Неточные совпадения
— Но все-таки суда я не хочу, вы помогите мне уладить все это без шума. Я вот
послал вашего Мишку разнюхать — как там? И если… не очень, — завтра сам
пойду к Блинову, черт с ним! А вы —
тетку утихомирьте, расскажите ей что-нибудь… эдакое, — бесцеремонно и напористо сказал он, подходя
к Самгину, и даже легонько дотронулся до его плеча тяжелой, красной ладонью. Это несколько покоробило Клима, — усмехаясь, он сказал...
После обеда он подошел
к ней спросить, не
пойдет ли она гулять. Она, не отвечая ему, обратилась
к тетке с вопросом...
— Ах, что я наделал! — говорил он. — Все сгубил!
Слава Богу, что Штольц уехал: она не успела сказать ему, а то бы хоть сквозь землю провались! Любовь, слезы —
к лицу ли это мне? И
тетка Ольги не
шлет, не зовет
к себе: верно, она сказала… Боже мой!..
— Да, да, — повторял он, — я тоже жду утра, и мне скучна ночь, и я завтра
пошлю к вам не за делом, а чтоб только произнести лишний раз и услыхать, как раздастся ваше имя, узнать от людей какую-нибудь подробность о вас, позавидовать, что они уж вас видели… Мы думаем, ждем, живем и надеемся одинаково. Простите, Ольга, мои сомнения: я убеждаюсь, что вы любите меня, как не любили ни отца, ни
тетку, ни…
Дела
шли своим чередом, как вдруг однажды перед началом нашей вечерней партии, когда Надежда Васильевна и Анна Васильевна наряжались
к выходу, а Софья Николаевна поехала гулять, взявши с собой Николая Васильевича, чтоб завезти его там где-то на дачу, — доложили о приезде княгини Олимпиады Измайловны. Обе
тетки поворчали на это неожиданное расстройство партии, но, однако, отпустили меня погулять, наказавши через час вернуться, а княгиню приняли.
Он развернул портрет, поставил его в гостиной на кресло и тихо
пошел по анфиладе
к комнатам Софьи. Ему сказали внизу, что она была одна:
тетки уехали
к обедне.
Тогда она
пошла опять
к тетке.
— Ну, ладно. Положим, что ты наш племянничек, зачем же ты
к нам пожаловал? разве мало у тебя родных? Одних
теток сколько! Отчего ты
к ним не
пошел?
Тетка покойного деда немного изумилась, увидевши Петруся в шинке, да еще в такую пору, когда добрый человек
идет к заутрене, и выпучила на него глаза, как будто спросонья, когда потребовал он кухоль сивухи мало не с полведра.
В этот самый день или вообще в ближайшее время после происшествия мы с матерью и с
теткой шли по улице в праздничный день, и
к нам подошел пан Уляницкий.
Перейдем
к портретам… Спасибо, что дали мою рожу
тетке Рябининой, и очень хорошо, что
посылаете оную же Аннушке.
— Оттого, что я здесь слыву богоотступником. Уверяю вас! — отнесся Александр Иванович
к Павлу. — Когда я с Кавказа приехал
к одной моей
тетке, она вдруг мне говорит: — «Саша, перекрестись, пожалуйста, при мне!» Я перекрестился. — «Ах, говорит,
слава богу, как я рада, а мне говорили, что ты и перекреститься совсем не можешь, потому что продал черту душу!»
— Страмота,
тетка, и ехать-то с тобой, хоть бы
к ноче дело-то
шло, так все бы словно поскладнее было.
Он мысленно прощался с жизнию,
посылал вздохи
к матери, благословлял
тетку, даже простил Наденьку.
Раздраженный отказом, Бельтов начал ее преследовать своей любовью, дарил ей брильянтовый перстень, который она не взяла, обещал брегетовские часы, которых у него не было, и не мог надивиться, откуда
идет неприступность красавицы; он и ревновать принимался, но не мог найти
к кому; наконец, раздосадованный Бельтов прибегнул
к угрозам,
к брани, — и это не помогло; тогда ему пришла другая мысль в голову: предложить
тетке большие деньги за Софи, — он был уверен, что алчность победит ее выставляемое целомудрие; но как человек, вечно поступавший очертя голову, он намекнул о своем намерении бедной девушке; разумеется, это ее испугало, более всего прочего, она бросилась
к ногам своей барыни, обливаясь слезами, рассказала ей все и умоляла позволить ехать в Петербург.
Если б не мать, они подошли бы, вероятно,
к самым избам никем не замеченные: семейство сидело за обедом;
тетка Анна, несмотря на весь страх, чувствуемый ею в присутствии мужа, который со вчерашнего дня ни с кем не перемолвил слова, упорно молчал и сохранял на лице своем суровое выражение, не пропускала все-таки случая заглядывать украдкою в окна, выходившие, как известно, на Оку; увидев сыновей, она забыла и самого Глеба — выпустила из рук кочергу, закричала пронзительным голосом: «Батюшки,
идут!» — и сломя голову кинулась на двор.
Аристарх, шестнадцати лет,
пошел служить
к купцу; сестру Леокадию взяла
тетка и увезла куда-то
к Ливнам, а Нестора, имевшего четырнадцать лет, призрел дядя, бедный брат Ульяны Петровны, добившийся кафедры в московском университете.
— Я скажу им: помилуйте, ваш отец—мой дядя, вот его крестница; вам будет стыдно, если ваша
тетка с просительным письмом по нумерам
пойдет. Должны дать; не могут не дать, канальи! — рассказывала она, собираясь
идти к тузовым детям.
Бледный, встревоженный хозяин, вздыхая и покачивая головой, вернулся
к себе в спальню.
Тетке жутко было оставаться в потемках, и она
пошла за ним. Он сел на кровать и несколько раз повторил...
Ей приснились две большие черные собаки с клочьями прошлогодней шерсти на бедрах и на боках; они из большой лохани с жадностью ели помои, от которых
шел белый пар и очень вкусный запах; изредка они оглядывались на
Тетку, скалили зубы и ворчали: «А тебе мы не дадим!» Но из дому выбежал мужик в шубе и прогнал их кнутом; тогда
Тетка подошла
к лохани и стала кушать, но, как только мужик ушел за ворота, обе черные собаки с ревом бросились на нее, и вдруг опять раздался пронзительный крик.
Мы видели, какие печальные обстоятельства встретили Бешметева на родине, видели, как приняли родные его намерение уехать опять в Москву; мать плакала,
тетка бранилась; видели потом, как Павел почти отказался от своего намерения, перервал свои тетради, хотел сжечь книги и как потом отложил это, в надежде, что мать со временем выздоровеет и отпустит его; но старуха не выздоравливала; герой мой беспрестанно переходил от твердого намерения уехать
к решению остаться, и вслед за тем тотчас же приходила ему в голову заветная мечта о профессорстве — он вспоминал любимый свой труд и грядущую
славу.
Павел, одетый в новый фрак, цветом аделаид, в белом жилете-пике и белом галстуке, который, между нами сказать,
к нему очень не
шел, начал принимать благословения сначала от матери, посаженого отца, а потом и от
тетки.
В выборе затруднялись недолго; что думать: Акулина и так провалялась целых два месяца;
к тому же Василиса и Дарья формально объявили, что им недосуг, что и без того работают за всех и не
пойдут — приходи хоть сам управляющий. Перекорять
теткам было дело мудреное, притом отнюдь не касалось старосты: ему все одно, тот ли, другой ли, — был бы исполнен наказ, а там пусть себе требесят бабы сколько им взгодно; в домашние дрязги никому входить не приходится.
Рыбная ловля располагает
к благодушию: в Архангельской губернии; для того чтобы на удочку попалась большая рыба, ловят маленькую, секут ее и приговаривают: «
Пошли отца,
пошли мать,
пошли тетку,
пошли дядю…» Всего вольнее — на охоте, среди леса; на Севере очень длинны заговоры на ловлю горностаев, векш, настойчиво заговаривают бег зайца.
Булычов.
Иди к чертям,
тетка!
В доме поднялась суматоха…
Тетка послала к берегу прислугу с зонтиками и калошами. Она волновалась… Мне показалось, что на ее половине я слышу еще чей-то голос, как будто Баси. Еврейка, всегда такая спокойная, теперь говорила что-то непривычно возбужденно и сердито…
Неловкое молчание. Священник
идет к стороне и, раскрывая книгу, читает. Входят Люба с Лизанькой. Люба, 20-летняя красивая, энергичная девушка, дочь Марьи Ивановны, Лизанька, постарше ее, дочь Александры Ивановны. Обе с корзинами, повязанные платками,
идут за грибами. Здороваются — одна с
теткой и дядей, Лизанька с отцом и матерью — и со священником.
Тетка стала
посылать ее
к подругам, брат стал упрашивать, чтобы она перестала сердиться на его попрек: «Я, — говорит, — Федя, не сердита, а только ты не упрашивай меня понапрасну, — не
пойду».
Воротились
тетка с Федей из города, — нет Маши;
пошли искать, искали-искали, не нашли; уж на возвратном пути она сама
к ним вышла из чьего-то конопляника.
Дарью, так в Шуе у Легостевых
тетка на ладан дышит, а
к ним, опричь Дарьи,
послать некого, сродница им…
Не доходя конного двора, Дементий остановился. Постоял, постоял и, повернув в сторону, спешными шагами
пошел к крайней кельенке сиротского ряда… А жила в той кельенке молодая бабенка,
тетка Семениха… А была та Семениха ни девка, ни вдова, ни мужняя жена — мирской человек, — солдатка.
Вот и
пошла тетка к Ивану Яковлевичу, чтобы попросить его разом помолиться о еже рабе Капитолине отверзти ложесна, а раба Лария (так живописца звали) просветити верою.
— О-о! — произнесла в гневном возбуждении моя молоденькая
тетка, — так нельзя! Так нельзя! Что она безумная, что ли, старая княгиня? Мучить так хорошенькую джаным! О-о! Стыд ей, старой княгине, стыд! Погоди, придет на днях
к Гуль-Гуль повелитель, все расскажет Кериму Гуль-Гуль, и освободит Керим Нину из замка. «
Иди на свободу из замка, Нина, — скажет он, —
иди, куда хочешь».
— Как?..
Тетка ее спрашивает: счастлива ли она?.. а она жантильничает. — Катерина Астафьевна вздохнула, встала и добавила, —
пойду к твоему мужу: так ли он счастлив, как ты?
Каждый раз, как
идти к обеду, Саня подумает о своей
тетке, Павле Захаровне.
К ней надо зайти поцеловать ее в ручку или в плечо. Что-нибудь она непременно спросит, чем занималась, и выговора не даст, а язвительно посмотрит или скажет...
Гулять по парку было еще сыро. Вниз,
к реке, она не решалась спускаться одна. Вот после обеда, когда ее старшая
тетка ляжет отдохнуть, она
пойдет к реке, если подъедет Николай Никанорыч
к обеду.
На Невском мы расстаемся. Саня Орлова, в сопровождении Коршунова, Берегового и Рудольфа,
идут пешком на Васильевский Остров. С ними до конки на Петербургскую Сторону шагает веселая хохотунья Маруся. На Михайловской улице в другую конку сядет моя Ольга и поедет
к Смольному, где ютится у своей одинокой
тетки, которая служит в канцелярии богадельни за жалкие гроши. Денисов и Федя Крымов провожают меня до своей кухмистерской. Затем я сворачиваю
к себе в Кузнечный, а они
идут «насыщаться» копеечным обедом.
— А кто ж их знает! Ведь их не увидишь… Один-то раз
тетка Матрена подглядела;
пошла она с Иваном Левоновым в амбар
к нему, мучицы насыпать; отперла дверь, а из закрома какой-то черненький выскочил и — в нору; вроде как бы кошка, только подлиннее и с бородкой. Значит, схоронился от чужого глаза.
Письмо было ею написано с прядильного двора в Калинкиной деревне, куда уличенных «прелестниц» отсылали в работы на сроки. Глаша писала
к тетке, что срок, на который она была выслана, кончался, и просила взять ее
к себе, обещая клятвенно исправиться, помогать ей по хозяйству и
пойти на место. Письмо писано было, видимо, каким-то грамотеем, четким мужицким почерком.
Передавали ему, что во время попойки он оскорблял друзей, а дома обижал
тетку, которая плакала и говорила, что не выдержит такой жизни и удавится, и мучил собаку за то, что она не
идет к нему ласкаться.
Пойдите к этим «ищущим», и вы услышите при их договорах требование: «чтобы не ходили
тетки».
Девочка горит от стыда от одних размышлений, что с нею может случиться. А места нет и нет. Извозчики говорят: «
иди к нам в стряпки: хорошие щи будешь варить — маткою звать будем»… Ей не хочется в «матки»
к извозчикам — у них так сыро и гнило в их низкой подвальной квартире, с подпорками и черными стенами, где стоит густой тяжелый запах от сырых потников и полушубков… Это совсем не то, что было у покинутых хозяев, от которых свела ее
тетка…