Неточные совпадения
— Вы мне нужны, — шептала она: — вы просили мук, казни — я дам вам их! «Это жизнь!» — говорили вы: — вот она — мучайтесь, и я буду мучаться, будем вместе мучаться… «Страсть прекрасна: она кладет
на всю жизнь долгий след, и этот след
люди называют счастьем!..» Кто это проповедовал? А теперь бежать: нет! оставайтесь, вместе
кинемся в ту бездну! «Это жизнь, и только это!» — говорили вы, — вот и давайте жить! Вы меня учили любить, вы преподавали страсть, вы развивали ее…
Мне сто раз, среди этого тумана, задавалась странная, но навязчивая греза: «А что, как разлетится этот туман и уйдет кверху, не уйдет ли с ним вместе и весь этот гнилой, склизлый город, подымется с туманом и исчезнет как дым, и останется прежнее финское болото, а посреди его, пожалуй, для красы, бронзовый всадник
на жарко дышащем, загнанном коне?» Одним словом, не могу выразить моих впечатлений, потому что все это фантазия, наконец, поэзия, а стало быть, вздор; тем не менее мне часто задавался и задается один уж совершенно бессмысленный вопрос: «Вот они все
кидаются и мечутся, а почем знать, может быть, все это чей-нибудь сон, и ни одного-то
человека здесь нет настоящего, истинного, ни одного поступка действительного?
Мне один из здешних жителей советовал остерегаться, не подходить близко к развалинам, говоря, что там гнездятся ящерицы, около фута величиной, которые
кидаются на грудь
человеку и вцепляются когтями так сильно, что скорее готовы оставить
на месте лапы, чем отстать.
Шкуна возьмет вдруг направо и лезет почти
на самый берег, того и гляди коснется его; но шкипер издаст гортанный звук, китайцы, а более наши
люди,
кидаются к снастям, отдают их, и освобожденные
на минуту паруса хлещут, бьются о мачты, рвутся из рук, потом их усмиряют, кричат: «Берегись!», мы нагнемся, паруса переносят налево, и шкуна быстро поворачивает.
Оно и нелегко: если, сбираясь куда-нибудь
на богомолье, в Киев или из деревни в Москву, путешественник не оберется суматохи, по десяти раз
кидается в объятия родных и друзей, закусывает, присаживается и т. п., то сделайте посылку, сколько понадобится времени, чтобы тронуться четыремстам
человек — в Японию.
Когда будочники
кинулись на нее, она смертельно испугалась, когда же раздались крики «ура!», то корова пришла в совершенное исступление и бросилась в толпу, раскидывая
людей рогами.
Михей Зотыч побежал
на постоялый двор, купил ковригу хлеба и притащил ее в башкирскую избу. Нужно было видеть, как все
кинулись на эту ковригу, вырывая куски друг у друга.
Люди обезумели от голода и бросались друг
на друга, как дикие звери. Михей Зотыч стоял, смотрел и плакал… Слаб
человек, немощен, а велика его гордыня.
— Видите, что делают!» Прапорщик тоже кричит им: «Пали!» Как шарахнули они в толпу-то, так
человек двадцать сразу и повалились; но все-таки они
кинулись на солдат, думали народом их смять, а те из-за задней ширинги — трах опять, и в штыки, знаете, пошли
на них; те побежали!..
На третий день мы узнали все. От меня он
кинулся прямо к князю, не застал его дома и оставил ему записку; в записке он писал, что знает о словах его, сказанных чиновнику, что считает их себе смертельным оскорблением, а князя низким
человеком и вследствие всего этого вызывает его
на дуэль, предупреждая при этом, чтоб князь не смел уклоняться от вызова, иначе будет обесчещен публично.
Я думаю: «Ну, что же
на это роптать: они
люди должностные, и, может быть, им со мною неловко иначе при татарах обойтися», — и оставил, а выбрал такой час, что они были одни в особливой ставке, и
кинулся к ним и уже со всею откровенностью им все рассказал, что самую жестокую участь претерпеваю, и прошу их...
Ну-с, уселся я, а четверо
человек тому коню морду поводьями в разные стороны тащат, чтобы он
на которого-нибудь из них зубом не
кинулся.
Мелкая торговля, бьющаяся изо всех сил вылезти в магазины, так и стала ему
кидаться в глаза со всех сторон; через каждые почти десять шагов ему попадался жид, и из большей части домов несло жареным луком и щукой; но еще более безобразное зрелище ожидало его
на Садовой: там из кабака вывалило по крайней мере
человек двадцать мастеровых; никогда и нигде Калинович не видал народу более истощенного и безобразного: даже самое опьянение их было какое-то мрачное, свирепое; тут же, у кабака, один из них, свалившись
на тротуар, колотился с ожесточением головой о тумбу, а другой, желая, вероятно, остановить его от таких самопроизвольных побоев, оттаскивал его за волосы от тумбы, приговаривая...
— Это Газин, арестант. Он торгует здесь вином. Когда наторгует денег, то тотчас же их пропивает. Он жесток и зол; впрочем, трезвый смирен; когда же напьется, то весь наружу;
на людей с ножом
кидается. Тут уж его унимают.
Судья Дикинсон вскочил со своего места и наступил при этом
на свою новую шляпу. Какой-то дюжий немец, Келли и еще несколько
человек схватили Матвея сзади, чтобы он не искусал судью, выбранного народом Дэбльтоуна; в камере водворилось волнение, небывалое в летописях городя. Ближайшие к дверям
кинулись к выходу, толпились, падали и кричали, а внутри происходило что-то непонятное и страшное…
Измученный, голодный, оскорбленный, доведенный до исступления, лозищанин раскидал всех вцепившихся в него американцев, и только дюжий, как и он сам, немец еще держал его сзади за локти, упираясь ногами… А он рвался вперед, с глазами, налившимися кровью, и чувствуя, что он действительно начинает сходить с ума, что ему действительно хочется
кинуться на этих
людей, бить и, пожалуй, кусаться…
На рельсах вдали показался какой-то круг и покатился, и стал вырастать, приближаться, железо зазвенело и заговорило под ногами, и скоро перед платформой пролетел целый поезд… Завизжал, остановился, открылись затворки — и несколько десятков
людей торопливо прошли мимо наших лозищан. Потом они вошли в вагон, заняли пустые места, и поезд сразу опять
кинулся со всех ног и полетел так, что только мелькали окна домов…
— Заборы высокие понастроил вот, гвоздями уснастил. Собак четыре было — попробовали они тут кое-чьё мясцо
на ляжках! Два овчара были —
кинутся на грудь, едва устоишь. Отравили их. Так-то вот! Ну, после этаких делов неохота
людей уважать.
Зверь
на меня не
кидайся!
Лих
человек не касайся,
Дорог наш грош трудовой!
Вдруг послышались шаги поспешно идущих
людей; собака, почуяв приближающуюся к ней помощь, ощетинилась, заревела, как тигр, и
кинулась мне прямо
на грудь.
Сержант и
человек тридцать крестьян, вооруженных ружьями,
кинулись вслед за ним, а остальные рассыпались во все стороны. Неприятельская конница выскакала
на площадь.
— Извини меня, Саша, я и впрямь, того-этого, начинаю
на людей кидаться. Находит
на меня, что ли… Ты не обиделся, парень?
— Смотри, вот твоя земля, плачет она в темноте. Брось гордых, смирись, как я смирился, Саша, ее горьким хлебом покормись, ее грехом согреши, ее слезами, того-этого, омойся! Что ум! С умом надо ждать, да рассчитывать, да выгадывать, а разве мы можем ждать? Заставь меня ждать, так я завтра же, того-этого, сбешусь и
на людей кидаться начну. В палачи пойду!
А там пошла новая потеха: «орда»
кинулась на русские деревни с особенным ожесточением, все жгла, зорила, а
людей нещадно избивала, забирая в полон одних подростков-девушек.
Испугались шпионы мои
И
кинулись прочь:
человека заслыша,
Так стаей с мякины летят воробьи.
Затих я, прищурился — снова явились,
Глазенки мелькают в щели.
Что́ было со мною — всему подивились
И мой приговор изрекли: —
Такому-то гусю ужь что́ за охота!
Лежал бы себе
на печи!
И видно не барин: как ехал с болота.
Так рядом с Гаврилой… «Услышит,
молчи...
В священной простоте своей Бенни, объясняя свой план генералу Анненкову, ни
на минуту не сомневался, что молодые
люди, о которых он хлопотал, так и
кинутся в волонтеры-гасители.
— Да, полицейскому; но это всё пустяки; он хороший
человек; я и в Петербурге очень много полицейским давал, — да еще каким!.. это ничего, — между ними тоже есть славные ребята, — и с этим Ничипоренко опять
кинулся к печи и безжалостно зажег те самые заграничные листы, которые с такою тщательностию и серьезностию транспортировал
на себе из Англии в Россию Бенни. Труба, однако, к счастию предпринимателей, была открыта, и кипа «Колокола» сгорела благополучно.
Как закричит Петруха-то
на зайца, тот сердешный купец и
кинулся; как кинулся-то он, а Петруха-то тем временем как потрафит да как стрельнет ему в спину, так, сказывали, лоском и положил купца, зараз потерял
человека…
Тот опрометью
кинулся под навесы. Немного погодя Степка мчался что есть духу по дороге в Троскино. Рыжий Борис, Матвей Трофимыч и еще несколько
человек из мужиков стояли между тем
на крылечке, махали руками и кричали ему вслед...
Когда Печорин кончил, молодой
человек во фраке встал и, протянув руку, чтоб взять шляпу со стола, сдернул
на пол поднос с чайником и чашками; движение было явно умышленное; все глаза
на него обратились; но взгляд Печорина был дерзче и вопросительнее других; — кровь
кинулась в лицо неизвестному господину, он стоял неподвижен и не извинялся — молчание продолжалось с минуту.
— Да все к тому же-с, что пырнул же ведь ножом-с, — захихикал Павел Павлович, — ведь уж видно, что не тип-с, а сопля-человек, когда уж самое приличие от страху забыл и к дамам
на шею
кидается в присутствии губернатора-с, — а ведь пырнул же-с, достиг своего! Вот я только про это-с.
Но Кувалда молчал. Он стоял между двух полицейских, страшный и прямой, и смотрел, как учителя взваливали
на телегу.
Человек, державший труп под мышки, был низенького роста и не мог положить головы учителя в тот момент, когда ноги его уже были брошены в телегу. С минуту учитель был в такой позе, точно он хотел
кинуться с телеги вниз головой и спрятаться в земле от всех этих злых и глупых
людей, не дававших ему покоя.
На наш взгляд, такой поступок опозорил бы только женщину; но я замечал много раз, что простые
люди принимают это наоборот, как самое тяжкое оскорбление своей личности. И действительно, Степан вздрогнул, конь его, казалось, сейчас
кинется на татарку. Но он удержал его, подняв
на дыбы. Толпа шарахнулась, расчистив путь, и через минуту Степан исчез за околицей в туче снежной пыли под грохот и улюлюканье торжествующей толпы.
— Братцы, бурмакинские! Ам-ман… Аманывают наших, — кричал Сенька так отчаянно, точно его резали темною ночью
на большой дороге. Певцы
кинулись к нему. Молодой
человек с кудрявой головой, томившийся за столом, вдруг вскочил, посмотрел вокруг осоловевшими, почти безумными глазами и толкнул стол, отчего бутылки и стаканы со звоном полетели
на пол… Все перемешалось и зашумело…
Я
кинулся к нему
на слух и при непереносимом ослепительном свете черной молнии увидел не его, а лишь его голову и туловище, торчащие из трясины. Никогда не забуду этих выпученных, омертвелых от безумного ужаса глаз. Я никогда бы не поверил, что у
человека глаза могут стать такими белыми, огромными и чудовищно страшными.
По крайней мере, затаскали бы без вины, если бы только
на дворе четверо
человек не видали из окошек из флигеля и со двора, как стояла с образом в руках и сама
кинулась.
Такого
человека сейчас все заметят, потому что он всем надоедает своими жалобами
на несправедливость судьбы, ко всем навязывается с пересмеиванием своих ближних, всем
кидается в глаза своим сознательным, преднамеренным бездельничеством.
Агитаторы побледнели. Шишкин совсем почти растерялся, но Свитка не утратил присутствия духа. Минута была критическая.
Люди, за несколько еще минут расположенные верить им, теперь готовы уже были
кинуться на обоих и начать свою страшную расправу.
Нельзя сказать, чтобы оно
кидалось в глаза своей красотой, — далеко нет; но в нем было нечто такое, что всегда заставило бы
человека мыслящего, психолога, поэта, художника, из тысячи женских лиц остановить внимание именно
на этом.
Несколько
человек из толпы
кидаются ловить «вора», который сейчас только что был «поджигателем». К счастью, полиция поспешает
на выручку.
Вскоре
на той же площадке появился какой-то молодой
человек, довольно привлекательной наружности, лет двадцати пяти, в костюме совершенно безвыразительном, обыденно-сероватом, но вполне приличном, который, ничем особенным не
кидаясь в глаза, точно так же ничем не отличался от тысячи городских костюмов, встречаемых
на каждом шагу.
И вот целой ватагой,
человек в сотню, с гамом, со свистом и неистовым хохотом
кинулись они от Железного дома и смяли все, что ни попалось им
на пути.
Вспомнила Дуня об изображении Амвросия Медиоланского. Быстрым движеньем руки распахнула раму, вскочила
на подоконник и, раскрыв ставни, выпрыгнула в палисадник. Другого выхода ей не было, дом наполнен был
людьми Божьими — ее бы остановили и отдали
на жертву Денисову. В отчаянии она и
кинулась в окно, между тем как араратский пророк изо всех сил старался ржавым ключом отпереть входную дверь кладовой.
Облилась Дуня слезами при этих словах давнего верного друга. Сознавала она правду в речах Груни и не могла ничего возразить. В глубокую думу погрузилась она и через несколько минут, надрываясь от горя,
кинулась на постель Аграфены Петровны и, спрятав лицо в подушки, не своим как будто голосом стала отрывисто вскрикивать. Если б эти рыданья, эти сердечные вопли случились в сионской горнице, собор Божьих
людей возопил бы: «Накатил! Накатил!» Хлыстовские душевные движенья оставались еще в Дуне. Причитала она...
Ропшин стал для нее самым опасным из преданных ей
людей: она замирала от страха, что он в одну прелестную минуту
кинется в ноги ее мужу и во всем повинится, так как в этом Ропшин имел слабую надежду
на пренебрежительное прощение со стороны Бодростина.
Горданов завернулся и снова пошел в парк, надеясь встретить Тихона Ларионовича, и он его встретил:
на повороте одной аллеи пред ним вырос
человек, как показалось, громадного роста и с большою дубиной
на плече. Он было
кинулся к Горданову, но вдруг отступил и сказал...
Христя еще стояла
на пороге и все смотрела ему вслед. Мне казалось, что она тихо и неутешно плакала, и я все хотел к ней подойти, и не решался; а в это время невдалеке за углом послышались голоса какой-то большой шумной компании, и
на улице показалось несколько молодых
людей, в числе которых я с первого же раза узнал Пенькновского. Он был очень весел — и, заметив в калитке женское платье Христи,
кинулся к ней с словами...
Молодой
человек кинулся за нею — и, нагнав ее, остановил
на калитке.
Что говорить,
человек он «рисковый», всегда разбрасывался, новую идею выдумает и
кинется вперед
на всех парах, но сметки он и знаний — огромных, кредитом пользовался по всей Волге громадным; самые прожженные кулаки верили ему
на слово. «Усатин себя заложит, да отдаст в срок»: такая прибаутка сложилась про него давным-давно.
Вообще таких русских, которые сейчас бы
кинулись к бывшему издателю «Колокола», почти что не было. Баре из Елисейских полей не поехали бы к нему
на поклон, молодежи было, как я уже говорил, очень мало, эмигрантов — несколько
человек, да и то из таких, которые были уже с ним по Женеве, что называется, «в контрах».
Человек 30 крестьян этой деревни при появлении шайки вооружась чем попало, хотели было
кинуться на мятежников, но увидев около 200 собравшихся вооруженных
людей, остановились.