Неточные совпадения
В это время, когда экипаж был таким образом остановлен, Селифан и Петрушка, набожно снявши шляпу, рассматривали, кто, как, в чем и на чем ехал, считая числом, сколько было всех и пеших и ехавших, а барин, приказавши им не признаваться и не
кланяться никому из знакомых
лакеев, тоже принялся рассматривать робко сквозь стеклышка, находившиеся в кожаных занавесках: за гробом шли, снявши шляпы, все чиновники.
Самгин, оглядываясь, видел бородатые и бритые, пухлые и костлявые лица мужчин, возбужденных счастьем жить, видел разрумяненные мордочки женщин, украшенных драгоценными камнями, точно иконы, все это было окутано голубоватым туманом, и в нем летали, подобно ангелам, белые
лакеи,
кланялись их аккуратно причесанные и лысые головы, светились почтительными улыбками потные физиономии.
В коридоре стоял ливрейный
лакей и, как знакомому,
поклонился и отворил ему дверь.
Нехлюдов вырвал свою руку из его и, никому не
кланяясь и ничего не говоря, с мрачным видом прошел через гостиную, залу и мимо выскочивших
лакеев в переднюю и на улицу.
Может быть, долго еще бы рассуждал кузнец, если бы
лакей с галунами не толкнул его под руку и не напомнил, чтобы он не отставал от других. Запорожцы прошли еще две залы и остановились. Тут велено им было дожидаться. В зале толпилось несколько генералов в шитых золотом мундирах. Запорожцы
поклонились на все стороны и стали в кучу.
Старик молча
поклонился и побежал за ключами. Пока он бегал, ямщик сидел неподвижно, сбочась и поглядывая на запертую дверь; а
лакей Лаврецкого как спрыгнул, так и остался в живописной позе, закинув одну руку на козлы. Старик принес ключи и, без всякой нужды изгибаясь, как змея, высоко поднимая локти, отпер дверь, посторонился и опять
поклонился в пояс.
Через минуту это объяснилось: это был
лакей генерала Стрепетова, объявивший, что генерал приказали
кланяться и просят побывать у них сегодня вечером.
Князь, выйдя на террасу,
поклонился всему народу и сказал что-то глазами княжне. Она скрылась и чрез несколько минут вышла на красный двор, ведя маленького брата за руку. За ней шли два
лакея с огромными подносами, на которых лежала целая гора пряников и куски лент и позументов. Сильфидой показалась княжна Калиновичу, когда она стала мелькать в толпе и, раздавая бабам и девкам пряники и ленты, говорила...
Заметив, что на него смотрят, седой вынул сигару изо рта и вежливо
поклонился русским, — старшая дама вздернула голову вверх и, приставив к носу лорнет, вызывающе оглядела его, усач почему-то сконфузился, быстро отвернувшись, выхватил из кармана часы и снова стал раскачивать их в воздухе. На поклон ответил только толстяк, прижав подбородок ко груди, — это смутило итальянца, он нервно сунул сигару в угол рта и вполголоса спросил пожилого
лакея...
На палубу вышел крупный человек, в шапке седых кудрявых волос, с большим носом, веселыми глазами и с сигарой в зубах, —
лакеи, стоявшие у борта, почтительно
поклонились ему.
— Я очень рад, конечно, тому, если только это правда! — сказал князь. — Ну, теперь, любезный, ты можешь идти, — отнесся он к
лакею. —
Кланяйся господину Жуквичу и поблагодари его от меня; а тебе вот на водку!
Елпидифор Мартыныч на это опять только, как бы официально,
поклонился и направился в Москву; такой ответ князя снова его сильно оскорбил. «Я не
лакей же какой-нибудь: передал поручение и ступай назад!» — рассуждал он сам с собою всю дорогу.
Жуквич поднялся, почтительно раскланялся с князем, слегка
поклонился Елпидифору Мартынычу и пошел за
лакеем.
Я запечатал и отправил эту записку с коридорным
лакеем, с приказанием отдать прямо в руки. Ответа я не ждал, но через три минуты
лакей воротился с известием что «приказали
кланяться».
Но время шло. «Пора к развязке!»
Так говорил любовник мой.
«Вздыхают молча только в сказке,
А я не сказочный герой».
Раз входит,
кланяясь пренизко,
Лакей. — «Что это?» — «Вот-с записка»;
Вам барин
кланяться велел-с;
Сам не приехал — много дел-с;
Да приказал вас звать к обеду,
А вечерком потанцевать.
Он сам изволил так сказать».
— «Ступай, скажи, что я приеду». —
И в три часа, надев колет,
Летит штабротмистр на обед.
Лакей. Приказали
кланяться.
Два
лакея, Федор Иваныч и Коко Клинген. Бетси провожает даму. Коко значительно
кланяется.
Таня (
кланяется лакеям). Здравствуйте!
Старик принялся так усердно просить и
кланяться вместе с женой, чтоб воротили Наташу, хотел сам идти за нею, что Болдухины не могли отказать горячим просьбам хозяев и послали своего
лакея сказать гувернантке, чтоб она с барышней воротилась.
Вместе с Анной Сергеевной вошел и сел рядом молодой человек с небольшими бакенами, очень высокий, сутулый; он при каждом шаге покачивал головой, и, казалось, постоянно
кланялся. Вероятно, это был муж, которого она тогда в Ялте, в порыве горького чувства, обозвала
лакеем. И в самом деле, в его длинной фигуре, в бакенах, в небольшой лысине было что-то лакейски-скромное, улыбался он сладко, и в петлице у него блестел какой-то ученый значок, точно лакейский номер.
Старый
лакей Филиппыч вошел, по обыкновению на цыпочках, с повязанным в виде розетки галстуком, с крепко стиснутыми — «чтобы не отдавало духом» — губами, с седеньким хохолком на самой середине лба; вошел,
поклонился и подал на железном подносе моей бабушке большое письмо с гербовой печатью. Бабушка надела очки, прочла письмо…
Стыдясь своей новой оболочки, чувствуя себя в ней ужасно неловко, он
поклонился и стал у двери в позе
лакея…
Лакей, узнав его, еще раз ему
поклонился. Палтусов попадал в давно знакомый воздух, какого он не находил в новых купеческих палатах. И в передней и в зальце со складным столом и роялью стоял особый воздух, отзывавшийся какими-то травами, одеколоном, немного пылью и старой мебелью…
В ступке вдруг вспыхнуло яркое пламя, повалил густой розовый дым и завоняло жжеными перьями и серой. Когда дым рассеялся, Федор протер глаза и увидел, что он уже не Федор и не сапожник, а какой-то другой человек, в жилетке и с цепочкой, в новых брюках, и что сидит он в кресле за большим столом. Два
лакея подавали ему кушанья, низко
кланялись и говорили...
Лакей всунул в дверь седого Ефима и поставил его к самой притолке. Мужик не
поклонился. Помещик посмотрел на него долгим взглядом, хлебнул чаю, опять посмотрел и затем вдруг заговорил тем ерническим языком, которым баре портят свое слово, подделываясь к низкому говору, нимало не уважаемому самим народом.
На столе лежала раскрытая большая книга, церковнославянской печати — Минея-Четия, как узнала потом Полина. Старый, как лунь, поседевший,
лакей, приятной наружности, при входе гостей тихо приподнимался, снимал с носа очки и, положив их на книгу, почтительно
кланялся.
Степан
поклонился и уже повернулся уходить, как встретился лицом к лицу с Анжель, которую вводил
лакей, передавший ее карточку.
«Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10-ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет
кланяться и ни к кому не пойдет в
лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».