А он подозвал полового, заказал ему всё, что было нужно, и перешёл в соседнюю комнату. В ней было три окна, все на улицу; в одном простенке висела картинка, изображавшая охоту на медведя, в другом — голую женщину. Тихон Павлович посмотрел на них и сел за круглый столик, стоявший перед широким кожаным диваном, над которым опять-таки висела картина, изображавшая не то луга, не то море в тихую погоду. В соседней комнате гудела публика, всё прибывавшая,
звенели стаканы, хлопали пробки.
Неточные совпадения
Дронов встал, держась рукой за кромку стола. Раскалился он так, что коротенькие ноги дрожали, дрожала и рука, заставляя
звенеть пустой
стакан о бутылку. Самгин, отодвинув
стакан, прекратил тонкий звон стекла.
— Что тебе, леший, не спится? — сказала она и, согнув одно бедро, скользнула проворно мимо его, — бродит по ночам! Ты бы хоть лошадям гривы заплетал, благо нет домового! Срамит меня только перед господами! — ворчала она, несясь, как сильф, мимо его, с тарелками, блюдами, салфетками и хлебами в обеих руках, выше головы, но так, что ни одна тарелка не
звенела, ни ложка, ни
стакан не шевелились у ней.
Книги валились на пол и на постель; щетки, фуражки сыпались сверху;
стаканы и сткляночки
звенели и разбивались.
Он еще не допил второго
стакана, как перекладная тройка,
звеня колокольчиками и гремя колесами по замерзшей грязи, как по мостовой, подъехала к крыльцу.
В соседней комнате
звенят ложками,
стаканами: тут-то бы и пригласить, а его искусными намеками стараются выпроводить…
По обыкновению он был одет в татарскую рубаху, и она делала его похожим на старую бабу. Стоял он как бы прячась за угол печи, в одной руке — бутылка водки, в другой — чайный
стакан, руки у него, должно быть, дрожали — стекло
звенело, слышалось бульканье наливаемой влаги.
В темноте мне не видно было выражения его круглого, как блин, лица, но голос хозяина звучал незнакомо. Я сел рядом с ним, очень заинтересованный; опустив голову, он дробно барабанил пальцами по
стакану, стекло тихонько
звенело.
— Ты смотришь, где кровать? — говорил Жуков, стоя в углу перед шкафом и
звеня стеклом
стаканов. — Кровать рядом. Я сплю здесь, на диване. Кровать у меня хорошая, двуспальная…
Гитары бренчат,
стаканы звенят, полон дом гостей, — праздник у ротмистра. За вороного жеребца пили, за ветер, который у скоропроходящего батюшки табак из табакерки выдул, за голландской работы собачку Кушку. Дивятся некоторые, руками разводят. Как все, мол, ладно вышло: сама себя пензенская мамаша легким одуванчиком вышибла. Головы ломают, случаи разные рассказывают один другого мудренее.