Неточные совпадения
Но на седьмом году правления Фердыщенку смутил
бес. Этот добродушный и несколько ленивый правитель вдруг сделался деятелен и настойчив до крайности: скинул замасленный халат и стал ходить по городу в вицмундире. Начал требовать, чтоб обыватели по сторонам не зевали, а смотрели в оба, и
к довершению всего устроил такую кутерьму, которая могла бы очень дурно для него кончиться, если б, в минуту крайнего раздражения глуповцев, их не осенила мысль: «А ну как, братцы, нас за это не похвалят!»
Праздность, драка, сплетни и всякие ссоры завелись между прекрасным полом такие, что мужья то и дело приходили
к нему с такими словами: «Барин, уйми беса-бабу!
С каждым годом притворялись окна в его доме, наконец остались только два, из которых одно, как уже видел читатель, было заклеено бумагою; с каждым годом уходили из вида более и более главные части хозяйства, и мелкий взгляд его обращался
к бумажкам и перышкам, которые он собирал в своей комнате; неуступчивее становился он
к покупщикам, которые приезжали забирать у него хозяйственные произведения; покупщики торговались, торговались и наконец бросили его вовсе, сказавши, что это
бес, а не человек; сено и хлеб гнили, клади и стоги обращались в чистый навоз, хоть разводи на них капусту, мука в подвалах превратилась в камень, и нужно было ее рубить,
к сукнам, холстам и домашним материям страшно было притронуться: они обращались в пыль.
Мы отправились далее. Стало смеркаться. Мы приближились
к городку, где, по словам бородатого коменданта, находился сильный отряд, идущий на соединение
к самозванцу. Мы были остановлены караульными. На вопрос: кто едет? — ямщик отвечал громогласно: «Государев кум со своею хозяюшкою». Вдруг толпа гусаров окружила нас с ужасною бранью. «Выходи,
бесов кум! — сказал мне усастый вахмистр. [Вахмистр — унтер-офицер в кавалерии.] — Вот ужо тебе будет баня, и с твоею хозяюшкою!»
«Вот почти и нет никаких
бесов!» — говорил он, возвращаясь
к себе.
Другая мука, не вчерашняя, какой-то новый
бес бросился в него, — и он так же торопливо, нервно и судорожно, как Вера накануне, собираясь идти
к обрыву, хватал одно за другим платья, разбросанные по стульям.
— Нет, я, собственно, не нуждаюсь, но этот Ломтев пристал с ножом
к горлу… На нем иногда точно
бес какой поедет, а между тем я ждал за ним гораздо дольше.
Дед и еще другой приплевшийся
к ним гуляка подумали уже, не
бес ли засел в него.
Хлопцы, слышали ли вы?
Наши ль головы не крепки!
У кривого головы
В голове расселись клепки.
Набей, бондарь, голову
Ты стальными обручами!
Вспрысни, бондарь, голову
Батогами, батогами!
Голова наш сед и крив;
Стар, как
бес, а что за дурень!
Прихотлив и похотлив:
Жмется
к девкам… Дурень, дурень!
И тебе лезть
к парубкам!
Тебя б нужно в домовину,
По усам до по шеям!
За чуприну! за чуприну!
Я —
к двери, — нет ходу; увязла средь
бесов, всю баню забили они, повернуться нельзя, под ноги лезут, дергают, сжали так, что и окститься не могу!
При этом нужно сказать, что Нечаев, которого автор «
Бесов» неверно изображает, был настоящим аскетом и подвижником революционной идеи и в своем «Катехизисе революционера» пишет как бы наставление
к духовной жизни революционера, требуя от него отречения от мира.
— Вот ты и осудил меня, а как в писании сказано: «Ты кто еси судий чуждему рабу: своему господеви стоишь или падаешь…» Так-то, родимые мои! Осудить-то легко, а того вы не подумали, что
к мирянину приставлен всего один
бес,
к попу — семь
бесов, а
к чернецу — все четырнадцать. Согрели бы вы меня лучше водочкой, чем непутевые речи заводить про наше иноческое житие.
— Аглаидой теперь перекрестили Аграфену-то, — продолжала Домнушка свою мысль. — Тоже и придумают… Ужо теперь загуляет со старцами ихними. Одинова нашей-то сестре ошибиться, а тут мужичишки, как
бесы,
к тебе пристанут… Тьфу!..
Девочка отмалчивалась в счастливом случае или убегала от своей мучительницы со слезами на глазах. Именно эти слезы и нужны были Раисе Павловне: они точно успокаивали в ней того
беса, который мучил ее. Каждая ленточка, каждый бантик, каждое грязное пятно, не говоря уже о мужском костюме Луши, — все это доставляло Раисе Павловне обильный материал для самых тонких насмешек и сарказмов. Прозоров часто бывал свидетелем этой травли и относился
к ней с своей обычной пассивностью.
Подхватили меня тут
бесы под руки и поволокли
к самому престолу.
Так как наш странник доплыл в своем рассказе до последней житейской пристани — до монастыря,
к которому он, по глубокой вере его, был от рождения предназначен, и так как ему здесь, казалось, все столь благоприятствовало, то приходилось думать, что тут Иван Северьянович более уже ни на какие напасти не натыкался; однако же вышло совсем иное. Один из наших сопутников вспомнил, что иноки, по всем о них сказаниям, постоянно очень много страдают от
беса, и вопросил...
— Я бежал оттоль, с того места, сам себя не понимая, а помню только, что за мною все будто кто-то гнался, ужасно какой большой и длинный, и бесстыжий, обнагощенный, а тело все черное и голова малая, как луновочка, а сам весь обростенький, в волосах, и я догадался, что это если не Каин, то сам губитель-бес, и все я от него убегал и звал
к себе ангела-хранителя.
«Тут же на горе паслось большое стадо свиней, и
бесы просили Его, чтобы позволил им войти в них. Он позволил им.
Бесы, вышедши из человека, вошли в свиней; и бросилось стадо с крутизны в озеро и потонуло. Пастухи, увидя происшедшее, побежали и рассказали в городе и в селениях. И вышли видеть происшедшее и, пришедши
к Иисусу, нашли человека, из которого вышли
бесы, сидящего у ног Иисусовых, одетого и в здравом уме, и ужаснулись. Видевшие же рассказали им, как исцелился бесновавшийся».
— Ты, боярин, сегодня доброе дело сделал, вызволил нас из рук этих собачьих детей, так мы хотим тебе за добро добром заплатить. Ты, видно, давно на Москве не бывал, боярин. А мы так знаем, что там деется. Послушай нас, боярин. Коли жизнь тебе не постыла, не вели вешать этих чертей. Отпусти их, и этого
беса, Хомяка, отпусти. Не их жаль, а тебя, боярин. А уж попадутся нам в руки, вот те Христос, сам повешу их. Не миновать им осила, только бы не ты их
к черту отправил, а наш брат!
Все встали и помолились; затем Арина Петровна со всеми перецеловалась, всех благословила… по-родственному и, тяжело ступая ногами, направилась
к двери. Порфирий Владимирыч, во главе всех домашних, проводил ее до крыльца, но тут при виде тарантаса его смутил
бес любомудрия. «А тарантас-то ведь братцев!» — блеснуло у него в голове.
— А чтоб он знал, какие у тебя вредные мысли; надо, чтоб он тебя учил; кому тебя поучить, кроме хозяина? Я не со зла говорю ему, а по моей жалости
к тебе. Парнишка ты не глупый, а в башке у тебя
бес мутит. Украдь — я смолчу,
к девкам ходи — тоже смолчу, и выпьешь — не скажу! А про дерзости твои всегда передам хозяину, так и знай…
Должен бы он сейчас пред царским послом мелким
бесом рассыпаться, зазвать его
к себе, угостить его водочкой, чаем попотчевать; ведь так?
На ее морщинистом лице, хранившем следы былой красивости, неизменно лежало брюзгливо-жадное выражение [Настоящие 13 отрывков составляют лишь часть дополнений и разночтений, выявленных нами сверкой печатного текста «Мелкого
беса» с текстом рукописным, xранящимся в Институте русской литературы Академии Наук СССР, в архиве Ф.
К. Сологуба.
«Верно говорит, кривой
бес!» — мысленно воскликнул Кожемякин, проникаясь всё большим почтением
к учителю, но поглядывая на него с досадой.
Высочайшая любовь
к человечеству сделала меня в это время каким-то
бесом гнева и мнительности.
Прасковья Ивановна была очень довольна, бабушке ее стало сейчас лучше, угодник майор привез ей из Москвы много игрушек и разных гостинцев, гостил у Бактеевой в доме безвыездно, рассыпался перед ней мелким
бесом и скоро так привязал
к себе девочку, что когда бабушка объявила ей, что он хочет на ней жениться, то она очень обрадовалась и, как совершенное дитя, начала бегать и прыгать по всему дому, объявляя каждому встречному, что «она идет замуж за Михаила Максимовича, что как будет ей весело, что сколько получит она подарков, что она будет с утра до вечера кататься с ним на его чудесных рысаках, качаться на самых высоких качелях, петь песни или играть в куклы, не маленькие, а большие, которые сами умеют ходить и кланяться…» Вот в каком состоянии находилась голова бедной невесты.
— Ежели пойти
к Савиным или
к Колобовым — нехорошо будет, — рассуждал про себя Зотушка. — Сейчас подумают, что я пришел
к ним жаловаться на братца Гордея Евстратыча, чтобы ему досадить. У Шабалиных, ежели наткнусь на Вукола Логиныча, — от винного
беса не уйти… Пойду-ка я
к Нилу Поликарпычу, у него и работишка для меня найдется.
К своим родным, Савиным и Колобовым, Гордей Евстратыч ни за что не хотел обращаться, несмотря на советы Татьяны Власьевны; вообще им овладел какой-то
бес гордости по отношению
к родным.
— Да он сущий Иуда-предатель! сегодня на площади я на него насмотрелся: то взглянет, как рублем подарит, то посмотрит исподлобья, словно дикий зверь. Когда Козьма Минич говорил, то он съесть его хотел глазами; а как после подошел
к нему, так — господи боже мой! откуда взялися медовые речи! И молодец-то он, и православный, и сын отечества, и бог весть что! Ну вот так мелким
бесом и рассыпался!
— Эта самая непорочность больше всего и влекла меня
к ней… Очень мне последнее время надоели разные Марии Магдалины [Мария Магдалина — по христианской легенде, последовательница Иисуса Христа, грешница, исцеленная им от тяжелого недуга — «семи
бесов».]!.. Но кто, однако, вам сказал, что мы с княгиней больше не встречаемся? — спросил в заключение Миклаков.
С особенным вниманием отнесся Егор Фомич
к высокому седому старику раскольничьего склада. Это был управляющий…ских заводов, с которых компания «Нептун» отправляла все металлы. Перед нужным человеком Егор Фомич рассыпался мелким
бесом, хотя суровый старик был не из особенно податливых: он так и выглядел последышем тех грозных управителей, которые во времена крепостного права гнули в бараний рог десятки тысяч людей.
— Но я женюсь на вас, ma belle enfant, [прелестное дитя (франц.)] если уж вы так хоти-те, — бормотал он, — и это для меня будет боль-шая честь! Только уверяю вас, что это был действи-тельно как будто бы сон… Ну, мало ли что я увижу во сне?
К чему же так бес-по-коиться? Я даже как будто ничего и не понял, mon ami, — продолжал он, обращаясь
к Мозглякову, — объясни мне хоть ты, пожа-луй-ста…
Солдат тоже за ней не гнался, но довольствовался тем, что получил, и, видя свою неустойку, рассказывал, что
бес, сидящий в Насте, распалил ее
к нему «страстью».
Через минуту я перебежал двор, где, как
бес, летала и шаркала метель, прибежал
к себе и, считая минуты, ухватился за книгу, перелистал ее, нашел рисунок, изображающий трахеотомию.
Как Мотька ни упрашивала, Мишка остался непреклонен, точно
бес на нем поехал. В первый же раз, как только пришел Савелий, верный раб Мишка привязался
к нему.
Вот из моря вылез старый
Бес:
«Зачем ты, Балда,
к нам залез?»
— Да вот веревкой хочу море мо́рщить,
Да вас, проклятое племя, корчить.
— Вот ты какой… хитрый! Человек и песню еще до конца не допел, а он уж придрался
к слову. Где у
беса хороша!.. Ты, видно, не слыхал поговорки: вперед батька не лезь в пекло, а то опередишь батька и того… нехорошо будет. Когда так, то я лучше тебе до конца спою...
К востоку примыкает она
к диким, необитаемым местам,
к непроходимому болоту, где произрастает одна клюква, где раздается лишь однообразное квакание лягушек и где суеверное предание предполагает быть обиталищу некоего
беса.
Господи!
бес, лукавый сам, и тот уж им повинуется, и все опять же такие не
к пользе, а ко вреду.
Люба. Вот этим-то драгоценна музыка. Я понимаю Саула. Меня не мучает
бес, но я понимаю его. Никакое искусство не может так заставить забыть все, как музыка. (Подходит
к окну.) Кого вам?
Вот вам даже смешно меня слушать, а, между тем, в Кормчей что сказано:
к простому человеку приставлен один
бес,
к белому попу — семь
бесов, а
к мниху — четырнадцать.
Я не берусь вполне, как психолог,
Характер Саши выставить наружу
И вскрыть его, как с труфлями пирог.
Скорей судей молчаньем я принужу
К решению… Пусть суд их будет строг!
Пусть журналист всеведущий хлопочет,
Зачем тот плачет, а другой хохочет!..
Пусть скажет он, что
бесом одержим
Был Саша, — я и тут согласен с ним,
Хотя, божусь, приятель мой, повеса,
Взбесил бы иногда любого
беса.
Он кричал, что вовсе не одержим
бесом Назарей, что он просто обманщик, вор, любящий деньги, как и все его ученики, как и сам Иуда, — потрясал денежным ящиком, кривлялся и молил, припадая
к земле.
Платонов. Ушла? (Идет
к двери и слушает.) Ушла… А может быть и не ушла? (Отворяет дверь.) Она ведь
бес… (Смотрит за дверь.) Ушла… (Ложится на диван.) Прощай, милая женщина!.. (Вздыхает.) И не увижу больше никогда… Ушла… Могла бы еще побыть минут пять…
Анна Петровна. Отгони от себя
бесов, Мишель! Не отравляйся… Ведь
к тебе женщина пришла, а не зверь… Лицо постное, на глазах слезы… Фи! Если тебе это не нравится, то я уйду… Хочешь? Я уйду, и всё останется по-старому… Идет? (Хохочет.) Дуралей! Бери, хватай, хапай!.. Что тебе еще? Выкури всю, как папиросу, выжми, на кусочки раздроби… Будь человеком! (Тормошит его.) Смешной!
Матери за трапезой читали им от Писания и кляли-проклинали мирские потехи, что от Бога отводят,
к бесóм же на пагубу приводят.
Со временем в иных заговорах появились обращения
к христианским святым и
к византийским
бесам, о которых понятия не имели старорусские поклонники Грома Гремучего и Матери-Сырой Земли.
Они изображали райских птиц Сирина, Алконаста и Гамаюна,
беса, изувешанного тыквами, перед Макарием Египетским, Иоанна Новгородского, едущего на
бесе верхом в Иерусалим
к заутрене, и
бесов, пляшущих с преподобным Исакием.
Не епископом, а
бесом смущать на худые дела послан
к нам тот проходимец…
Пришла беда, откуда она и не чаяла: толкнул
бес свекра в ребро, навел на него искушение; зачал старый молодую сноху на любовь склонять, отходу ей не дает, ровно пришил его кто
к сарафану Никитишны.