Неточные совпадения
Вронский приехал на выборы и потому, что ему было скучно в деревне и нужно было
заявить свои права на свободу пред Анной, и для того, чтоб отплатить Свияжскому поддержкой на выборах за все его хлопоты для Вронского на земских выборах, и более всего для того, чтобы строго исполнить все обязанности того положения дворянина и землевладельца, которое он
себе избрал.
Но при сем не могу не
заявить, что случаются иногда такие подстрекательные «немки», что, мне кажется, нет ни единого прогрессиста, который бы совершенно мог за
себя поручиться.
— Вчера, я знаю. Я ведь сам прибыл всего только третьего дня. Ну-с, вот что я скажу вам на этот счет, Родион Романович; оправдывать
себя считаю излишним, но позвольте же и мне
заявить: что ж тут, во всем этом, в самом деле, такого особенно преступного с моей стороны, то есть без предрассудков-то, а здраво судя?
— Я тоже слабенькая, — обиженно
заявила Люба Клоун, но Туробоев, завязав
себе глаза, уже бросался ловить.
— Позвольте, я не согласен! —
заявил о
себе человек в сером костюме и в очках на татарском лице. — Прыжок из царства необходимости в царство свободы должен быть сделан, иначе — Ваал пожрет нас. Мы должны переродиться из подневольных людей в свободных работников…
— Обыск этот ставит меня в позицию неудобную, —
заявил Самгин и тотчас же остерег
себя: «Как будто я жалуюсь, а не протестую».
Он не находил в
себе и силы решительно
заявить...
У него немножко шумело в голове и возникало желание
заявить о
себе; он шагал по комнате, прислушиваясь, присматриваясь к людям, и находил почти во всех забавное: вот Марина, почти прижав к стене светловолосого, носатого юношу, говорит ему...
— Что ж, одному все взять на
себя? Экой ты какой ловкий! Нет, я знать ничего не знаю, — говорил он, — а меня просила сестра, по женскому незнанию дела,
заявить письмо у маклера — вот и все. Ты и Затертый были свидетелями, вы и в ответе!
Он открыто
заявлял, что, веря в прогресс, даже досадуя на его «черепаший» шаг, сам он не спешил укладывать
себя всего в какое-нибудь, едва обозначившееся десятилетие, дешево отрекаясь и от завещанных историею, добытых наукой и еще более от выработанных собственной жизнию убеждений, наблюдений и опытов, в виду едва занявшейся зари quasi-новых [мнимоновых (лат.).] идей, более или менее блестящих или остроумных гипотез, на которые бросается жадная юность.
А у него на лице повисло облако недоумения, недоверчивости, какой-то беспричинной и бесцельной грусти. Он разбирал
себя и, наконец, разобрал, что он допрашивался у Веры о том, населял ли кто-нибудь для нее этот угол живым присутствием, не из участия, а частию затем, чтоб испытать ее, частию, чтобы как будто отрекомендоваться ей,
заявить свой взгляд, чувства…
Засим написал рапорт по начальству и с этим рапортом в руках, рано утром, явился сам к командиру своего полка и
заявил ему, что он, «уголовный преступник, участник в подделке — х акций, отдается в руки правосудия и просит над
собою суда».
— Нет, не смеюсь, — проговорил я проникнутым голосом, — вовсе не смеюсь: вы потрясли мое сердце вашим видением золотого века, и будьте уверены, что я начинаю вас понимать. Но более всего я рад тому, что вы так
себя уважаете. Я спешу вам
заявить это. Никогда я не ожидал от вас этого!
Досифея про
себя потихоньку жалела барышню, которую нянчила и пестовала, но открыто
заявить свое сочувствие к ней она не смела.
Представитель с.-д. принципиально
заявил, что социал-демократы отказываются от участия в военно-морской комиссии и не берут на
себя ответственности за оборону страны, так как в обороне должен участвовать весь народ.
Давеча я был даже несколько удивлен: высокоталантливый обвинитель, заговорив об этом пакете, вдруг сам — слышите, господа, сам —
заявил про него в своей речи, именно в том месте, где он указывает на нелепость предположения, что убил Смердяков: „Не было бы этого пакета, не останься он на полу как улика, унеси его грабитель с
собою, то никто бы и не узнал в целом мире, что был пакет, а в нем деньги, и что, стало быть, деньги были ограблены подсудимым“.
Об отношениях своих к Грушеньке, прежних и теперешних, пан Муссялович стал было
заявлять горячо и гордо, так что Митя сразу вышел из
себя и закричал, что не позволит «подлецу» при
себе так говорить.
На вопросы о вчерашних деньгах она
заявила, что не знает, сколько их было, но слышала, как людям он много раз говорил вчера, что привез с
собой три тысячи.
Не далее как дней пять тому назад, в одном здешнем, по преимуществу дамском, обществе он торжественно
заявил в споре, что на всей земле нет решительно ничего такого, что бы заставляло людей любить
себе подобных, что такого закона природы: чтобы человек любил человечество — не существует вовсе, и что если есть и была до сих пор любовь на земле, то не от закона естественного, а единственно потому, что люди веровали в свое бессмертие.
— Именно не заметил, это вы прекрасно, прокурор, — одобрил вдруг и Митя. Но далее пошла история внезапного решения Мити «устраниться» и «пропустить счастливых мимо
себя». И он уже никак не мог, как давеча, решиться вновь разоблачать свое сердце и рассказывать про «царицу души своей». Ему претило пред этими холодными, «впивающимися в него, как клопы», людьми. А потому на повторенные вопросы
заявил кратко и резко...
Он ясно и настойчиво передал нам, очнувшись, на расспросы наши, что в то еще время, когда, выйдя на крыльцо и заслышав в саду некоторый шум, он решился войти в сад чрез калитку, стоявшую отпертою, то, войдя в сад, еще прежде чем заметил вас в темноте убегающего, как вы сообщили уже нам, от отворенного окошка, в котором видели вашего родителя, он, Григорий, бросив взгляд налево и заметив действительно это отворенное окошко, заметил в то же время, гораздо ближе к
себе, и настежь отворенную дверь, про которую вы
заявили, что она все время, как вы были в саду, оставалась запертою.
Доктор Герценштубе прямо
заявил, что «ненормальность умственных способностей подсудимого усматривается сама
собой».
А потому, сам сознавая
себя виновным и искренно раскаиваясь, почувствовал стыд и, не могши преодолеть его, просил нас, меня и сына своего, Ивана Федоровича,
заявить пред вами все свое искреннее сожаление, сокрушение и покаяние…
Новгородский предводитель, милиционный [участник ополчения 1812 г. (от лат. militia).] дворянин, с владимирской медалью, встречаясь со мной, чтоб
заявить начитанность, говорил книжным языком докарамзинского периода; указывая раз на памятник, который новгородское дворянство воздвигнуло самому
себе в награду за патриотизм в 1812 году, он как-то с чувством отзывался о, так сказать, трудной, священной и тем не менее лестной обязанности предводителя.
Она самолично простаивала целые дни при молотьбе и веянии и заставляла при
себе мерять вывеянное зерно и при
себе же мерою ссыпать в амбары. Кроме того, завела книгу, в которую записывала приход и расход, и раза два в год проверяла наличность. Она уже не говорила, что у нее сусеки наполнены верхом, а прямо
заявляла, что умолот дал столько-то четвертей, из которых, по ее соображениям, столько-то должно поступить в продажу.
Видимо, Штофф побаивался быстро возраставшей репутации своего купеческого адвоката, который быстро шел в гору и забирал большую силу. Главное, купечество верило ему. По наружности Мышников остался таким же купцом, как и другие, с тою разницей, что носил золотые очки. Говорил он с рассчитанною грубоватою простотой и вообще старался держать
себя непринужденно и с большим гонором. К Галактиону он отнесся подозрительно и с первого раза
заявил...
— Ну, Галактион Михеич, ты нам всю обедню испортил, — шепотом
заявил Голяшкин, запирая за
собой дверь. — Ни раньше, ни после тебя принесло. Горничной-то прямо было наказано никого не принимать, а она увидала тебя и сбежала. Известно, дура.
Но вот наконец я сдал экзамен в третий класс, получил в награду Евангелие, Басни Крылова в переплете и еще книжку без переплета, с непонятным титулом — «Фата-Моргана», дали мне также похвальный лист. Когда я принес эти подарки домой, дед очень обрадовался, растрогался и
заявил, что всё это нужно беречь и что он запрет книги в укладку
себе. Бабушка уже несколько дней лежала больная, у нее не было денег, дед охал и взвизгивал...
Одни находили Сахалин плодороднейшим островом и называли его так в своих отчетах и корреспонденциях и даже, как говорят, посылали восторженные телеграммы о том, что ссыльные наконец в состоянии сами прокормить
себя и уже не нуждаются в затратах со стороны государства, другие же относились к сахалинскому земледелию скептически и решительно
заявляли, что сельскохозяйственная культура на острове немыслима.
— Я ему говорю: «Иди, негодяй, и
заяви директору, чтобы этого больше не было, иначе папа на вас на всех донесет начальнику края». Что же вы думаете? Приходит и поверит: «Я тебе больше не сын, — ищи
себе другого сына». Аргумент! Ну, и всыпал же я ему по первое число! Ого-го! Теперь со мной разговаривать не хочет. Ну, я ему еще покажу!
— Вы поняли, — продолжал он, — что, став женою Алеши, могли возбудить в нем впоследствии к
себе ненависть, и у вас достало благородной гордости, чтоб сознать это и решиться… но — ведь не хвалить же я вас приехал. Я хотел только
заявить перед вами, что никогда и нигде не найдете вы лучшего друга, как я. Я вам сочувствую и жалею вас. Во всем этом деле я принимал невольное участие, но — я исполнял свой долг. Ваше прекрасное сердце поймет это и примирится с моим… А мне было тяжелее вашего, поверьте!
Анпетов по-прежнему остался в толпе,
заявляя о
себе одним лишь ликованием и нося в своем чистом сердце только одну гражданскую зависть — к Луке Кисловскому.
— «Ничего», — говорит. И знаешь, как он спросил о племяннике? «Что, говорит, Федор хорошо
себя вел?» — «Что значит — хорошо
себя вести в тюрьме?» — «Ну, говорит, лишнего чего не болтал ли против товарищей?» И когда я сказал, что Федя человек честный и умница, он погладил бороду и гордо так
заявил: «Мы, Сизовы, в своей семье плохих людей не имеем!»
Мисаил был рад
себя заявить. Но, как человек небогатый, попросил денег на расходы поездки и, опасаясь противодействия грубого народа, попросил еще распоряжения губернатора о том, чтобы местная полиция в случае надобности оказывала ему содействие.
На другой день Василий сделал, как хотел. Он стал жаловаться на хлеб, что сыр, подбил всех арестантов звать к
себе смотрителя,
заявить претензию. Смотритель пришел, обругал всех, и узнав, что затейщик всего дела Василий, велел посадить его отдельно в одиночную камеру верхнего этажа.
Никакого новшества они не могли предпринять, в котором губернатор заранее не
заявил бы
себя инициатором.
Повторяю: при таких условиях одиночество лишает человека последнего ресурса, который дает ему возможность
заявлять о своей живучести. Потребность усчитать самого
себя, которая при этом является, приводит за
собой не работу мысли в прямом значении этого слова, а лишь безнадежное вращение в пустоте, вращение, сопровождаемое всякого рода трусостями, отступничествами, малодушиями.
На одном из немногочисленных ее домов он увидел вывеску: «Итальянская кондитерская Джиованни Розелли»
заявляла о
себе прохожим.
Уж один вид входившего Липутина
заявлял, что на этот раз он имеет особенное право войти, несмотря на все запрещения. Он вел за
собою одного неизвестного господина, должно быть приезжего. В ответ на бессмысленный взгляд остолбеневшего Степана Трофимовича он тотчас же и громко воскликнул...
Он отстал. Николай Всеволодович дошел до места озабоченный. Этот с неба упавший человек совершенно был убежден в своей для него необходимости и слишком нагло спешил
заявить об этом. Вообще с ним не церемонились. Но могло быть и то, что бродяга не всё лгал и напрашивался на службу в самом деле только от
себя, и именно потихоньку от Петра Степановича; а уж это было всего любопытнее.
— Потому что вся воля стала моя. Неужели никто на всей планете, кончив бога и уверовав в своеволие, не осмелится
заявить своеволие, в самом полном пункте? Это так, как бедный получил наследство и испугался и не смеет подойти к мешку, почитая
себя малосильным владеть. Я хочу
заявить своеволие. Пусть один, но сделаю.
— Врете вы. Я
заявил письмом из Петербурга, а в Петербурге заплатил вам сто двадцать талеров, вам в руки… и они туда отосланы, если только вы не задержали у
себя.
— Я обязан неверие
заявить, — шагал по комнате Кириллов. — Для меня нет выше идеи, что бога нет. За меня человеческая история. Человек только и делал, что выдумывал бога, чтобы жить, не убивая
себя; в этом вся всемирная история до сих пор. Я один во всемирной истории не захотел первый раз выдумывать бога. Пусть узнают раз навсегда.
Дочь же ее, Екатерина Филипповна, воспитывалась в Смольном монастыре, а потом вышла замуж за полковника Татаринова, который был ранен под Лейпцигом и вскоре после кампании помер, а Екатерина Филипповна приехала к матери, где стала
заявлять, что она наделена даром пророчества, и собрала вкруг
себя несколько адептов…
Когда это объяснение было прочитано в заседании, я, как председатель и как человек, весьма близко стоявший к Иосифу Алексеичу и к Федору Петровичу, счел
себя обязанным
заявить, что от Иосифа Алексеича не могло последовать разрешения, так как он, удручаемый тяжкой болезнью, года за четыре перед тем передал все дела по ложе Федору Петровичу, от которого Василий Дмитриевич, вероятно, скрыл свои занятия в другой ложе, потому что, как вы сами знаете, у нас строго воспрещалось быть гроссмейстером в отдаленных ложах.
С своей стороны, и Парамонов снисходил к ее женской слабости и не
заявил ни малейшей претензии, когда она в первый раз завела
себе метрдотеля.
Синкрайт остановился, не зная, разрешено ли ему тронуть этот вопрос. Я кивнул. У меня был выбор спросить: «Откуда появилась она?» — и тем, конечно, дать повод счесть
себя лжецом — или поддержать удобную простоту догадок Синкрайта. Чтобы покончить на втором, я
заявил...
— О женщина, ты видишь перед
собой героя, —
заявлял немного сконфуженный этой маленькой комедией Пепко. — Жалею, что не могу тебе представить в виде доказательства свои раны… Да, настоящий герой, хотя и синий.
— Представьте
себе, этот сумасшедший Пепко едет на войну, —
заявила однажды Аграфена Петровна (она говорила «сумашедчий», как горничная). — Анюта прибегала ко мне…
— И я, братец, тоже больше не могу… — с прежним смирением
заявил Зотушка, поднимаясь с места. — Вы думаете, братец, что стали богаты, так вас и лучше нет… Эх, братец, братец! Жили вы раньше, а не корили меня такими словами. Ну, Господь вам судья… Я и так уйду, сам… А только одно еще скажу вам, братец! Не губите вы
себя и других через это самое золото!.. Поглядите-ка кругом-то: всех разогнали, ни одного старого знакомого не осталось. Теперь последних Пазухиных лишитесь.