Неточные совпадения
Дамы потихоньку
пошли за отправившимся
по лестнице вперед Разумихиным, и когда уже поравнялись в четвертом этаже с хозяйкиною дверью, то заметили, что хозяйкина дверь отворена на маленькую щелочку и что два быстрые черные глаза рассматривают их обеих из
темноты. Когда же взгляды встретились, то дверь вдруг захлопнулась, и с таким стуком, что Пульхерия Александровна чуть не вскрикнула от испуга.
В магазинах вспыхивали огни, а на улице сгущался мутный холод, сеялась какая-то сероватая пыль, пронзая кожу лица. Неприятно было видеть людей, которые
шли встречу друг другу так, как будто ничего печального не случилось; неприятны голоса женщин и топот лошадиных копыт
по торцам, — странный звук, точно десятки молотков забивали гвозди в небо и в землю, заключая и город и душу в холодную, скучную
темноту.
После третьего выстрела он прислушался минут семь, но, не слыша ничего, до того нахмурился, что на минуту как будто постарел, медленно взял ружье и нехотя
пошел по дорожке, по-видимому с намерением уйти, но замедлял, однако, шаг, точно затрудняясь
идти в
темноте. Наконец
пошел решительным шагом — и вдруг столкнулся с Верой.
Хиония Алексеевна замахала руками, как ветряная мельница, и скрылась в ближайших дверях. Она, с уверенностью своего человека в доме, миновала несколько комнат и
пошла по темному узкому коридору, которым соединялись обе половины. В
темноте чьи-то небольшие мягкие ладони закрыли глаза Хионии Алексеевны, и девичий звонкий голос спросил: «Угадайте кто?»
Он
шел как помешанный, ударяя себя
по груди,
по тому самому месту груди,
по которому ударял себя два дня тому назад пред Алешей, когда виделся с ним в последний раз вечером, в
темноте, на дороге.
Когда
идешь по тайге днем, то обходишь колодник, кусты и заросли. В
темноте же всегда, как нарочно, залезешь в самую чащу. Откуда-то берутся сучья, которые то и дело цепляются за одежду, ползучие растения срывают головной убор, протягиваются к лицу и опутывают ноги.
Ночь была темна, небо покрыто тучами, в двух шагах от себя нельзя было ничего видеть, но Марья Кириловна
шла в
темноте по знакомым дорожкам и через минуту очутилась у беседки; тут остановилась она, дабы перевести дух и явиться перед Дефоржем с видом равнодушным и неторопливым. Но Дефорж стоял уже перед нею.
День клонится к вечеру. Уже солнце село. Уже и нет его. Уже и вечер: свежо; где-то мычит вол; откуда-то навеваются звуки, — верно, где-нибудь народ
идет с работы и веселится;
по Днепру мелькает лодка… кому нужда до колодника! Блеснул на небе серебряный серп. Вот кто-то
идет с противной стороны
по дороге. Трудно разглядеть в
темноте. Это возвращается Катерина.
Однажды, когда все в квартире улеглись и
темнота комнаты наполнилась тихим дыханием сна, я долго не спал и ворочался на своей постели. Я думал о том, куда
идти по окончании гимназии. Университет был закрыт, у матери средств не было, чтобы мне готовиться еще год на аттестат зрелости…
Когда в
темноте Наташка бежала почти бегом
по Туляцкому концу и
по пути стучалась в окошко избы Чеботаревых, чтобы
идти на работу вместе с Аннушкой, солдатки уже не было дома, и Наташка получала выговоры на фабрике от уставщика.
Не помню, где мы свернули в
темноту — и в
темноте по ступеням вверх, без конца, молча. Я не видел, но знал: она
шла так же, как и я, — с закрытыми глазами, слепая, закинув вверх голову, закусив губы, — и слушала музыку: мою чуть слышную дрожь.
Однажды Николаев был приглашен к командиру полка на винт. Ромашов знал это. Ночью,
идя по улице, он услышал за чьим-то забором, из палисадника, пряный и страстный запах нарциссов. Он перепрыгнул через забор и в
темноте нарвал с грядки, перепачкав руки в сырой земле, целую охапку этих белых, нежных, мокрых цветов.
Ночь была полна глубокой тишиной, и
темнота ее казалась бархатной и теплой. Но тайная творческая жизнь чуялась в бессонном воздухе, в спокойствии невидимых деревьев, в запахе земли. Ромашов
шел, не видя дороги, и ему все представлялось, что вот-вот кто-то могучий, властный и ласковый дохнет ему в лицо жарким дыханием. И бы-ла у него в душе ревнивая грусть
по его прежним, детским, таким ярким и невозвратимым вёснам, тихая беззлобная зависть к своему чистому, нежному прошлому…
Ромашов вышел на крыльцо. Ночь стала точно еще гуще, еще чернее и теплее. Подпоручик ощупью
шел вдоль плетня, держась за него руками, и дожидался, пока его глаза привыкнут к мраку. В это время дверь, ведущая в кухню Николаевых, вдруг открылась, выбросив на мгновение в
темноту большую полосу туманного желтого света. Кто-то зашлепал
по грязи, и Ромашов услышал сердитый голос денщика Николаевых, Степана...
Он слушал, как шаги стихали, потом стихли, и только деревья что-то шептали перед рассветом в сгустившейся
темноте… Потом с моря надвинулась мглистая туча, и
пошел тихий дождь, недолгий и теплый, покрывший весь парк шорохом капель
по листьям.
Однако Джону Келли скоро стало казаться, что у незнакомца не было никаких намерений. Он просто вышел на платформу, без всякого багажа, только с корзиной в руке, даже, по-видимому, без всякого плана действий и тупо смотрел, как удаляется поезд. Раздался звон, зашипели колеса, поезд пролетел
по улице, мелькнул в полосе электрического света около аптеки, а затем потонул в
темноте, и только еще красный фонарик сзади несколько времени
посылал прощальный привет из глубины ночи…
Солдаты с ружьями на плечах
шли сначала
по дороге, потом, пройдя шагов пятьсот, свернули с нее и, шурша сапогами
по сухим листьям, прошли шагов двадцать вправо и остановились у сломанной чинары, черный ствол которой виднелся и в
темноте.
Он был рад предложению; он не мог бы теперь
идти к себе один,
по улицам, в
темноте. Ему было тесно, тягостно жало кости, точно не
по улице он
шёл, а полз под землёй и она давила ему спину, грудь, бока, обещая впереди неизбежную, глубокую яму, куда он должен скоро сорваться и бесконечно лететь в бездонную, немую глубину…
Все это было так необычно и непохоже на Урманова, которого я знал, что я
шел по темной дорожке в полном недоумении. Вдруг сзади послышались быстрые шаги, и из
темноты на меня налетел Урманов. Я вздрогнул… Мне вдруг показалось, что он бросился на меня. Но он только схватил меня за руку, выше локтя, и заговорил быстро, волнуясь и торопясь.
Я
шел в
темноте,
по плотине.
Я замялся и не ответил на ее вопрос. В последнее время я совсем не видал Соколовых и не знал, что делается в кружке. Девушка вдруг перестала закидывать меня торопливыми вопросами и как будто вглядывалась в
темноте. Я поднял ее чемодан, и мы
пошли по дорожке.
В это время подошел пассажирский поезд. Он на минуту остановился; темные фигуры вышли на другом конце платформы и
пошли куда-то в
темноту вдоль полотна. Поезд двинулся далее. Свет из окон полз
по платформе полосами. Какие-то китайские тени мелькали в окнах, проносились и исчезали. Из вагонов третьего класса несся заглушённый шум, обрывки песен, гармония. За поездом осталась полоска отвратительного аммиачного запаха…
Легко идется
по земле тому, кто полной мерой платит за содеянное. Вот уже и шоссе,
по которому когда-то так легко шагал какой-то Саша Погодин, — чуть ли не с улыбкой попирает его незримые отроческие следы крепко шагающий Сашка Жегулев, и в темной дали упоенно и радостно прозревает светящийся знак смерти.
Идет в
темноту, легкий и быстрый: лица его лучше не видеть и сердца его лучше не касаться, но тверда молодая поступь, и гордо держится на плечах полумертвая голова.
В промежутках
темноты весело перекликались; долго стояли перед мостиком, никак не могли понять при коротких ослепляющих вспышках: вода ли это
идет поверху, или блестят и маячат лужи. В
темноте, пугая и веселя, ревела вода; попробовал сунуться Колесников, но сразу влез
по колена — хоть назад возвращайся!
И точно, один коломенский будочник видел собственными глазами, как показалось из-за одного дома привидение; но, будучи
по природе своей несколько бессилен, так что один раз обыкновенный взрослый поросенок, кинувшись из какого-то частного дома, сшиб его с ног, к величайшему смеху стоявших вокруг извозчиков, с которых он вытребовал за такую издевку
по грошу на табак, — итак, будучи бессилен, он не посмел остановить его, а так
шел за ним в
темноте до тех пор, пока, наконец, привидение вдруг оглянулось и, остановясь, спросило: «Тебе чего хочется?» — и показало такой кулак, какого и у живых не найдешь.
Уже было темно, когда мы, сойдя с берега, перешли проток Дуная
по небольшому мосту и
пошли по низкому песчаному острову, еще мокрому от только что спавшей с него воды. Помню резкий лязг штыков сталкивавшихся в
темноте солдат, глухое дребезжание обгонявшей нас артиллерии, черную массу широкой реки, огоньки на другом берегу, куда мы должны были переправиться завтра и где, я думал, завтра же будет новый бой.
— Итак, почтеннейшая, первоначально отправляйтесь и возьмите, сколько
по вашему соображению нужно будет, вина и извольте готовить чай, а я между тем
пойду сзывать братию, и вот еще «стати: свечей возьмите побольше, чтобы освещение было приличное, я терпеть не моту
темноты.
Становиха сняла со стены большой ключ и повела своих гостей через кухню и сени во двор. На дворе было темно. Накрапывал мелкий дождь. Становиха
пошла вперед. Чубиков и Дюковский зашагали за ней
по высокой траве, вдыхая в себя запахи дикой конопли и помоев, всхлипывавших под ногами. Двор был большой. Скоро кончились помои, и ноги почувствовали вспаханную землю. В
темноте показались силуэты деревьев, а между деревьями — маленький домик с покривившеюся трубой.
Кто с Богом не водится,
По ночам ему не молится,
На раденьях не трудится,
Сердцем кто не надрывается,
Горючьими слезами не обливается —
Много, много с того спросится,
Тяжело будет ответ держать,
На том свете в
темноте лежать!
А кто с Господом водится,
По ночам ему молится,
На раденьях не ленится,
Сердцем своим надрывается,
Живот кровью обливается,
Сердечный ключ поднимается,
Хотя сердцем надрывается
Да слезами омывается, —
За то на небе ему
слава велия!
Прибрежные камни слегка обледенели. В
темноте не видно, насколько было глубоко. С опаской я вошел в воду
по колено. Кости заныли от холода и боли. Придерживаясь за выступы скал, медленно и осторожно я подвигался вперед, за мною
шел Ноздрин, а за ним Глегола.
Всю ночь, пользуясь
темнотой,
шли они, пробираясь лесной дорогой к позициям уже нащупанного врага. Дошли почти до самой опушки. Лес поредел, за ним потянулось все в кочках и небольших холмиках-буграх огромное поле.
По ту сторону этого широкого пустыря, уходя своей стрельчатой верхушкой, подернутой дымкой дождевого тумана, высился белый далекий костел. К нему жались со всех сторон, как дети к матери, домишки-избы небольшого галицийского селения.
От тучи подуло сильным, влажным ветром.
По земле зашуршали первые капли дождя. Распоясанный, в развевающейся рубашке, Токарев шагал
по колючему жнивью через межи и
шел в
темноту, не зная куда.
Пошли по заросшей дороге, — она тянулась
по косогору к верховью лощины. Сбогар, слабо повизгивая, оглядывался
по сторонам и жался к их ногам. Как раз над лощиною низко стояло большое, черное облако с расходившимися в стороны отрогами. Как будто гигантское, странное насекомое повисло в воздухе и пристально, победно следило за шедшими
по лощине. Угрюмые и молчаливые зарницы вспыхивали в
темноте.
Вечером, воротившись от Маши, я сидел в
темноте у окна. Тихо было на улице и душно. Над забором сада, как окаменевшие черные змеи, темнели средь дымки молодой листвы извилистые суки ветел.
По небу
шли черные облака странных очертаний, а над ними светились от невидимого месяца другие облака, бледные и легкие. Облака все время шевелились, ворочались, куда-то двигались, а на земле было мертво и тихо, как в глубокой могиле. И тишина особенно чувствовалась оттого, что облака наверху непрерывно двигались.
Мы
шли, кое-где проваливаясь
по рыхлой, плохо наезженной дорожке; белая
темнота как будто качалась перед глазами, тучи были низкие; конца не было этому белому, в котором только мы одни хрустели
по снегу; ветер шумел
по голым макушкам осин, а нам было тихо за лесом. Я кончил рассказ тем, как окруженный абрек запел песню и потом сам бросился на кинжал. Все молчали. Семка спросил...
Теперь дороги были просторны и пусты, большинство обозов уже ушло на север. Носились слухи, что вокруг рыщут шайки хунхузов и нападают на отдельно идущие части.
По вечерам, когда мы
шли в
темноте по горам, на отрогах сопок загадочно загоралась сухая прошлогодняя трава, и длинные ленты огня ползли мимо нас, а кругом была тишина и безлюдие.
Мы
шли,
шли… Никто из встречных не знал, где деревня Палинпу. На нашей карте ее тоже не было. Ломалась фура, мы останавливались, стояли, потом двигались дальше. Останавливались над провалившимся мостом, искали в
темноте проезда
по льду и двигались опять. Все больше охватывала усталость, кружилась голова. Светлела в
темноте ровно-серая дорога, слева непрерывно тянулась высокая городская стена, за нею мелькали вершины деревьев, гребни изогнутых крыш, — тихие, таинственно чуждые в своей, особой от нас жизни.
Мы
шли по песчаным, лесистым холмам до наступления
темноты. Грохот пушек чуть доносился теперь из глухой дали.
Антон
идет за своим вожатым в
темноте, не зная, куда его ведут; он знает только, что они не вышли из города и что они
идут по тесным, кривым улицам, потому что беспрестанно готовы наткнуться на угол дома.
Подъехала к Никитским Воротам раньше назначенного срока, но не
пошла к Марку. Решила: нарочно, вот нарочно опоздает на двадцать-тридцать минут, пусть не думает, что ей так нужен. Бродила в
темноте по Гоголевскому бульвару, глядела, как последние листья ясеней падали на дорожку.
Быстро
шла по пустынной улице, опустив голову. Навстречу шагал Юрка. Узнал в
темноте.
(Красный дневничок. Почерк Нинки.) — Вчера была грусть. Вместо того чтобы
пойти на лекцию, ходила в
темноте по трамвайным путям и плакала о том, что есть комсомол, партия, рациональная жизнь, материалистический подход к вещам, а я тянусь быть шарлатаном-факиром, который показывает фокусы в убогом дощатом театре.
— Не говори по-русски, — быстрым шопотом проговорил Долохов, и в ту же минуту в
темноте послышался оклик «qui vive?» [кто
идет?] и звон ружья.
Ростов накинул плащ, крикнул за собой Лаврушку с вещами, и
пошел с Ильиным, где раскатываясь
по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в
темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
Была глубокая ночь. Ярко и молчаливо сверкали звезды.
По широкой тропинке, протоптанной поперек каолиновых грядок, вереницею
шли солдаты, Они
шли тихо, затаив дыхание, а со всех сторон была густая
темнота и тишина. Рота
шла на смену в передовой люнет. Подпоручик Резцов шагал рядом со своим ротным командиром Катарановым, и оба молчали, резцов блестящими глазами вглядывался в
темноту. Катаранов, против обычного, был хмур и нервен; он
шел, понурив голову, кусал кончики усов и о чем-то думал.
Эти посещения стали как бы порядком моей жизни и каждый раз происходили при одних и тех же обстоятельствах: с вечера, когда гости расходились
по своим комнатам, я одетый бросался в постель и несколько часов спал; потом в
темноте шел в прихожую, открывал наружную дверь и впускал его, уже стоявшего на площадке.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска, и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер
шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать
по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера
по его шляпе, белевшей в
темноте.