Неточные совпадения
— Вот, — сказал мне с усилием
отец, — завещаю тебе мою дочь — твою сестру. Ты все узнаешь от Якова, — прибавил он, указав на
камердинера.
Часу во втором ночи меня разбудил
камердинер моего
отца; он был раздет и испуган.
Всего более раздражен был
камердинер моего
отца, он чувствовал всю важность укладки, с ожесточением выбрасывал все положенное другими, рвал себе волосы на голове от досады и был неприступен.
Он был
камердинером Сенатора и моего
отца во время их службы в гвардии, добрый, честный и трезвый человек, глядевший в глаза молодым господам и угадывавший, по их собственным словам, их волю, что, думаю, было не легко.
Вечером снова являлся
камердинер, снимал с дивана тигровую шкуру, доставшуюся по наследству от
отца, и груду книг, стлал простыню, приносил подушки и одеяло, и кабинет так же легко превращался в спальню, как в кухню и столовую.
После Сенатора
отец мой отправлялся в свою спальную, всякий раз осведомлялся о том, заперты ли ворота, получал утвердительный ответ, изъявлял некоторое сомнение и ничего не делал, чтобы удостовериться. Тут начиналась длинная история умываний, примочек, лекарств;
камердинер приготовлял на столике возле постели целый арсенал разных вещей: склянок, ночников, коробочек. Старик обыкновенно читал с час времени Бурьенна, «Memorial de S-te Helene» и вообще разные «Записки», засим наступала ночь.
В последний день масленицы все люди, по старинному обычаю, приходили вечером просить прощения к барину; в этих торжественных случаях мой
отец выходил в залу, сопровождаемый
камердинером. Тут он делал вид, будто не всех узнает.
Мужская комнатная прислуга была доведена у нас до минимума, а именно, сколько мне помнится, для всего дома полагалось достаточным не больше двух лакеев, из которых один, Степан, исполнял обязанности
камердинера при
отце, а другой, Конон, заведывал буфетом.
У нас, например, можно было воспользоваться Ванькой-Каином единственно для того, чтобы побрить или постричь
отца, но эту деликатную операцию отлично исполнял
камердинер Конон, да вряд ли
отец и доверил бы себя рукам прощелыги, у которого бог знает что на уме.
Некоторое время он был приставлен в качестве
камердинера к старому барину, но
отец не мог выносить выражения его лица и самого Конона не иначе звал, как каменным идолом. Что касается до матушки, то она не обижала его и даже в приказаниях была более осторожна, нежели относительно прочей прислуги одного с Кононом сокровенного миросозерцания. Так что можно было подумать, что она как будто его опасается.
Она старалась гнать их от себя, заменять более реальною пищею — воспоминаниями прошлого; но последние были так малосодержательны и притом носили такой ребяческий характер, что останавливаться на них подолгу не представлялось никакого резона. У нее существовал, впрочем, в запасе один ресурс — долг самоотвержения относительно
отца, и она охотно отдалась бы ему; но старик думал, что стесняет ее собою, и предпочитал услугу старого
камердинера.
Раздав все подарки, княжна вбежала по лестнице на террасу, подошла и
отцу и поцеловала его, вероятно, за то, что он дал ей случай сделать столько добра. Вслед за тем были выставлены на столы три ведра вина, несколько ушатов пива и принесено огромное количество пирогов. Подносить вино вышел
камердинер князя, во фраке и белом жилете. Облокотившись одною рукою на стол, он обратился к ближайшей толпе...
Читатель, конечно, сам догадывается, что старики Углаковы до безумия любили свое единственное детище и почти каждодневно ставились в тупик от тех нечаянностей, которые Пьер им устраивал, причем иногда мать лучше понимала, к чему стремился и что затевал сын, а иногда
отец. Вошедший невдолге
камердинер Пьера просил всех пожаловать к больному. Муза Николаевна сейчас же поднялась; но Сусанна Николаевна несколько медлила, так что старуха Углакова проговорила...
— Да помилуйте, — отвечал Круциферский, у которого мало-помалу негодование победило сознание нелепого своего положения, — что же я сделал? Я люблю Любовь Александровну (ее звали Александровной, вероятно, потому, что
отца звали Алексеем, а
камердинера, мужа ее матери, Аксёном) и осмелился высказать это. Мне самому казалось, что я никогда не скажу ни слова о моей любви, — я не знаю, как это случилось; но что же вы находите преступного? Почему вы думаете, что мои намерения порочны?
Камердинер понять не мог, куда это идет, кланялся и говорил учтивости вроде: «Кому ж нам и угождать, как не вашему превосходительству; вы наши
отцы, мы ваши дети».
Дуня удивилась, когда ей сказали, что она невеста, поплакала, погрустила, но, имея в виду или ехать в деревню к
отцу, или быть женою
камердинера, решилась на последнее.
Все сие послание
камердинер в запертом кабинете тоже весьма долго переписывал, перемарал тоже очень много бумаги, и наконец, письмо было изготовлено, запечатано, надписано и положено в почтовый ящик, а вечером Николя, по случаю собравшихся у
отца гостей, очень спокойно и совершенно как бы с чистой совестью болтал с разными гостями. Он, кажется, вовсе и не подозревал, до какой степени был гадок содеянный им против княгини поступок.
Не могу утвердительно сказать в каком году, но помню хорошо, что, когда после чаю я пришел к
отцу во флигель, новый его
камердинер, сын приказчика Никифора Федорова, Иван Никифорович доложил, что пришел господин Иваницкий.
В самом светлом и видном углу блистал ярко вычищенный образ в богатой серебряной ризе, которым покойный барин, в качестве посаженого
отца, благословил жену бывшего своего
камердинера; подле него на старинной резной горке находился разрозненный фарфоровый сервиз, или, лучше сказать, несколько разрозненных сервизов, вероятно тоже подаренных в разных случаях старым барином смазливой Анне Андреевне.
Отец его был крепостным,
камердинером покойного князя, Сенькой.
Камеристка княгини коротко объяснила его
камердинеру, что ее сиятельство в настоящее время не расположены принять молодого князя.
Отца его не было в Петербурге — он накануне приезда сына быстро и неожиданно уехал в Москву.
3) Коляска с духовным протоиереем
отцом Федотом, держащим икону, и
камердинером Анисимовым с серебряным ковчегом.
Она и обедала с Иваном Васильевичем, которого она называла «дядей», причем за стулом князя неизменно стоял его
камердинер,
отец — Яков Никандрович. Мать ее, полная и далеко не старая женщина, была русской красавицей в полном смысле этого слова, она служила экономкой в доме князя и была полновластной распорядительницей над княжеским домом, имением и даже, прибавляли провинциальные сплетники, над самим «его сиятельством».
Камердинер вышел. Виктор снова заходил по кабинету, рисуя себе предстоящее объяснение с
отцом, придумывая положения, сцены, предугадывая вопросы и готовя ответы.
Перед ним стоял
камердинер его
отца — Игнат — и на подносе подал ему конверт без всякой надписи.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно-победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к
отцу. Около князя Василья хлопотали его два
камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»