скончался, получив удар подсвечником
в висок и прожив предварительно все свое состояние, за исключением тридцати
душ, на долю которых и выпала обязанность
лелеять мою молодость.
Заручившись этими несложными данными, Улитушка имела полную возможность ежеминутно питать и
лелеять то чувство ненависти, которое закипало
в душе Иудушки каждый раз, когда что-нибудь напоминало ему о предстоящей «беде».
Дулебов. Очень просто. Разве вы не замечаете? Я люблю вас…
Лелеять вас, баловать… это было бы для меня наслаждением… это моя потребность; у меня очень много нежности
в душе, мне нужно ласкать кого-нибудь, я без этого не могу. Ну, подойдите же ко мне, мой птенчик!
После беседы с ним я невольно подумал: а что, если действительно миллионы русских людей только потому терпят тягостные муки революции, что
лелеют в глубине
души надежду освободиться от труда? Минимум труда — максимум наслаждения, это очень заманчиво и увлекает, как все неосуществимое, как всякая утопия.
Страшная злоба бушевала
в душе моей… Всё то немногое хорошее и честное, что осталось во мне после продолжительной жизненной порчи, всё то, что уцелело от тления, что я берег,
лелеял, чем гордился, было оскорблено, оплевано, обрызгано грязью!
И Зиновий Алексеич, и Татьяна Андревна
в дочерях своих
души не чаяли, обеих равно
лелеяли, обеих равно берегли, и не было из них ни отцовской баловницы, ни материной любимицы.
Но Катерину Астафьевну это сокрушало, и сокрушало
в одном отношении. Она боялась за
душу Форова и всегда
лелеяла заветную мечту «привести его к Богу».
Безверья — гидра появилась,
Родил ее,
взлелеял галл,
В груди,
в душе его вселилась,
И весь чудовищем он стал.
Растет, и тысячью главами
С несчетных жал струит реками
Обманчивый по свету яд.
Народы, царства заразились
Развратом, буйством помрачились
И Бога быть уже не мнят.
Почти со дня брака с ним она не переставала
в душе своей
лелеять мысль об этой смерти.
В то время, когда Сигизмунд Нарцисович Кржижановский
лелеял в своей черной
душе гнусную надежду на обладание княжной Варварой Ивановной Прозоровской по выходе ее замуж и, как мы видели, постепенно приводил этот план
в исполнение, его достойный друг и товарищ граф Станислав Владиславович Довудский с той же энергией и почти
в том же смысле работал около княжны Александры Яковлевны Баратовой.
Лелеял он
в душе своей правило раскольничьих ревнителей: «с табашником, со щепотником и бритоусом и со всяким скобленым рылом — не молись, не дружись, не бранись».