Неточные совпадения
И, на ходу надевая пальто, он задел рукой по голове
лакея, засмеялся и
вышел.
Княгиня Тверская не
выходила из экипажа, а только ее в штиблетах, пелеринке и черной шляпке
лакей соскочил у подъезда.
Едва Сергей Иванович с Катавасовым успели подъехать к особенно оживленной нынче народом станции Курской железной дороги и,
выйдя из кареты, осмотреть подъезжавшего сзади с вещами
лакея, как подъехали и добровольцы на четырех извозчиках. Дамы с букетами встретили их и в сопровождении хлынувшей за ними толпы вошли в станцию.
«Впрочем, это дело кончено, нечего думать об этом», сказал себе Алексей Александрович. И, думая только о предстоящем отъезде и деле ревизии, он вошел в свой нумер и спросил у провожавшего швейцара, где его
лакей; швейцар сказал, что
лакей только что
вышел. Алексей Александрович велел себе подать чаю, сел к столу и, взяв Фрума, стал соображать маршрут путешествия.
В половине восьмого, только что она сошла в гостиную,
лакей доложил: «Константин Дмитрич Левин». Княгиня была еще в своей комнате, и князь не
выходил. «Так и есть», подумала Кити, и вся кровь прилила ей к сердцу. Она ужаснулась своей бледности, взглянув в зеркало.
— Две телеграммы, — сказал вернувшийся
лакей, входя в комнату. — Извините, ваше превосходительство, я только что
вышел.
Увидав хлопотавших
лакеев над перетиркой посуды и расстановкой тарелок и рюмок, увидав их спокойные, оживленные лица, Левин испытал неожиданное чувство облегчения, точно из смрадной комнаты он
вышел на чистый воздух.
Мы
вышли в коридор. В конце коридора была отворена дверь в боковую комнату.
Лакей с извозчиком перетаскивали в нее чемоданы.
Навстречу Печорина
вышел его
лакей и доложил, что сейчас станут закладывать, подал ему ящик с сигарами и, получив несколько приказаний, отправился хлопотать. Его господин, закурив сигару, зевнул раза два и сел на скамью по другую сторону ворот. Теперь я должен нарисовать его портрет.
На крыльцо
вышел лакей в серой куртке с голубым стоячим воротником и ввел Чичикова в сени, куда
вышел уже сам хозяин.
Еще амуры, черти, змеи
На сцене скачут и шумят;
Еще усталые
лакеиНа шубах у подъезда спят;
Еще не перестали топать,
Сморкаться, кашлять, шикать, хлопать;
Еще снаружи и внутри
Везде блистают фонари;
Еще, прозябнув, бьются кони,
Наскуча упряжью своей,
И кучера, вокруг огней,
Бранят господ и бьют в ладони:
А уж Онегин
вышел вон;
Домой одеться едет он.
Большая размотала платок, закрывавший всю голову маленькой, расстегнула на ней салоп, и когда ливрейный
лакей получил эти вещи под сохранение и снял с нее меховые ботинки, из закутанной особы
вышла чудесная двенадцатилетняя девочка в коротеньком открытом кисейном платьице, белых панталончиках и крошечных черных башмачках.
Ливрейный
лакей отворял дверцы кареты; дама под черным вуалем, в черной мантилье,
выходила из нее…
Лет тридцать тому назад было это: сижу я в ресторане, задумался о чем-то, а
лакей, остроглазый такой, молоденький, пристает: “Что прикажете подать?” — “Птичьего молока стакан!” — “Простите, говорит, птичье молоко все
вышло!” Почтительно сказал, не усмехнулся.
Очень доволен был и еще один молодой парень, ужасно глупый и ужасно много говоривший, одетый по-немецки и от которого весьма скверно пахло, —
лакей, как я узнал после; этот с пившим молодым человеком даже подружился и при каждой остановке поезда поднимал его приглашением: «Теперь пора водку пить» — и оба
выходили обнявшись.
— Черт возьми! — крикнул я в исступлении.
Выходило, что будто бы я для Дарзана и отстегивал полость, как
лакей.
Они оставались там минут десять совсем не слышно и вдруг громко заговорили. Заговорили оба, но князь вдруг закричал, как бы в сильном раздражении, доходившем до бешенства. Он иногда бывал очень вспыльчив, так что даже я спускал ему. Но в эту самую минуту вошел
лакей с докладом; я указал ему на их комнату, и там мигом все затихло. Князь быстро
вышел с озабоченным лицом, но с улыбкой;
лакей побежал, и через полминуты вошел к князю гость.
Я было бросился в ее комнаты, но
лакей на дороге сказал мне, что Катерина Николаевна уже
вышла и садится в карету.
Нехлюдов отдал письмо графини Катерины Ивановны и, достав карточку, подошел к столику, на котором лежала книга для записи посетителей, и начал писать, что очень жалеет, что не застал, как
лакей подвинулся к лестнице, швейцар
вышел на подъезд, крикнув: «подавай!», а вестовой, вытянувшись, руки по швам, замер, встречая и провожая глазами сходившую с лестницы быстрой, не соответственной ее важности походкой невысокую тоненькую барыню.
Ее не было и на парадном крыльце;
вышел только Тихон-лакей, в фартуке, тоже, вероятно, занятый чисткой.
Наталья Ивановна ничего не сказала. Аграфена Петровна вопросительно глядела на Наталью Ивановну и покачивала головой. В это время из дамской комнаты
вышло опять шествие. Тот же красавец-лакей Филипп и швейцар несли княгиню. Она остановила носильщиков, подманила к себе Нехлюдова и, жалостно изнывая, подала ему белую в перстнях руку, с ужасом ожидая твердого пожатия.
Наступаю на него и узнаю штуку: каким-то он образом сошелся с
лакеем покойного отца вашего (который тогда еще был в живых) Смердяковым, а тот и научи его, дурачка, глупой шутке, то есть зверской шутке, подлой шутке — взять кусок хлеба, мякишу, воткнуть в него булавку и бросить какой-нибудь дворовой собаке, из таких, которые с голодухи кусок, не жуя, глотают, и посмотреть, что из этого
выйдет.
Для меня деревня была временем воскресения, я страстно любил деревенскую жизнь. Леса, поля и воля вольная — все это мне было так ново, выросшему в хлопках, за каменными стенами, не смея
выйти ни под каким предлогом за ворота без спроса и без сопровождения
лакея…
Вообще, с первых же шагов по лакейской части, он так неблагонадежно зарекомендовал себя, что сразу для всех сделалось ясным, что никогда из него настоящего
лакея не
выйдет.
Конон знал твердо, что он природный малиновецкий дворовый. Кроме того, он помнил, что первоначально его обучали портному мастерству, но так как портной из него
вышел плохой, то сделали
лакеем и приставили к буфету. А завтра, или вообще когда вздумается, его приставят стадо пасти — он и пастухом будет. В этом заключалось все его миросозерцание, то сокровенное миросозерцание, которое не формулируется, а само собой залегает в тайниках человеческой души, не освещаемой лучом сознания.
Как ни строга была матушка, но и она, видя, как Сатир, убирая комнаты, вдруг бросит на пол щетку и начнет Богу молиться, должна была сознаться, что из этого человека никогда путного
лакея не
выйдет.
После этого пан Крыжановский исчез, не являлся на службу, и об его существовании мы узнавали только из ежедневных донесений отцовского
лакея Захара. Сведения были малоутешительные. В один день Крыжановский смешал на биллиарде шары у игравшей компании, после чего «
вышел большой шум». На другой день он подрался с будочником. На третий — ворвался в компанию чиновников и нанес пощечину столоначальнику Венцелю.
Потом
вышел лакей Гандыло и стал запирать ставни.
Пусть лучше не будет этих благородных, широких барских замашек, которыми восторгались старые, до идиотства захолопевшие
лакеи; но пусть будет свято и неприкосновенно то, что мне принадлежит по праву; пусть у меня будет возможность всегда употреблять свободно и разумно мою мысль и волю, а не тогда, когда
выйдет милостивое разрешение от какого-нибудь Гордея Карпыча Торцова…
— «Я тебя, говорит, теперь и в лакеи-то к себе, может, взять не захочу, не то что женой твоей быть». — «А я, говорю, так не
выйду, один конец!» — «А я, говорит, сейчас Келлера позову, скажу ему, он тебя за ворота и вышвырнет». Я и кинулся на нее, да тут же до синяков и избил.
Лаврецкий
вышел с заднего крыльца и уже приближался к воротам… его нагнал
лакей.
Из передней
вышли горничные и
лакеи и остановились сплошной кучкой перед дверями.
Лакей подал спрошенный у него Бертольди чай, повесил за драпировку чистое полотенце, чего-то поглазел на приехавших барышень, спросил их паспорты и
вышел.
—
Выйди отсюда, — сказала дама
лакею, спокойно входя в нумер, и сейчас же спросила Розанова...
Варвара Ивановна взяла сына в спальню, дала ему пачку ассигнаций, заплакала, долго-долго его крестила и, наконец, вывела в залу. Здесь арестант простился еще раз с матерью, с отцом, с
лакеем и дрожащими ногами
вышел из дома.
— Барин вставши давно-с, чай в зале кушает, а барышни еще не
выходили, — отвечал
лакей.
Когда они
вышли в переднюю, оказалось, что столь срамимые плисовые сапоги принадлежали Катишь, и никто из
лакеев не хотел даже нагнуться и подать их ей, так что она сама поспешила, отвернувшись к стене, кое-как натянуть их на ногу.
В кухне стоял ливрейный
лакей князя, его отца. Оказалось, что князь, возвращаясь домой, остановил свою карету у квартиры Наташи и послал узнать, у ней ли Алеша? Объявив это,
лакей тотчас же
вышел.
Он
вышел, шагая несколько нетвердо и не оборачиваясь ко мне.
Лакей усадил его в коляску. Я пошел своею дорогою. Был третий час утра. Шел дождь, ночь была темная…
Нет, было время, когда она называла себя консерваторкой и в этом качестве делала из окна ручкой проезжему кавалергарду и
выходила гулять не иначе как в сопровождении ливрейного
лакея.
Я стоял неподвижно на одном месте и не знал — засмеяться ли мне, сказать ли что-нибудь, или так промолчать. Вдруг, сквозь раскрытую дверь передней, мне бросилась в глаза фигура нашего
лакея Федора. Он делал мне знаки. Я машинально
вышел к нему.
— Это, брат, самое худое дело, — отвечает второй
лакеи, — это все равно значит, что в доме большого нет. Примерно, я теперь в доме у буфета состою, а Петров состоит по части комнатного убранства… стало быть, если без понятия жить, он в мою часть, а я в его буду входить, и будем мы,
выходит, комнаты два раза подметать, а посуду, значит, немытую оставим.
— Проси! — приказал князь
лакею и сам
вышел несколько в залу, а Полина встала и начала торопливо поправлять перед зеркалом волосы.
Князь,
выйдя на террасу, поклонился всему народу и сказал что-то глазами княжне. Она скрылась и чрез несколько минут
вышла на красный двор, ведя маленького брата за руку. За ней шли два
лакея с огромными подносами, на которых лежала целая гора пряников и куски лент и позументов. Сильфидой показалась княжна Калиновичу, когда она стала мелькать в толпе и, раздавая бабам и девкам пряники и ленты, говорила...
Лакей поклонился и
вышел. Калинович поспешил переодеться в свою единственную фрачную пару, а прочее платье свое бросил в чемодан, запер его и ключ положил себе в карман, из опасенья, чтоб княжеская прислуга не стала рассматривать и осмеивать его гардероба, в котором были и заштопанные голландские рубашки, и поношенные жилеты, и с расколотою деревянной ручкой бритвенная кисточка.
Капитан действительно замышлял не совсем для него приятное:
выйдя от брата, он прошел к Лебедеву, который жил в Солдатской слободке, где никто уж из господ не жил, и происходило это, конечно, не от скупости, а вследствие одного несчастного случая, который постиг математика на самых первых порах приезда его на службу: целомудренно воздерживаясь от всякого рода страстей, он попробовал раз у исправника поиграть в карты, выиграл немного — понравилось… и с этой минуты карты сделались для него какой-то ненасытимой страстью: он всюду начал шататься, где только затевались карточные вечеринки; схватывался с мещанами и даже с
лакеями в горку — и не корысть его снедала в этом случае, но ощущения игрока были приятны для его мужественного сердца.
Я
вышел и даже сошел уже с лестницы, как вдруг
лакей догнал меня на крыльце...
— Отцу нравится жених, — продолжал Николай Артемьевич, размахивая сухарем, — а дочери что до этого за дело! Это было хорошо в прежние, патриархальные времена, а теперь мы все это переменили. Nous avons changé tout ça. [Мы все это переменили (фр.).] Теперь барышня разговаривает с кем ей угодно, читает, что ей угодно; отправляется одна по Москве, без
лакея, без служанки, как в Париже; и все это принято. На днях я спрашиваю: где Елена Николаевна? Говорят, изволили
выйти. Куда? Неизвестно. Что это — порядок?
И кто знает, куда бы привели его эти размышления, кто знает, не
вышло ли бы даже отсюда какого-нибудь проекта об усилении власти, но
лакей, доложивший, что подано кушать, очень кстати прервал мечтания Дмитрия Павлыча и с тем вместе избавил козелковское начальство от рассмотрения лишнего велегласия.
Потом, ранним утром,
вышел он осторожно в Морскую, призвал ломового извозчика, вынес с человеком чемоданчик и книги и поручил ему сказать, что он поехал дня на два за город, надел длинный сюртук, взял трость и зонтик, пожал руку
лакею, который служил при нем, и пошел пешком с извозчиком; крупные слезы капали у него на сюртук.