Неточные совпадения
Левин часто замечал при спорах между самыми умными
людьми, что после огромных усилий, огромного
количества логических тонкостей и слов спорящие приходили наконец к сознанию того, что то, что они долго бились доказать друг другу, давным давно, с начала спора, было известно им, но что они любят разное и потому не хотят назвать того, что они любят, чтобы не быть оспоренными.
— Вправду! — подхватил с участием Чичиков. — И вы говорите, что у него, точно,
люди умирают в большом
количестве?
Гоголь и Достоевский давали весьма обильное
количество фактов, химически сродных основной черте характера Самгина, — он это хорошо чувствовал, и это тоже было приятно. Уродливость быта и капризная разнузданность психики объясняли Самгину его раздор с действительностью, а мучительные поиски героями Достоевского непоколебимой истины и внутренней свободы, снова приподнимая его, выводили в сторону из толпы обыкновенных
людей, сближая его с беспокойными героями Достоевского.
Самгин отказался, он ночевал у Елены, где почти каждый вечер собирались и кричали разнообразные
люди, огорченные и утомленные событиями. Заметно возрастало
количество таких, которые тоскливо говорили...
— В рабочем классе скрыто огромное
количество разнообразно талантливых
людей, и все они погибают зря, — сухо и холодно говорил Юрин. — Вот, например…
«Таким типом, может быть, явился бы
человек, гармонически соединяющий в себе Дон-Кихота и Фауста. Тагильский… Чего хочет этот… иезуит? Тем, что он говорил, он, наверное, провоцировал. Хотел знать
количество сторонников большевизма. Рабочие — если это были действительно рабочие — не высказались. Может быть, они — единственные большевики в… этой начинке пирога. Елена — остроумна».
И, думая словами, он пытался представить себе порядок и
количество неприятных хлопот, которые ожидают его. Хлопоты начались немедленно: явился
человек в черном сюртуке, краснощекий, усатый, с толстым слоем черных волос на голове, зачесанные на затылок, они придают ему сходство с дьяконом, а черноусое лицо напоминает о полицейском. Большой, плотный, он должен бы говорить басом, но говорит высоким, звонким тенором...
Ужинали миролюбиво, восхищаясь вкусом сига и огромной индейки, сравнивали гастрономические богатства Милютиных лавок с богатствами Охотного ряда, и все, кроме Ореховой, согласились, что в Москве едят лучше, разнообразней. Краснов, сидя против Ногайцева, начал было говорить о том, что непрерывный рост разума
людей расширяет их вкус к земным благам и тем самым увеличивает
количество страданий, отнюдь не способствуя углублению смысла бытия.
Она немного и нерешительно поспорила с ним, Самгин с удовольствием подразнил ее, но, против желания его,
количество знакомых непрерывно и механически росло. Размножались
люди, странствующие неустанно по чужим квартирам, томимые любопытством, жаждой новостей и какой-то непонятной тревогой.
Заметно уменьшалось
количество здоровых молодых
людей, что особенно ясно видно было на солдатах, топавших ногами на всех площадях города.
Среди них немалое
количество неврастеников, они читали Фрейда и, убежденные, что уже «познали себя», особенно крепко были уверены в своей исключительности. Все эти
люди желали встать над действительностью, почти все они были беспартийны, ибо опасались, что дисциплина партии и программы может пагубно отразиться на своеобразии их личной «духовной конституции». Социальная самооценка этих
людей была выражена Алябьевым.
Количество таких наблюдений быстро возрастало, у Самгина не было сомнений в их правильности, он чувствовал, что они очень, все более твердо ставят его среди
людей. Но — плохо было то, что почти каждый
человек говорил нечто такое, что следовало бы сказать самому Самгину, каждый обворовывал его. Вот Диомидов сказал...
Количество таких
людей возрастало.
Интересна была она своим знанием веселой жизни
людей «большого света», офицеров гвардии, крупных бюрократов, банкиров. Она обладала неиссякаемым
количеством фактов, анекдотов, сплетен и рассказывала все это с насмешливостью бывшей прислуги богатых господ, — прислуги, которая сама разбогатела и вспоминает о дураках.
«Не успеешь оглянуться, как втянешься опять в эту жизнь», — подумал он, испытывая ту раздвоенность и сомнения, которые в нем вызывала необходимость заискивания в
людях, которых он не уважал. Сообразив, куда прежде, куда после ехать, чтоб не возвращаться, Нехлюдов прежде всего направился в Сенат. Его проводили в канцелярию, где он в великолепнейшем помещении увидал огромное
количество чрезвычайно учтивых и чистых чиновников.
Не перевелись, а
количество их только увеличилось и теми преступниками, которые развращаются наказаниями, и еще теми преступниками-судьями, прокурорами, следователями, тюремщиками, которые сидят и наказывают
людей».
Проходя мимо лавок мясных, рыбных и готового платья, он был поражен — точно в первый paз увидел это — сытостью того огромного
количества таких чистых и жирных лавочников, каких нет ни одного
человека в деревне.
Понятно, что и в расходах на их жизнь много сбережений. Они покупают все большими
количествами, расплачиваются наличными деньгами, поэтому вещи достаются им дешевле, чем при покупке в долг и по мелочи; вещи выбираются внимательно, с знанием толку в них, со справками, поэтому все покупается не только дешевле, но и лучше, нежели вообще приходится покупать бедным
людям.
…Действительно, какая-то шекспировская фантазия пронеслась перед нашими глазами на сером фонде Англии, с чисто шекспировской близостью великого и отвратительного, раздирающего душу и скрипящего по тарелке. Святая простота
человека, наивная простота масс и тайные окопы за стеной, интриги, ложь. Знакомые тени мелькают в других образах — от Гамлета до короля Лира, от Гонериль и Корделий до честного Яго. Яго — всё крошечные, но зато какое
количество и какая у них честность!
Услышав, что вся компания второй день ничего не ела, офицер повел всех в разбитую лавку; цветочный чай и леванский кофе были выброшены на пол вместе с большим
количеством фиников, винных ягод, миндаля;
люди наши набили себе ими карманы; в десерте недостатка не было.
Немцы, в числе которых были
люди добрые и ученые, как Лодер, Фишер, Гильдебрандт и сам Гейм, вообще отличались незнанием и нежеланием знать русского языка, хладнокровием к студентам, духом западного клиентизма, ремесленничества, неумеренным курением сигар и огромным
количеством крестов, которых они никогда не снимали.
Но в неисчислимом
количестве случаев встреча бывает случайной, и
человек мог бы встретить при других обстоятельствах более подходящего
человека.
Религиозно я скорее переживал себя как
человека с малым
количеством благодатных даров.
Рождение неисчислимого
количества новых поколений не может примирить со смертью хотя бы одного
человека.
Речь идет о качестве жизни, о направлении нуменальной воли, а не о
количестве даровитости, не о великих только
людях.
В лучшем, то есть Корсаковском, округе в 1889 г. «на всю пропорцию посеянного зерна 2060 пуд. имелось собственных семян только 165 пуд., а из 610
человек, которые посеяли это
количество, имели свое зерно только 56
человек» (приказ № 318, 1889 г.).
Как по наружному виду, так и по
количеству семей и женщин, по возрастному составу жителей и вообще по всем относящимся к нему цифрам, это одно из немногих селений на Сахалине, которое серьезно можно назвать селением, а не случайным сбродом
людей.
То прекрасное качество, которое благовоспитанные
люди называют «терпимостью», в некоторых случаях было усвоено Розановым в весьма достаточном
количестве. Он не вытерпел бы, если бы Лизу злословили, ну а цинически разбирать женщину? — Это что же? Это не вредит. Остановить — в другом месте заговорят еще хуже.
Среди русских интеллигентов, как уже многими замечено, есть порядочное
количество диковинных
людей, истинных детей русской страны и культуры, которые сумеют героически, не дрогнув ни одним мускулом, глядеть прямо в лицо смерти, которые способны ради идеи терпеливо переносить невообразимые лишения и страдания, равные пытке, но зато эти
люди теряются от высокомерности швейцара, съеживаются от окрика прачки, а в полицейский участок входят с томительной и робкой тоской.
«Сосланный в вверенную мне губернию и состоящий при мне чиновником особых поручений, коллежский секретарь Вихров дозволил себе при производстве им следствия по опекунскому управлению штабс-капитана Клыкова внушить крестьянам неповиновение и отбирал от них пристрастные показания; при производстве дознания об единоверцах вошел через жену местного станового пристава в денежные сношения с раскольниками, и, наконец, посланный для поимки бегунов, захватил оных вместе с понятыми в
количестве двух
человек, но, по небрежности или из каких-либо иных целей, отпустил их и таким образом дал им возможность избежать кары закона.
Прежде всего его поразила цифра. Всего, всего тут было много: и холста, и сукна, и сапожных подметок, не говоря уже о
людях. Ядреная, вкусная, сочная, эта цифра разом разрешила связывавшие его узы, так что прежде даже, нежели он мог хорошенько сообразить, какое
количество изюма, миндаля и икры представляет она, уста его уже шептали...
Княжна знала, какое
количество ваты истребляет Надежда Осиповна, чтоб сделать свой бюст роскошным; знала, что Наталья Ивановна в грязь полезет, если видит, что там сидит мужчина; что Петр Ермолаич только до обеда бывает
человеком, а после обеда, вплоть до другого утра, не годится; что Федору Платонычу вчерашнего числа прислал полорецкий городничий свежей икры в презент; что Вера Евлампьевна, выдавая замуж свою дочь, вызывала зачем-то окружных из уездов.
Это обезличение
людей в смысле нравственном и умственном и, напротив, слишком яркое выделение их с точки зрения покроя жилетов и
количества съедаемых"шатобрианов", это отсутствие всяких поводов для заявления о своей самостоятельности — вот в чем, по моему мнению, заключается самая неприглядная сторона заграничных шатаний.
Нужно полагать, что это было очень серьезное орудие государственной Немезиды, потому что оно отпускалось в
количестве, не превышавшем 41-го удара, хотя опытный палач, как в то время удостоверяли, мог с трех ударов заколотить
человека насмерть.
— И лучше, ей-богу, лучше! — подхватил Белавин. — Как вы хотите, а я все-таки смотрю на всю эту ихнюю корпорацию, как на какую-то неведомую богиню, которой каждогодно приносятся в жертву сотни молодых умов, и решительно портятся и губятся
люди. И если вас не завербовали — значит, довольно уж возлежит на алтаре закланных жертв…
Количество достаточное! Но пишете ли вы, однако, что-нибудь?
Из курсовых офицеров третьей роты поручик Темирязев, красивый, стройный светский
человек, был любимцем роты и всего училища и лучше всех юнкеров фехтовал на рапирах. Впрочем, и с самим волшебником эскрима, великим Пуарэ, он нередко кончал бой с равными
количествами очков.
Особенно интересен он был за обедом или ужином, полный блестящего остроумия в рассказах о своих путешествиях. Это был
человек, любивший вкусно поесть и выпить хорошего вина. Пил не особенно много, смаковал и съедал огромное
количество всякой снеди. Он иногда обедал у меня, всегда предупреждая...
По
количеству найденных у него книг можно было заключить, что
человек он начитанный.
Проезжему
человеку сдается, что тут пожирается несметное
количество пирогов с начинкой и другого серьезного харча, что в хлевах отпаиваются белоснежные поросята и откармливаются к розговинам неподвижные от жира свиньи, что на дворе гуляют стада кур, а где-нибудь, в наполненной водой яме, полощутся утки.
Бесчисленное
количество газетных мальчишек, ожидавших выхода номера и развлекавшихся пока чем попало, разделили свое внимание между этими водолазами и странно одетым
человеком, которого они засыпали целой тучей звонких острот.
И потому не могут правительства согласиться уменьшить
количество этих повинующихся им дрессированных
людей, которые и составляют всю их силу и значение.
А какое огромное
количество зла должно произойти, как оно и происходит, — от признания
людьми за собой права предупреждать могущее случиться зло.
Такой взгляд на Христа и его учение вытекает из моей книги. Но, к удивлению моему, из числа в большом
количестве появившихся на мою книгу критик, не было ни одной, ни русской, ни иностранной, которая трактовала бы предмет с той самой стороны, с которой он изложен в книге, т. е. которая посмотрела бы на учение Христа как на философское, нравственное и социальное (говоря опять языком научных
людей) учение. Ни в одной критике этого не было.
Люди, владеющие большим
количеством земель и капиталов или получающие большие жалованья, собранные с нуждающегося в самом необходимом рабочего народа, равно и те, которые, как купцы, доктора, художники, приказчики, ученые, кучера, повара, писатели, лакеи, адвокаты, кормятся около этих богатых
людей, любят верить в то, что те преимущества, которыми они пользуются, происходят не вследствие насилия, а вследствие совершенно свободного и правильного обмена услуг, и что преимущества эти не только не происходят от совершаемых над
людьми побоев и убийств, как те, которые происходили в Орле и во многих местах в России нынешним летом и происходят постоянно по всей Европе и Америке, но не имеют даже с этими насилиями никакой связи.
Не говоря уже о явно презираемых теперь должностях и положениях, вроде: шпионов, агентов тайной полиции, ростовщиков, кабатчиков, — большое
количество положений насильников, считавшихся прежде почетными, вроде полицейских, придворных, судейских, административных, духовных, военных, откупщицких, банкирских, не только не считается всеми желательным, но уже осуждается известным наиболее уважаемым кругом
людей.
Мы знаем теперь, что угрозы и наказания не могут уменьшить
количества таких
людей, а уменьшает его только изменение среды и нравственное воздействие на
людей.
Указав те же цифры 9 миллионов с чем-то действительной армии и 17 миллионов запасной и огромные расходы правительств на содержание этих армий и вооружений, он говорит: «Цифры эти представляют только малую часть действительной стоимости, потому что, кроме этих известных расходов военного бюджета народов, мы должны принять в соображение еще громадные потери общества вследствие извлечения из него такого огромного
количества самых сильных
людей, потерянных для промышленности и всякого труда, и еще те огромные проценты сумм, затраченных на военные приготовления и ничего не приносящих.
Учение это, по мнению
людей науки, заключающееся только в его догматической стороне — в учении о троице, искуплении, чудесах, церкви, таинствах и пр. — есть только одна из огромного
количества религий, которые возникали в человечестве и теперь, сыграв свою роль в истории, отживает свое время, уничтожаясь перед светом науки и истинного просвещения.
Если нуждающиеся в земле для пропитания своих семей крестьяне не пашут ту землю, которая у них под дворами, а землей этой в
количестве, могущем накормить 1000 семей, пользуется один
человек — русский, английский, австрийский или какой бы то ни было крупный землевладелец, не работающий на этой земле, и если закупивший в нужде у земледельцев хлеб купец может безопасно держать этот хлеб в своих амбарах среди голодающих
людей и продавать его в тридорога тем же земледельцам, у которых он купил его втрое дешевле, то очевидно, что это происходит по тем же причинам.
Ну что, какой твой нужда?» Тут, как водится, с природною русскому
человеку ловкостию и плутовством, покупщик начнет уверять башкирца, что нужды у него никакой нет, а наслышался он, что башкирцы больно добрые
люди, а потому и приехал в Уфимское Наместничество и захотел с ними дружбу завести и проч. и проч.; потом речь дойдет нечаянно до необъятного
количества башкирских земель, до неблагонадежности припущенников, [Припущенниками называются те, которые за известную ежегодную или единовременную плату, по заключенному договору на известное число лет, живут на башкирских землях.